Утром, когда я наливала воду в чайник, линолеум под босыми ногами показался особенно холодным. Трещина у плиты расширилась — вчера её не было. Или я просто не замечала.
— Поля, завтрак готов, — позвала я дочь, расставляя тарелки с привычной автоматичностью.
Пятнадцатилетняя Полина вышла из своей комнаты, волосы растрёпаны, взгляд мрачный. Села за стол, не поднимая глаз.
— Как дела в школе? — спросила я, хотя знала, что ответа не будет. Полина молчала, ковыряя вилкой яичницу.
На столе завибрировал телефон. На экране всплыло сообщение от Димы: «Ты меня простишь?»
Я быстро перевернула телефон, но было поздно — Полина успела прочитать.
— Опять? — она бросила вилку на тарелку. — Ты его простишь, как всегда?
— Поля, не начинай...
— Что не начинать? — голос дочери стал резким. — Я не могу больше сидеть за одним столом с ним! Понимаешь?
Она встала, стул скрипнул по полу. Дверь в её комнату хлопнула так, что задрожали стены.
Кофе пролился на потрескавшийся линолеум тёмным пятном. Я смотрела, как жидкость растекается по щелям, и не могла заставить себя встать, взять тряпку, убрать. В горле стоял комок, руки дрожали.
В прихожей зазвонил домофон. Мамин голос:
— Леночка, это я. Зайду узнать, как дела.
Я открыла дверь, мама вошла, оглядела кухню — пролитый кофе, нетронутые тарелки, мой помятый вид.
— Димка ночевал дома? — осторожно спросила она.
— На диване.
— Понятно. А что Полина?
— Не разговаривает. С ним вообще не хочет видеться.
— Леночка, — начала мама тихо, — в жизни всякое случается...
Телефон снова завибрировал. Потом ещё раз. Я не смотрела на экран, но чувствовала, как каждое сообщение от Димы ложится на плечи дополнительной тяжестью.
«Как это — жить заново, когда не хочется возвращаться ни к кому?» — думала я, глядя в окно.
Дима вернулся домой около двух дня. Услышала, как ключи дребезжат в замке — руки у него тряслись. На кухню зашёл с виноватым видом, избегал смотреть в глаза.
— Будешь обедать? — спросила я, ставя на плиту кастрюлю с супом.
— Буду. — Он сел за стол, пальцы барабанили по столешнице. — Лена, ты что, меня специально игнорируешь?
Я помешивала суп, не оборачиваясь.
— Я же всё объяснил, — продолжил он. — Прости меня, ну.
— Объяснил? — Я всё-таки обернулась. — Что именно ты объяснил, Дима?
— Ну... что это ничего не значило. Что я тебя люблю.
Телефон лежал рядом с плитой. Я взяла его, открыла сообщения — десяток непрочитанных от него. «Прости меня», «Не молчи», «Поговорим».
— Вот это? — показала я экран. — Это твои объяснения?
Дима дёрнулся, его лицо покраснело.
— Да что ты как следователь! Сама довела! — голос его сорвался на крик. — Холодная стала, не давала даже обнять! Ушла в детей, а про мужа забыла!
В ушах зашумело. Запах пригорающего супа, его обвиняющий взгляд, звон собственного сердца — всё смешалось.
— Не смей! — я выключила плиту, повернулась к нему. — Не смей меня винить! Кто должен был поддерживать? Я, которая с детьми на руках, без сна, без отдыха?
— А кто четыре месяца с другой спал? — голос мой стал тише, но жёстче. — Измена — это конец, Дима. Для меня всегда было концом.
Хлопнула дверь в Полиной комнате. Она всё слышала. Опять.
— Ты всё испортил, — прошептала я.
Дима встал, прошёл мимо меня к выходу из кухни.
— Не я... — бросил он, уже из коридора.
Я осталась одна с пригоревшим супом и мыслью: «Есть ли у нас хоть что-то целое?»
Ночью мы лежали по разные стороны кровати. Между нами — километры холодной простыни. Я смотрела в потолок, считая трещины в штукатурке, а Дима ворочался, вздыхал.
— Лен, — тихо позвал он. — Может, поговорим?
Молчание.
— Я правда люблю тебя... — голос его дрогнул. — Дай шанс, а? Я изменюсь.
Я села на кровати, взяла телефон с тумбочки. Экран осветил комнату — куча непрочитанных сообщений. От мамы, от него, рабочие уведомления.
— Перестань, — сказала я, не оборачиваясь.
— Что перестань?
— Давить на меня. Я должна подумать.
На следующий день я убиралась в детской. Полина зашла резко, хлопнув дверью.
— Ты чего зациклилась? — спросила она, швыряя рюкзак на кровать. — Если он останется — я уйду к бабушке.
— Поля, не говори так...
— А что говорить? — она развернулась ко мне. — Ты с ним или за нас, мам?
Я сложила детские футболки в стопку, пытаясь не смотреть дочери в глаза. На стене висели рисунки младшего — домики, солнышки, семья из четырёх человечков, держащихся за руки.
— Всё не так просто, Полина.
— Просто! — она топнула ногой. — Он тебя предал. Точка.
В комнату вошёл Дима. Лицо осунувшееся, глаза красные.
— Я поменялся, Лена, пойми! — он не смотрел на Полину. — Ради семьи! Ради вас!
— Поменялся? — голос дочери стал ледяным. — За четыре месяца измен поменялся?
— Полина, иди к себе, — тихо сказала я.
— Не пойду! Дети не игрушки! Тут все страдают, ты думаешь, только тебе больно?
В дверном проёме появилась мама.
— Будешь ломать семью — детям хуже, — сказала она назидательно. — Решать всё равно тебе, Лена. Я не вмешиваюсь.
Давление со всех сторон накрыло меня волной. Муж с мольбой в глазах, дочь с обвинением, мать с упрёком.
— Я не обязана всё прощать! — крикнула я и выскочила из комнаты.
В подъезде пахло пылью и сигаретами. Я прислонилась к стене, стукнула по ней кулаком.
«Дальше — всё для себя, — билось в висках. — Я устала быть стеной».
Поздним вечером Дима сидел на кухне, обхватив голову руками.
— Без тебя я не смогу, — сказал он, когда я вошла. — Я люблю тебя, ты же... ты ж сильная, Лена!
Впервые за эти дни я спокойно посмотрела ему в глаза. Не отвела взгляд, не отвернулась.
— Ты хочешь, чтобы я была сильной за двоих? — спросила я тихо.
— Я слабый, прости...
Я подошла к шкафу, достала свою сумку.
— Что ты делаешь? — Дима встал.
— Это мой дом, мои дети и моя жизнь, — сказала я, кладя в сумку документы. — Давай больше не мучить друг друга.
— Лена, не делай глупостей...
— Я не хочу и не могу больше жить в прошлом.
Я прошла мимо него к выходу из кухни.
— Лена!
— Я не обязана тебя спасать, Дима.
На лестничной площадке было свежо. Металлическая ручка двери холодила ладонь. Впервые за много дней я вдохнула полной грудью — воздух показался просторным, свободным.
«Что теперь? Смогу ли я быть счастливой?»
По небу плыли хмурые тучи, где-то щебетали птицы. Я сидела на скамейке с сумкой рядом, смотрела на детскую площадку.
Телефон показал новые сообщения. От мамы: «Поддержу в любом решении». От Полины: «Ты самая лучшая».
Я смотрела на экран и чувствовала: решение принято. Не ради кого-то, а ради себя.
Ветер трепал ветви деревьев, солнце поднималось всё выше. Я встала, закинула сумку на плечо и пошла вперёд — туда, где начиналась новая жизнь.
А что бы вы сделали на моём месте — простили бы или начали жизнь заново?
Спасибо, что читаете! Оставьте комментарий или лайк, буду рада вашей активности.
Рекомендую к прочтению: