— Вот твоя свекровь опять деньги из нашего шкафа взяла, — Ольга держала в руках конверт, в котором ещё вчера лежало пятнадцать тысяч рублей, отложенных на ремонт в детской. Теперь там оставалось только пять.
Она стояла посреди спальни, глядя на мужа, который только что вернулся с работы. Игорь устало опустился на край кровати, не снимая пиджака. На его лице читалось привычное выражение человека, который не хочет ввязываться в очередной семейный конфликт.
Три года назад, когда свекровь Валентина Петровна переехала к ним после продажи своей однокомнатной квартиры на окраине, всё казалось логичным и правильным. Женщине было шестьдесят два года, здоровье пошаливало, а деньги от продажи квартиры она, по её словам, положила на депозит, чтобы «не быть обузой».
Первые полгода прошли относительно мирно. Валентина Петровна помогала с маленькой Машей, готовила обеды, пока Ольга была на работе. Но постепенно что-то начало меняться. Сначала это были мелочи: свекровь стала распоряжаться на кухне как полноправная хозяйка, переставляла вещи по своему усмотрению, делала замечания о том, как Ольга воспитывает дочь.
А потом начались пропажи денег. Сначала небольшие суммы — тысяча здесь, две там. Ольга списывала это на собственную забывчивость. Но когда из отложенных на отпуск сорока тысяч исчезло пятнадцать, она поняла, что дело не в забывчивости.
— Мам, может, ты по ошибке взяла? — как-то спросила Ольга, стараясь говорить максимально мягко.
— Что ты такое говоришь! — возмутилась свекровь. — Я что, воровка какая-то? У меня свои деньги есть!
Но свои деньги Валентина Петровна почему-то никогда не показывала. На все вопросы о депозите она отвечала уклончиво, мол, нельзя снимать раньше срока, потеряет проценты. При этом одевалась она всё лучше, покупала дорогую косметику, а недавно Ольга заметила у неё новый смартфон последней модели.
— Игорь, это уже не первый раз, — продолжала Ольга, всё ещё держа в руках опустевший конверт. — Мы копили эти деньги три месяца. У Маши обои отклеиваются, окно продувает. А твоя мать просто берёт наши деньги, как будто это её личная касса!
Игорь тяжело вздохнул и потёр виски. Эти разговоры измучили его. С одной стороны — мать, которая вырастила его одна, всю жизнь работала на двух работах, чтобы дать ему образование. С другой — жена, мать его ребёнка, женщина, с которой он собирался прожить всю жизнь.
— Оль, ну может, ей действительно нужно было. Она же не просто так взяла. Может, к врачу сходила платному или лекарства купила.
— К какому врачу? — Ольга села рядом с ним, стараясь говорить спокойно. — Она вчера два часа в парикмахерской просидела. Я встретила Нину Васильевну из соседнего подъезда, она мне рассказала. Твоя мать там мелирование делала за восемь тысяч! На наши с тобой деньги!
В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату заглянула сама Валентина Петровна. Она была в новом шёлковом халате, волосы аккуратно уложены — действительно, следы дорогой парикмахерской были очевидны.
— О чём это вы тут шепчетесь? — спросила она с лёгкой улыбкой, но в глазах мелькнула настороженность.
Ольга встала, крепче сжимая конверт. Она понимала, что момент истины настал. Больше нельзя молчать и делать вид, что ничего не происходит.
— Валентина Петровна, мы говорим о деньгах, которые пропали из этого конверта. Вчера здесь было пятнадцать тысяч, сегодня — пять. Это были деньги на ремонт в комнате Маши.
Свекровь изобразила на лице крайнее удивление, даже hand приложила к груди в театральном жесте.
— И ты думаешь, что я взяла? Ольга, как тебе не стыдно! Я столько для вашей семьи делаю, с ребёнком сижу, готовлю, убираю. А ты меня в воровстве обвиняешь!
— Я никого не обвиняю, — твёрдо сказала Ольга. — Я просто констатирую факт: деньги пропали. И это не первый раз. За последние полгода из нашего дома пропало больше пятидесяти тысяч рублей. У меня есть все записи.
Она достала из ящика тумбочки блокнот, где аккуратным почерком были записаны даты и суммы. Игорь удивлённо посмотрел на жену — он не знал, что она вела такую статистику.
— Пятнадцатое марта — три тысячи из кухонного ящика. Второе апреля — пять тысяч из моей сумки. Двадцать восьмое апреля — семь тысяч из конверта с надписью «На дачу». И так далее.
Валентина Петровна покраснела, но быстро взяла себя в руки.
— Игорь, ты слышишь, что говорит твоя жена? Она за мной следит, записывает! Как будто я преступница какая-то! Я, которая тебя вырастила, всю жизнь на тебя положила!
И тут она заплакала. Не просто заплакала — зарыдала, всхлипывая и причитая о том, как она несчастна, как неблагодарен сын, как невестка её травит. Игорь, как всегда в таких ситуациях, растерялся. Он встал, не зная, к кому подойти — к матери или к жене.
— Мам, успокойся, никто тебя не обвиняет…
— Как это не обвиняет? — Валентина Петровна всхлипнула ещё громче. — Она же прямо сказала, что я воровка! В моём возрасте, после всего, что я для вас сделала!
Ольга смотрела на эту сцену с горькой усмешкой. Она уже не раз видела эти спектакли. Стоило только заговорить о чём-то неприятном для свекрови, как тут же начинались слёзы, упрёки, напоминания о жертвах и заслугах.
— Валентина Петровна, давайте говорить по существу. Где деньги?
— Какие деньги? Я не брала никаких денег! — свекровь вытерла глаза кружевным платочком. — Может, ты сама потратила и забыла? Или Игорь взял?
— Я не брал, — тихо сказал Игорь.
— Вот видишь, сын меня защищает! — торжествующе воскликнула Валентина Петровна. — А ты, Ольга, должна извиниться за свои обвинения!
Ольга почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Три года она терпела. Три года молчала, когда свекровь критиковала её готовку, её методы воспитания, её внешний вид. Три года делала вид, что не замечает пропажи денег, лишь бы сохранить мир в семье. Но сегодня чаша терпения переполнилась.
— Знаете что, Валентина Петровна, — сказала она, и в её голосе зазвучала сталь. — Мне надоело играть в эти игры. Завтра я ставлю камеру в нашу спальню. И если деньги продолжат пропадать, у нас будут доказательства.
Свекровь побледнела, потом снова покраснела.
— Камеру? Ты хочешь за мной следить? Игорь, ты слышишь? Твоя жена хочет превратить наш дом в тюрьму!
— Это не наш дом, это мой и Игоря дом, — жёстко отрезала Ольга. — И я имею право защищать свою собственность.
— Ах, так значит, я здесь чужая? — Валентина Петровна всплеснула руками. — Сын, ты слышишь? Я для неё чужая! После того, как продала свою квартиру, чтобы вам помочь!
Тут Ольга насторожилась. Это было что-то новое.
— Что значит «помочь»? Вы же сказали, что деньги на депозите.
Валентина Петровна осеклась, поняв, что сказала лишнее. Но отступать было поздно.
— Ну… часть на депозите, а часть я вам дала. На первоначальный взнос за эту квартиру.
Ольга обернулась к мужу. Игорь сидел, опустив голову, и молчал. По его виду было понятно — он знал. Знал и молчал все эти годы.
— Игорь, это правда?
Он кивнул, не поднимая глаз.
— Мама дала нам двести тысяч. Без них мы бы не смогли взять ипотеку.
Ольга села обратно на кровать. В голове лихорадочно крутились мысли. Вот почему Игорь всегда защищал мать. Вот почему терпел все её выходки. Они были должны ей. И Валентина Петровна этим пользовалась.
— Почему ты мне не сказал?
— Мама попросила не говорить. Сказала, что ты будешь чувствовать себя обязанной, неуютно…
Ольга горько рассмеялась.
— То есть лучше, чтобы я чувствовала себя обворованной в собственном доме?
— Вот! — торжествующе воскликнула свекровь. — Теперь ты знаешь правду! Это я помогла вам купить эту квартиру! И я имею полное право брать деньги, когда мне нужно! Это компенсация за мою квартиру!
— Компенсация? — Ольга встала, чувствуя, как гнев придаёт ей сил. — Вы живёте здесь три года бесплатно. Едите нашу еду, пользуетесь коммунальными услугами, за которые мы платим. Если посчитать, сколько бы вы потратили на аренду жилья и еду за это время, это намного превысит ваши двести тысяч!
Свекровь открыла рот, чтобы возразить, но Ольга не дала ей говорить.
— И знаете что? Давайте решим этот вопрос раз и навсегда. Я подсчитаю, сколько мы потратили на ваше содержание за три года, вычту двести тысяч, и если мы вам ещё должны — будем выплачивать. А если нет — прекращайте брать наши деньги!
На следующий день Ольга действительно села за расчёты. Она подняла все чеки, квитанции, выписки из банка. Средняя стоимость аренды однокомнатной квартиры в их районе — двадцать пять тысяч в месяц. За три года — девятьсот тысяч. Питание — минимум десять тысяч в месяц на человека. Ещё триста шестьдесят тысяч. Коммунальные услуги, интернет, лекарства, которые они покупали для свекрови…
Вечером она показала расчёты Игорю и Валентине Петровне. Итоговая сумма превышала полтора миллиона рублей.
— Вот, — сказала Ольга, кладя листки на стол. — За три года мы потратили на Валентину Петровну больше полутора миллионов. Минус двести тысяч, которые она дала на квартиру. Получается, что это мы ей переплатили больше миллиона трёхсот тысяч.
Свекровь смотрела на цифры, и её лицо становилось всё бледнее.
— Это… это неправильные расчёты! Я же помогаю по дому, с ребёнком…
— Хорошо, — кивнула Ольга. — Давайте посчитаем и вашу помощь. Няня — двести рублей в час. Вы сидите с Машей примерно два часа в день. Четыреста рублей в день, двенадцать тысяч в месяц. За три года — четыреста тридцать две тысячи. Уборка — раз в неделю, две тысячи за раз. Ещё сто четыре тысячи в год. Готовка — допустим, пятьсот рублей в день. Это пятнадцать тысяч в месяц. Складываем всё вместе, получается около миллиона за три года. Всё равно мы переплатили вам триста тысяч.
Игорь сидел молча, переводя взгляд с жены на мать. Он никогда не видел Ольгу такой — собранной, решительной, вооружённой цифрами и фактами.
— Так что, Валентина Петровна, — продолжала невестка, — предлагаю заключить договор. Письменный. Где будет чётко прописано: вы больше не берёте наши деньги без спроса. Взамен мы продолжаем предоставлять вам жильё и питание. Или второй вариант — вы съезжаете и снимаете себе жильё на те деньги, что у вас якобы лежат на депозите.
— Игорь! — взмолилась свекровь. — Ты позволишь ей так со мной разговаривать? Я твоя мать!
Игорь молчал долго. Потом поднял голову и посмотрел на мать.
— Мам, Оля права. Мы не можем больше так жить. Постоянные пропажи денег, ссоры… Маша уже начинает понимать, что происходит. Вчера спросила, почему баба Валя и мама не разговаривают.
— Так это всё из-за неё! — указала пальцем на невестку Валентина Петровна. — Она меня провоцирует!
— Нет, мам. Это из-за того, что ты берёшь деньги без спроса. Если бы ты просто попросила, мы бы дали. Но ты берёшь тайком, а потом отрицаешь. Это неправильно.
Впервые за три года Игорь встал на сторону жены. Валентина Петровна смотрела на сына, как на предателя.
— Я не думала, что доживу до такого… Родной сын отворачивается от меня из-за какой-то…
— Мама, не надо! — резко оборвал её Игорь. — Ольга — моя жена и мать моего ребёнка. И я не позволю её оскорблять.
В комнате повисла тишина. Валентина Петровна поднялась, держась за сердце.
— Ну что ж… Я всё поняла. Я здесь лишняя. Завтра же начну искать квартиру.
Она театрально вышла из комнаты. Ольга и Игорь остались сидеть за столом.
— Прости, — тихо сказал Игорь. — Я должен был раньше это прекратить.
Ольга взяла его за руку.
— Главное, что ты сейчас меня поддержал.
На следующее утро Валентина Петровна демонстративно собирала вещи, громко вздыхая и причитая. Но Ольга и Игорь держались стойко. Они понимали — это очередной спектакль.
К вечеру свекровь поняла, что манипуляция не работает. Она вышла из своей комнаты с заплаканными глазами.
— Хорошо, — сказала она тихо. — Я больше не буду брать деньги. Обещаю.
— Валентина Петровна, дело не только в деньгах, — мягко сказала Ольга. — Дело в доверии. В уважении. Мы семья, и мы должны уважать друг друга.
Свекровь кивнула. Впервые за три года она выглядела не грозной манипуляторшей, а просто пожилой женщиной, которая боится остаться одна.
— Я… я просто привыкла всё контролировать. Всю жизнь сама решала, сама зарабатывала. А тут вдруг оказалась зависимой от вас. Это сложно.
— Вы не зависимы, — возразил Игорь. — У вас есть деньги от продажи квартиры.
Валентина Петровна опустила голову.
— Были. Я их потратила. На пластическую операцию, на отдых в санатории, на одежду… Я думала, что заслужила после стольких лет работы. А потом деньги кончились, и я начала брать ваши. Сначала собиралась вернуть, но…
Ольга и Игорь переглянулись. Всё встало на свои места.
— Почему вы не сказали? Мы бы помогли, — сказала Ольга.
— Стыдно было. Я всю жизнь была сильной, независимой. А тут вдруг — просить деньги у невестки…
Ольга встала и подошла к свекрови.
— Валентина Петровна, просить — не стыдно. Стыдно — воровать. Давайте начнём сначала. Без тайн, без обид. Вы — часть нашей семьи, бабушка нашей дочери. Но это означает, что мы должны доверять друг другу.
Свекровь подняла на неё глаза, полные слёз.
— Ты… ты правда готова простить меня?
— Готова. Но больше никаких тайн. Договорились?
Валентина Петровна кивнула и неожиданно обняла невестку. Впервые за три года это были искренние, не наигранные объятия.
Прошёл месяц. В доме воцарилась непривычная тишина — не гнетущая, а спокойная. Валентина Петровна больше не брала деньги без спроса. Когда ей что-то было нужно, она просто говорила об этом. Иногда Ольга и Игорь давали, иногда объясняли, что сейчас не могут. И свекровь понимала.
Удивительно, но отношения между невесткой и свекровью стали даже лучше, чем были в начале. Без тайн и недомолвок оказалось намного проще жить. Валентина Петровна перестала критиковать Ольгу, а та, в свою очередь, стала больше прислушиваться к советам свекрови.
Однажды вечером, когда вся семья сидела за ужином, маленькая Маша сказала:
— Как хорошо, что баба Валя и мама теперь дружат!
Взрослые переглянулись и улыбнулись. Да, путь к этой дружбе был непростым. Пришлось пройти через обиды, слёзы, жёсткие разговоры. Но результат того стоил.
— Знаешь, Оля, — сказала как-то Валентина Петровна, когда они вдвоём пили чай на кухне. — Я теперь понимаю, почему Игорь тебя выбрал. Ты сильная. Не побоялась мне правду сказать. Моя бы невестка такая была, может, и я была такой свекровью…
Ольга улыбнулась.
— Валентина Петровна, вы и сейчас хорошая свекровь. Просто мы все иногда ошибаемся. Главное — уметь признавать свои ошибки и исправлять их.
— Да, — кивнула свекровь. — Знаешь, а я ведь горжусь тобой. Правда. Не каждая невестка смогла бы так — и правду сказать, и простить потом.
Они допили чай в комфортной тишине. За окном шёл снег, в детской спала Маша, из гостиной доносился голос Игоря, что-то рассказывающего по телефону. Обычный семейный вечер. Но теперь в этой семье не было тайн, не было обид. Была честность, доверие и взаимное уважение.
И когда через несколько месяцев Ольга узнала, что беременна вторым ребёнком, первой, кому она сообщила эту новость после мужа, была свекровь. Валентина Петровна расплакалась от счастья и сказала:
— Спасибо тебе, доченька. За всё. За то, что не дала мне превратиться в монстра. За то, что сохранила нашу семью. За внуков. За то, что приняла меня такой, какая я есть.
История этой семьи — не сказка с идеальным концом. Были ещё трудности, недопонимания, моменты раздражения. Но больше не было лжи и воровства. И это главное. Потому что семья — это не там, где всё идеально. Семья — это там, где умеют прощать, признавать ошибки и начинать сначала. Где невестка может стать свекрови настоящей дочерью, а свекровь — второй мамой. Где деньги не становятся важнее отношений, а правда, даже горькая, ценится выше сладкой лжи.