Из серии Эвенские этюды
Ремарка. После армии я год работал в Сеймчанской геологоразведке, а затем устроился в оленеводческий совхоз «Рассохинский», мастером строительного участка. Основной объём работ был в оленеводческих бригадах и на отделениях. Короче, вплотную к пастухам эвенам. Даже после развала хозяйства не прерывал связи с некоторыми из них.
Десантура
Илья Сергеевич Хабаровский работал в четвертой бригаде совхоза «Рассохинский». Работал хорошо, имел семью – красавицу жену Катю и несколько детишек. Обычный, неприметный представитель эвенского сообщества коренных народов Крайнего Северо-Востока России, нашей необъятной Родины. Но было одно обстоятельство, которое резко выделяло его среди других мужчин оленеводов – он мнил себя десантником. Хотя, по-моему, служил не в ВДВ.
По трезвому Ильлюша производил впечатление добропорядочного молодого семьянина. Но стоило лишь паре капель «сакэ» попасть ему на язык, он становился на защиту Родины. Ладно если бы на словах, так он тут же норовил выпрыгнуть в окно с криком «ура!». Сам с семьёй жил на втором этаже и, в случае празднований, полёт заканчивался удачно, без травм.
Всё это веселило окружающих до одного, не очень приятного случая. Однажды летом, во времена горбачевской перестройки, собрались на майские кооператоры, хозяева жизни, на хате одного из них. Был среди них и Илья. Парни были не очень в курсе, скажем так, изюминки его характера.
Сидят, пируют. Счёт пошел на второй десяток водочки и коньячка, в шахматном, как «грится», порядке. И вдруг, Илья Сергеич, с криком «Банзай!», ну или как там ещё, выпрыгивает в открытое окно. А квартира-то на пятом этаже. Правда, под окнами не асфальт, а торфяной грунт. Все, с рюмками и фужерами, застыли как изваяния.
Обошлось. Сломал только ключицу. Спасло его то, что под окном стоял угловой столб с укосиной, а под укосину накануне жэкэховцы привезли торф для газона. Ильюша спикировал аккурат в эту кучу. Многие потом сожалели, что это была куча торфа, а не субстанции для повышения плодородия почвы.
Всем казалось, что этот урок Ильля усвоит навечно, но не прошло, грубо говоря, и полгода, как это действо, больше похожее на фарс, чуть было не повторилось. Причём в международном, можно сказать, масштабе.
Совхоз наш до восьмидесятых годов был среднестатистическим предприятием. Поголовье 12 тысяч голов, коллектив - человек 130, техники — пара машин, с десяток тракторов, да два вездехода. Но в 1985 году к нам пришёл новый директор, Пётр Андреевич Морозов. Он повернул жизнь хозяйства на 180 градусов.
Руководству пришлось носить с собой на оперативки блокнот с карандашом. Все действия на производстве теперь надо было просчитывать с точки зрения выгоды. Подробней я остановлюсь на этом в другой раз, а сейчас поясню, почему эта тема возникла в связи с Ильёй Сергеевичем.
Так вот, директор так наладил работу хозяйства, что половина коллектива перебывала в заграничных поездках. Ильля ездил, в составе делегации совхоза и представителей министерства сельского хозяйства СССР, в славный город Сан-Франциско. Вместе с женой, кстати, как и другие оленеводы, что не помешало им там попасть в щекотливую ситуацию, а точнее в запой. Когда мы прилетели в Анкоридж, нам представитель нашего «партнёра» выдал долларов по шестьдесят на карманные расходы. Потом, на следующий день, мы полетели во «Фриско» и сам партнёр там осчастливил нас ещё несколькими сотнями баксов на человека. Женщины, в том числе и жены оленеводов прошерстили все близлежащие к Маркет-стрит магазинчики, а мужики надыбали такой же, только со спиртным. Там продавались шикарные вещи – дорогие виски, бурбон, вина и, к нашему сожалению, недорогой джин. Всего-то шесть американских денег за 500 милилитров.
И понеслась! Неделя, которая нам была отпущена главным оленьим божеством в Америке, ознаменовалась постоянной боязнью чего-то того, что вызовет дипломатический скандал. Ну и оный чуть было не случился.
Жили мы, как я уже писал на углу улиц Монтгомери и Маркет, в отеле викторианского стиля. Располагались все на четвёртом этаже. И однажды всем пришлось собраться в большом номере, где жили мужчины оленеводы и держать Ильлю под руки. А он, как Вы догадались, собирался десантироваться прямо на булыжную мостовую. Этаж вроде не высокий, но это обманчивое впечатление – высота каждого яруса здесь была метра четыре, как любят богатые люди, со времен Скарлет О'Хары и Ретта Батлера. То есть метров 15 минимум – наш седьмой этаж.
Задолбал! Посовещались и решили открыть окно и предложить прыгнуть без помех. И… Илья Сергнеевич излечился – посмотрел вниз и сказал: - «Здесь прыгать не буду, дождь на улице!». Пить не перестал, но уже не отвлекал нас своими подвигами.
На обратном пути порывался похмелиться в самолёте, и всё задавал вопрос шикарной стюардессе:
- Пиво есть?
Я, сидя в соседнем кресле, отвечал на недоумённо поднятую бровь:
- Сок есть?
Но всё равно, Илюша чуть было не подгадил нам в Сиэтле. Мы сели на дозаправку и пересадку пассажиров. Вышли в здание аэропорта и Илья начал ржать над полицейским, а тот через переводчика пообещал ссадить его с рейса и отправить в обезьяник. С трудом уговорили его не обращать внимания на «умалишённого», как мы его представили.
Но, справедливости ради, надо сказать, что полицай и вправду был смешной – за два метра ростом, с шевелюрой а'ля Анжела Дэвис и, к тому же, … негр
Партнёр — господин Вэнг, американец корейского происхождения.