«Весь мир — театр, а люди в нём — актёры». Ещё Уильям Шекспир говорил эти гениальные слова. Но главное — не переиграть и в итоге выйти из образа.
Владимир здравствуйте, ваш путь к сцене был прямым и явным с детства или желание стать актёром зрело постепенно?
Я с детства мечтал стать актёром, но только скрывал это. Родился в деревне. Был заядлый рыбак, любил одиночество. И когда рыба переставала клевать, я ставил удочку, изображая из себя Жана Маре, представлял, что на меня нападают бандиты. Я лезу на стену, в какую-нибудь крепость, там моя любимая. Я их раскидываю всех и освобождаю свою любимую, мы прыгаем на коней и мчимся по полям, по лугам навстречу нашему счастью.
Как интересно.
Да, это называется в искусстве этюд, а в боксе — бой с тенью.
Почему скрывали?
Не поймут, засмеют пацаны, ведь людям нужен повод, чтобы зацепиться. Я говорил, что хочу быть моряком.
Когда вы поняли, что это ваше призвание, в какой период времени?
Когда я приехал в Москву и поступил в театральную студию при МГУ, учёба давалась мне на удивление легко. Особенно мне запомнились занятия по актёрскому мастерству у Алексея Павловича Чеплиевского, педагога из МГДУ — Московского городского дома учителя. Кажется, сейчас это здание снова стало частным. Упражнения, над которыми мои товарищи-студенты мучительно бились, у меня получались играючи, будто сами собой. И стихи, особенно Шекспира, я запоминал без труда.
То есть можно сказать, что этот момент как раз и был переломным в осознании вашего желания стать актёром?
Да, я определился уже окончательно. Я понял, что у меня есть талант. Буду я актёром и всё, в общем, пойду по этой стезе.
Вы пишете музыку и сценарии, пробовали себя в режиссуре. Что вас вдохновило на этот вид деятельности?
Я всегда любил мечтать и фантазировать. Ещё работая в Тобольском театре, я делал первые пробы пера. Позже я женился на Наталье Ремизовой, журналистке из РИА Новости, вашей коллеге. Мы прожили в гражданском браке около года. Наталья отличалась острым умом и высоким интеллектом. Она вела светскую хронику в РИА Новости, но не просто освещала события. Она умела придать своим заметкам изюминку. Например, она могла написать о предварительном кастинге продолжения фильма «Ко мне, Мухтар!» так: «Иван Иванович Иванов познакомился с Мухтаром, который укусил его, но потом они подружились, благодаря куску мяса, к концу съёмочного дня». Она умела обогатить свои интервью интересными деталями и необычными поворотами.
Именно так она писала и обо мне, с этого, можно сказать, и началось наше знакомство. Забегая вперёд, скажу, что я был женат шесть раз, но по-настоящему счастлив был только с двумя женщинами: с Натальей и с Лидией Николаевной Мартьяновой. Лидия Николаевна — педагог по образованию. Возможно, её педагогический опыт сыграл свою роль. Мы с ней практически никогда не ругались. Иногда, конечно, могли немного поспорить, но не более.
Прислушивались к её мнению.
Её аргументы всегда находили отклик во мне, убеждая даже в самых спорных вопросах. Особенно это проявлялось в искусстве, где её мнению я доверял безоговорочно. Удивительно, но за 20 лет совместной жизни, из которых 13 лет мы прожили в гражданском браке, между нами не возникало ни единой ссоры.
Это вообще очень здорово. Большая редкость, конечно.
Самому не верится, как прожили столько лет. Потому что уважали друг друга.
Я хотела сказать как раз, уважение.
Это, мне кажется, дороже любви. Влюблённые, как правило, друг перед другом любят немножко покуражиться.
Потом это всё немножечко притухает со временем.
Да. А уважение оно остаётся всегда. Я её до сих пор уважаю. Так что она была умница, интеллектуалка и, главное, мудрая.
В восьмидесятом году я работал в Канске, был там передовиком производства. И мне дали путёвку на Олимпиаду в восьмидесятом году в Питер. Питер произвёл на меня сильное впечатление. Я приехал в Канск, пришёл к знакомым, а они из Подмосковья были. Жили в Подмосковье, работали в Москве. Я говорю: «Питер — действительно город, не то, что у нас Канск, просто как деревня». Но, признаться, меня там рыбалка просто привлекала. Они говорят: «А поезжай в Москву». Я в первый год как-то ещё не решился, а на восемьдесят первом поехал в Москву. Устроился на завод там слесарем или токарем, не помню. Работал и там кому-то рассказывал, что мечтаю актёром быть. И кто-то мне сказал, что там набирают курсы, где-то они прочитали объявление, в Доме учителя. И я поехал туда и поступил так легко. Я лучшим был. Учёба давалась мне легко. А всё это судьба, меня Бог, я чувствую, с юности ведёт за ручку, как ребёночка. Помню, Галина Яковлевна Конышева, это был руководитель театра «Рампа», говорит мне: «Володя, сейчас уже конец сезона. Ты пока присмотрись, осмотрись. А осенью, в следующем сезоне, будем ставить пьесу «Начало фанфарного марша по запискам Макаренко». Прошло лето, я осенью пришёл. Я играл воспитателя Антона Семёновича Макаренко. Хорошо всё вроде получилось, и хвалили меня там. И вот на обсуждении Конышева сказала: «Володя, я горжусь тобой». Я уже тогда играл по системе Станиславского. Потом меня взяли в профессиональный театр Канска, но там была плохая атмосфера. Дедовщина, говоря армейским термином.
И это меня выбило из колеи, я зажался и часто переигрывал в спектакле все свои роли. Старался не просто хорошо сыграть, а немножко переигрывал. Отработал сезон, там атмосфера была отвратительная. Я поехал на биржу, и меня Лаптев Николай Серапионович пригласил в Тобольский театр драмы. Там была совершенно иная атмосфера. Доброжелательная такая. И я играл там в каждом спектакле. Даже в сказке «Белоснежка и семь гномов» он мне дал сначала три роли, потом я говорю: «Ну, много, я не смогу три, хотя бы две». Он: «Да, ну, давай две». Я играл этого охотника, по-моему, и кактуса. И на сдаче спектакля Синицын, режиссёр Тобольского театра, говорит: «Пермяков сыграл даже лучше, чем у автора написано». Это меня окрылило, я раскрепостился, поверил в себя, играл небольшие роли. В каждом спектакле мне давали роли. Относились ко мне как к начинающему актёру, а я уже под конец сезона чувствовал, что я как бы вырос, готов главные роли играть.
Я удачно отработал в Тобольском театре. Ещё потом на следующий сезон отработал, всё хорошо было. Потом решил попробовать себя. Уже почувствовал силу в себе такую. Я поехал в Москву сменить театр. И меня пригласили в театр «Студиум МХТТ». Это не МХАТ, это Московское художественное театральное товарищество. Там я тоже играл во всех спектаклях. И платили 150 р. оклад. А я ещё за комнату платил 300, представляете? Я работал на трёх работах. Сцену убирал, 100 р. получал старыми. Это в девяносто первом году. И билеты ещё распространял. Отработав сезон, я понял, что так загоню себя. Надо уходить, чтобы зарабатывать деньги.
Я встал на учёт на актёрский на Мосфильме, на Горького, стали приглашать. Игорь Николаев, я помню. Там я у него снимался в фильме «Генерал» про генерала Горбатова. Играл сотрудника КГБ. Потом роль Зюзикова. Значит, там такая сцена, я пьянь играю. Сижу дома, поддатый. Приходит сосед: «Зюзик, дай мне журнал «Человек и закон». Я говорю: «Зачем он тебе?» Соседка телегу на меня накатала в милицию. Я ему дал журнал, немножко ещё перекинулись словами. И я отхожу, и как бы мысли свои вслух, без всякого подтекста. Говорю: «Хорошо бы, если Зюзик бы бросил пить, женился, стал таким приличным семьянином». Просто мысли свои я вслух произнёс. Решили снять ещё одну сцену. Значит, мы сидим в ресторане с женой, у нас бутылка вина. И я смотрю жадно на эту бутылку. И потянулся налить себе, а она мне — бам — по рукам. Я расстроился, пришёл в ресторан и не выпить ничего. А после съёмок ко мне подходит актёр, который играл официанта, и говорит: я наблюдал за вашей сценой. Думаю, что она будет если не самая лучшая в фильме, то одна из самых лучших. Не сказав ни слова, вы мне сказали всё. Интересно. Мне это тоже окрылило. Я уже не боялся камеры, ничего. Потому что это важно, чтобы быть раскрепощённым. Это психология. Тут главный инструмент актёра. Можно супер талантливым быть, но ничего не сделать. Зажаться, и всё.
Да, серьёзные роли играть легче, чем такого рубаху-парня. Это да. Потом были удачные работы, и я в нищете жил 3 года. И однажды мне звонит Тамара Ивановна Коршунова, режиссёр «Фитиля». На эту роль приглашали другого актёра с мужицким типажом. А его не было дома. И Тамара Ивановна Коршунова предложила мне, говорит: «Есть Володя, и по типажу, и по возрасту как раз соответствует на роль Лёни Голубкова». И она мне позвонила, говорит: «Володь, ты в субботу свободен?» Я говорю: «Да, свободен». Она: «Приходи на съёмки». Я приехал, мы пришли на площадку. Режиссёр мне дал задачу, мужик покупает акции. Я сразу сориентировался, что у него семья, он любит семью, семьянин, не пьёт, не курит. Семьянин такой, любит и жену свою, и детей, и заботится обо всех. Но денег не хватает на семью. Уже зима началась, в осенних сапогах холодно, надо сапоги жене купить. И я иду, волнуюсь. А вдруг пролечу? Новое дело — это акции. Он что-то слышал о них. Но до конца-то не знает. Это дело новое было для нас тогда, в девяносто четвёртом году. Идёт, волнуется. Потом покупает, и она ему, кассир, даёт дивиденды. Три кучки: одна, вторая, третья. И он: «Это мне!» Внутренний монолог. «И это мне, и это мне, всё мне, Боже мой, какое счастье!» И микрофон подносят ко мне. И я говорю: «Куплю жене сапоги!» Так значительно сказал, что, мол, не пропью, не потрачу просто. В дело, в семью уйдёт. На дело потрачу, на семью. Режиссёру это понравилось, что он думающий, талантливый актёр. Я уже стал забывать об этой рекламе. Через месяц мне звонят, говорят: «Там вторая сцена». Я-то думал, только один ролик снимем. Потом продолжение началось. И каждый ролик — это был шедевр. Спасибо Бахыту Килибаеву. Потому что сюжет придумать — это важно. И я строил образ на искренности и непосредственности. У меня в семье я младший, три сестры. Когда они купят платьице новое, или пальто, или плащ, и они перед зеркалом как юла там рассмотрят каждый шовчик, каждую пуговицу, крутятся.
То есть была какая-то импровизация ещё в момент съёмки, получается?
Да. Я говорю, сначала он волнуется, а потом обалдевает. Я строил образ на искренности и непосредственности, с внутренним посылом: «Мне, это мне, это мне». Потом был ролик, где Дом в Париже — это уже Бушуев придумал. Режиссёр объяснил мне: «Володя, ты сначала купил жене сапоги, потом в апреле шубу, в мае мебель».
Я не старался переигрывать. Мне хотелось играть настоящего русского мужика, не такого искусственного, как у народных артистов — у них он полумужик, полуинтеллектуал. Я играл реального мужика по системе Станиславского, в предлагаемых обстоятельствах «если бы…». Я просто себя поставил на его место, и в каждом ролике искал какое-то зерно. Вначале он идёт, волнуется: «Пролечу, не пролечу? Жалко же, месяц мужик работал на экскаваторе. Семью надо кормить».
Режиссёр объяснил мне, начиная с сапог, идти по графику, импровизировать. Он давал задание, делал мелкие коррекции, иногда что-то подсказывал. Где-то он мог вносить свои пожелания, если что-то шло не туда. В первом ролике с сапогами, когда мне подносят микрофон, я говорю: «Так можно вкладывать».
Группа у нас была дружная. Не во всех работах режиссёры разрешают импровизировать. Если роль серьёзная, глубокая, какая там может быть импровизация, если у тебя мать умерла или отец погиб? Тут нужно всё душой. Главный актёрский талант — это душа. Радость, горе — всё должно быть реально.
Журналисты спрашивали: «В чём успех Лёни Голубкова?» Я отвечал: «В том, что это реальный мужик, реальный мужик из народа, такой шукшинский персонаж». Поэтому зрители его приняли. Приходишь в магазин: «Ой, а вы похожи на моего брата, свата или соседа». Нас было шесть или семь человек, стартовали все одинаково, а большинство помнит только меня, Лёню Голубкова, потому что он был реальный мужик. Повторяю, в каждом ролике я искал своё зёрнышко, и он у меня рос постепенно. А некоторые играют одинаково во всех роликах и в рекламе. У меня видно, что он растёт, изучает экономику, жизнь его подтолкнула.
Режиссёр давал задание. После мебели он говорит: «Машину куплю». Директор ЗИЛа обратился: «Пусть Лёня Голубков скажет в рекламе, что куплю автомобиль ЗИЛ, я машину дам режиссёру и актёру, который играет Лёню Голубкова». Режиссёр не согласился. А ведь можно было ролик снять, и всем было бы хорошо. Не знаю, почему он не согласился. Может, ревновал, может, боялся, что Мавроди не поймёт. Хотя всё было бы оправдано по логике. На завод приехали бы, сняли… Жаль.
С Викторией Руффо была интересная съёмка. Она мне понравилась как актриса и как человек. После каждого ролика она со всеми снималась, переодевалась. Другая бы сказала: «Что я буду переодеваться каждый раз на каждый ролик?» Она не капризничала. Приезжала с отцом и с сестрой. В перерыве фотографировалась, и я с ней фотографировался. На обложке моей книги как раз фотография с ней. В общем, произвела она на меня приятное впечатление.
Тогда по телевизору кричали, что это ненастоящая Мария, имея в виду фильм «Просто Мария». Другие кричали: «Это коллаж». Однажды я прихожу на тусовку. Подходит ко мне женщина и говорит: «Меня некоторые Леонидом звали, до сих пор не знают, что вы Владимир Пермяков, думают, что я Лёня Голубков». Даёт мне газету: «Леонид, почитайте интервью Просто Марии, правда это или нет». Я стал читать и понял, что это заказуха. Два вопроса и два ответа до сих пор вызывают у меня улыбку. Прошло уже больше 31 года, а я как вспомню, меня даже смех разбирает иногда.
Например, спрашивает журналист: «Виктория, скажите, почему вы согласились сниматься в рекламе АО МММ?» Она отвечает: «Я не знала, что это реклама». Представляете? Актриса, которая 30 лет снимается в кино, не могла отличить рекламу от кино. Ещё мне понравился один вопрос-ответ. Спрашивает журналист: «Виктория, скажите, кто из актёров вам на съёмочной площадке больше всех понравился?» Она отвечает: «Все актёры были талантливы, особенно блистал Лёня Голубков». Я думаю, она до сих пор не знает, кто такой Лёня Голубков. Фантазия журналиста! Им надо было жахнуть. Журналисты любят приукрасить всё. Вся статья от начала до конца вымышленная. Тогда модно было ругать МММ, и все как попки повторяли.
НТВ хотели с ней снимать, поехать в Мексику. Сюжет, что она приезжала к Голубкову, а тут Лёня Голубков с подарками приехал. Я выучил стихи, думал, прочитаю там: «Я вас люблю, хоть я бешусь, хоть от труда и стыд напрасный, и в этой глупости несчастной у ваших ног я признаюсь». Я отрепетировал, что упаду на колени, буду ей читать, она будет смеяться от счастья. Журналист будет переводить. Но не договорились с её коммерческим директором по оплате. Хотя НТВ — богатый канал. Директор заломил большую цену. Наверное, думал, русских можно раскрутить. Скорее всего, он хотел и себе часть взять. Если уж НТВ не смог… И не состоялась поездка. Жаль.
Подскажите, пожалуйста, Владимир, где наиболее для вас комфортно, интересно играть? В кино сниматься, разные роли или всё-таки играть в театре? Где комфортно себя чувствуете?
Вы знаете, мне нравится и кино, и театр. Я пришёл к выводу, что лучше всего — совмещать. Кино — это, как точно подметила Алиса Фрейндлих, своего рода рентген актёрского таланта. В театре, если спектакль не снимают, потом приходится объяснять, что ты сыграл не так. А в кино, если я чувствую, что где-то сфальшивил, то в следующий раз постараюсь этого избежать.
В принципе, главное – это талант и умение вжиться в образ, прожить жизнь своего героя. Важно, чтобы роль была неформальной, наполненной эмоциями, чтобы всё было уместно. Можно и попрыгать, и поскакать, но только если этого требует характер героя. Вот, например, в моей пьесе есть сцена, где студентка Ира, приехавшая поступать в Москву, счастлива от того, что репетирует с известным актёром. Она предлагает: «Давайте, Владимир Сергеевич, поиграем! Я буду Джульеттой, а вы Ромео!» Он отвечает: «Хорошо, только смотри мне в глаза». Она в восторге: «Ура, ура!» — и начинает прыгать от радости. В этом случае такая реакция оправдана сюжетом. Но я часто замечаю, что даже народные артисты иногда переигрывают, и это выглядит неестественно.
Да, есть такое.
Им нужно проще. Например, достаточно просто сказать: «Кушать подано». Ничего не надо играть. Они просто едят. Если же начать кривляться, выдумывать что-то, получится не то. Помню, пришёл к нам актёр, Владимир Чернов. Мне говорят: «Он талантливый, в каком-то именитом театре играл, роли серьёзные». А ему предложили роль волка в сказке. И он там начал: «Хе-хе-хе-хе-хе». Я и спрашиваю: «Владимир, он что, играет волка-гея? Он же должен говорить: «Загрызу всех, я зайца поймаю!», быть злым». А он всё: «Хе-хе-хе-хе-хе». Словно голубой волк, вот так и играл.
То есть важно не переиграть.
Важно не переигрывать, даже лучше чуть-чуть не доиграть. Я всегда старался избегать чрезмерности. Недавно видел рекламу в интернете, где какой-то Паша играет: «Куплю жене сапоги». Единственное, что ему удалось правдоподобно, — это жест, когда он гладит волосы в волнении. Остальное — лажа. Даже он не смог передать мою роль, потому что не понимает, что значит вкладывать значимость в слова. Он рассуждает, что главное — правильно произнести текст. Он: «Куплю».
А надо ещё прожить его.
Да, прожить, чтобы с души всё лилось, как вода из крана. Он: «Куплю жене сапоги», там что-то такое: «Отстань, я не хочу тебе покупать». Я ему написал в интернете, говорю: «Паша, ты так говоришь, как будто ты не хочешь жене сапоги покупать». Потому что словом можно многое сказать, и образ надо построить, и сказать, чтобы слова имели значение. А не просто: «Да пошла ты куда подальше. Куплю жене сапоги». Как-то так.
А драматические роли как вам?
Я много играю серьёзных ролей. Мне их легче играть, чем комедии.
Легче? А почему?
Мне легче. А другим не знаю. Комедия требует оригинальности, свежих идей. Нужно, чтобы персонаж не выпадал из общего сюжета, органично в него вписывался, особенно на театральной сцене. В кино, пожалуй, легче, там крупный план позволяет импровизировать с комедийными находками. А серьёзные роли… Тут вспоминаются слова Папанова и Синицына: «Выходи да играй! Что тут особенного? Влезь в шкуру персонажа и живи».
И до конца.
Да, и до конца спектакля живи в этом образе. Где счастлив, там радуйся, чтобы это был не наигранный смех, а реальный. Где грустно, там нужно грустить и плакать. Сейчас я занят в спектакле по рассказу Чехова «Попрыгунья», у нас он называется «Проглядела». Я играю Дымова. В начале, мой герой счастлив и полон жизни, он весел и беззаботен. Но во второй части, когда он узнает об измене жены, его накрывает волна грусти, и в один из моментов я даже с трудом сдерживаю слёзы. Недавно на нашем спектакле присутствовал Николай Киселёв, известный режиссёр. После окончания он подошёл ко мне и сказал: «Владимир Сергеевич, вы лучший Дымов, которого я видел за всю историю нашего театра». Он добавил, что когда я изображал горе, когда мой герой узнал об измене, ему самому хотелось плакать, глядя на меня. Я повторюсь, это всё от души. Мне кажется, что это и есть настоящий талант, когда ты пропускаешь эмоции через себя и делишься ими со зрителем.
А какая роль стала для вас самой сложной в актёрской задаче? Именно в преодолении трудностей.
В Тобольске мне довелось исполнить роль Гусара, персонажа из польской пьесы. Он был весёлым и озорным, и я, пожалуй, именно тогда по-настоящему разыгрался на сцене. Не могу вспомнить ни одной роли, которая давалась бы мне с трудом или казалась непосильной. Я всегда справлялся со всеми задачами довольно легко. Мой подход заключался в том, чтобы отталкиваться от текста и работать в тесном контакте с режиссёром. Мне всегда был необходим хороший материал и грамотный режиссёр, способный контролировать процесс, чтобы я не переиграл и не ушёл в ненужные крайности.
Вовремя остановиться…
Да, вовремя, чтобы остановил тебя, притормозить. Здесь не нужно так жёстко, в этом моменте ты переиграл, сыграл слишком резко. А вот в другом месте, наоборот, слишком мягко, нужно пожёстче. Я стараюсь ориентироваться по ситуации и точно попадать в нужную тональность. Коллегам остаётся лишь немного подправить, скорректировать.
Ведь я уже проанализировал роль от начала и до конца, всю его жизнь. Сам живу в ней, используя систему Станиславского, погружаясь в предлагаемые обстоятельства. Подкладываю себя под эту роль, представляю, как бы я поступил в данной ситуации.
Было такое, что вы понимаете роль по-своему, а режиссёр по-своему, и вот получается такой некий диссонанс?
Нет, такого не было. Бывали какие-то сцены, режиссёр видит иначе. Там, например, может быть, я считаю, что она весёлая, а он считает, что она грустная или наоборот. Я всегда с большим уважением относился к видению режиссёра и старался быть дисциплинированным и послушным актёром. Важно понимать, что я думаю о своей роли, но режиссёр видит картину в целом. Есть актёры, которые тянут одеяло на себя…
Были такие случаи, что когда вы настолько погружаетесь в роль, что вам было сложно из неё выйти?
Как автомобиль, несущийся на большой скорости, не может остановиться мгновенно, а по инерции проезжает ещё несколько сантиметров, особенно на мокрой после дождя дороге, так и я, актёр, после спектакля не могу сразу «остановиться». Я сыграл свою роль, и, вернувшись домой, если я был один на сцене, я продолжаю прокручивать в голове спектакль. Я мысленно проигрываю все сцены, анализирую свои действия. Думаю: «Вроде нормально, вроде правильно всё, режиссёр не делал замечаний». По инерции я просто прокручиваю сюжеты из спектакля. И сам себе даю оценку как режиссёр.
А какая-то одна такая роль, из которой вы никак не могли выйти? Запоминающийся случай.
Нет. Обычно друзья, товарищи вытаскивают тебя из этой роли. Начинаешь общаться.
В какой роли или, может быть, в каком проекте вы хотели бы в будущем себя реализовывать?
Я всегда мечтал сыграть роль Хлестакова, Бальзаминова, в таких комедиях.
Именно комедийные роли.
Да, в комедийных ролях есть где развернуться. Хлестакова я бы по-своему сыграл, не просто комедию, а романтика. Он же когда рассказывает: «Утром встаю… ше-ше-ше в коридоре… Я выхожу. В чём дело, господа? Почему шумим?» — ногой топнул. «С Пушкиным на дружеской ноге». Потом как бы на другой волне. Да, я такой крутой, ребята. Вот с Пушкиным, приезжаю к нему… «Ну как дела, брат Пушкин?». Он отвечает: «Да так, сяк». Романтиком его вижу. Я бы немножко романтизма внёс. Он же представляет себя в этой роли чиновником. Он там мальчик на побегушках, где-то в канцелярии работает, а себя считает, что он начальник. Как дела, брат Пушкроли. Я бы её сыграл по-своему.
В каких проектах вы сейчас заняты, над чем работаете в данный момент?
Я в двух театрах играю. Роль Дымова — моя любимая после Лёни Голубкова. Она глубокая и разноплановая. Режиссёр хвалил, что «вы лучший Дымов за всю историю». Даже сравнил меня с одним актёром, говорит: «Он играет формально, техникой, а вы душой играете». Мне нравится роль Дымова, это как Лёню Голубкова я любил. Для меня это как будто дали мне роль Гамлета. В каждой роли искал какие-то свои зёрнышки.
То есть прямо такие любимые роли.
Да, все роли мне нравятся, в которых я играл. В спектаклях по рассказам Чехова: «Хороший конец» — обер-кондуктор Николай Николаевич Стычкин, «Антрепренёр под диваном» — антрепренёр Индюков, «Ушла» — муж, «Попрыгунья» — Дымов. В каждой роли есть свои особенности.
Искорку свою вносите в каждую.
Да, я за основу беру. Я сразу начинаю вспоминать в жизни кого похожего, и с него списываю эту роль.
То есть представляете какой-то прототип.
Да. Бывает, что в жизни такого я не встречал, то уже начинаю сам лепить сначала. Импровизирую в основном. А если серьёзная роль, там просто вышел и живи в образе. Где-то, может, бывают случаи комедийные, сцены какие-то, можно поимпровизировать.
В данный момент у меня роль Лёни Голубкова и Дымова.
Это в приоритете.
Да, это любимые роли. Они для меня как бы написаны. Вспоминаю Лёню Голубкова — такое ощущение, что роль писали, даже не подозревая об этом. Я вчера был на спектакле. Там пьеса «Рождение». Там две подруги, две актрисы. Я говорю: «Девочки, вот у меня спектакль «Рождение». Вы как будто я для вас роли писал». Одна играла в спектакле, вторая нет. Там роль Умновой и Розовой. Одна Розова такая лирическая, а вторая бизнес-леди, более крутая, более жёсткая, более сильная и духом, и физически. Вообще, все роли надо любить. Хотя подонка… я не знаю, как можно полюбить.
Были такие роли, которые не очень нравились?
Когда плохой материал. А если в классике, мне все роли нравились, которые я играл. И в Тобольском театре, и в театре-студии Зонг. Я играл в сказке роль попа «О попе и работнике Балде». В спектакле «Медведь» роль слуги. В сказке «Зайка Зазнайка» роль охотника, простачка. Иду я по болотам… Увижу там что-то, стреляю. Вылетает птица, и я стреляю в неё. Чернов однажды сказал: «Володя, ты лучший охотник в нашем театре». Роль слуги у меня была хорошая в «Медведе». Я его боюсь этого хозяина, двигаюсь к нему мелкими шажками.
Каких принципов вы придерживаетесь в отношениях с коллегами по работе, в принципе, с людьми?
Принципы такие — подружиться, потому что вдруг придётся играть влюблённого в эту актрису. Она может быть вредная.
Какой вы человек вне сцены, вне съёмочной площадки?
Я всегда остаюсь самим собой. Нормальный, доступный, без понтов этих звёздных. Со всеми фотографируюсь. Автографы не всегда даю, потому что если толпа увидит, то набегут 100 человек, будешь до утра давать автографы. Всё понятно. Фотографируюсь, просят знакомые, незнакомые. Даже один актёр пригласил меня на день рождения. Говорит: «Володя, я тебя приглашаю не потому, что ты известная личность, а потому, что ты хороший человек». Знакомые, друзья меня уважают. Хотя некоторые кидают на деньги. Просят займы, потом не отдают. Все думают, что я миллионер, даже просят у меня деньги. Помню, женщина просила в интернете. Что я ей дам? Я сам концы с концами еле-еле свожу. Живу на эту пенсию, в основном работы мало сейчас. Прожиточный уровень у нас, конечно, стал в стране выше, поэтому всё дорожает. Дорожает и дорожает постоянно, хотя говорят, что надо остановить цены. Но оно всё дорожает. И ни конца, ни края этому нет. Всё дорожает. Поэтому моё кредо оставаться самим собой, не делать людям гадости, пакости. Так я и живу, поэтому ко мне все, кто меня знает, хорошо относятся.
Какие у вас ещё есть хобби, увлечения, как вы проводите свободное время? Помимо рыбалки, что вы любите.
Да, плавал. В том году до конца сентября плавал. Тогда осень была тёплая. По 40 минут, начиная минут с 15 плавать. Уже холодная была вода в сентябре, всё равно. До конца сентября купался. А сейчас не купаюсь, боюсь простыть. Работа подвернётся и всё, будешь болеть. Сейчас прекратил купаться. Вроде и тепло, но вода ночью уже холоднее. Я берегу себя, здоровье. Плавать, загорать. И футбол люблю, особенно наши команды.
За кого болеете?
За «Локомотив». Юрий Павлович Сёмин там был тренер. Я его, как и большинство болельщиков, уважал как человека. Потом стал болеть за «Локомотив». Они дважды доходили до полуфинала в кубке кубков. Но один раз проиграли итальянской команде, второй раз испанской. И те команды выиграли этот кубок кубков. До полуфинала дважды подряд тоже достойно. В этом году они хорошо играют, но почему-то две ничьи сделали, споткнулись. Но бывает всё. Игра есть игра. Не предугадаешь. Потом случай всегда вносит какие-то свои коррективы. А потом настрой психологический тоже многое значит. В целом игра хорошо смотрится, и Батраков лидер у них хороший сейчас.
Расскажите о вашем музыкальном проекте Астрофизик. Как вообще возникла идея объединить науку, музыку и что вообще стремились донести до слушателя?
Вы имеете в виду клип? Это не моя идея. Меня просто пригласили, я там как актёр снимался. Продюсер пригласил, я приехал, отснялись. Рано, часов в шесть поехали сниматься. За день всё сняли. Нужно было уложиться в один день. Интересно было? Конечно, я люблю в клипах сниматься. А какой самый запоминающийся был случай во время съёмок? В этом клипе я уже не помню. Там, по-моему, собака за нами гонится. В общем-то, всё было. Меня подставили в одном клипе. Сняли клип на песню «Не обмани меня», а там… мат. Похоже, директор актрисы решил её так «раскрутить», чтобы скандальные слухи привлекли внимание. Но, кажется, план не сработал. Играть приходилось ту же роль, и, как всегда, требовалось полное погружение в образ. Если не вжиться, зритель сразу почувствует фальшь. Это самое главное.
Всё как в рекламном ролике: нужно прожить роль, прочувствовать её. Где-то можно импровизировать, где-то играть душой.
Что для вас самое важное в жизни? Какие ценности?
Наверное, главное — мир был во всём мире. У меня пьеса «Рождение». Это пьеса — обобщение, переосмысление нашей истории. Смысл: мы не построили коммунизм, потому что мы его строили без Бога. А без Бога, как известно, ничего не построишь. Эта пьеса актуальна и у нас в стране, и во всём мире. «Рождение». Имеется в виду рождение физического младенца. Рождение героя, как он становится христианином. И рождение, точнее, возрождение новой духовной России, которая будет жить с Богом. Кто-то мне написал: «Володя, она сейчас актуальнее, чем в девяностых годах». Там в конце герои идут к Богу каяться, исповедоваться и просить благословения. В девяностых я писал, что они разочаровались в перестройке. Важно попасть в нужное место, в нужное время. Я случайно попал. Некоторые мужики «хи-хи-ха-ха», а женщины мне говорят: «Владимир Сергеевич, как же вас жестоко подставили МММ».
Я говорю: «Девочки, меня не подставили, открыли. Они меня открыли как актёра. В таком маленьком ролике я сделал образ русского мужика из народа». Мне бы не дали в кино даже такую роль, потому что все тупо снимают своих. Как сказал Олег Павлович Табаков, мы друг друга снимаем, друг друга хвалим, друг друга награждаем. В этой шутке минимум 101% правды. Почему действительно так? Можно сейчас быть серенькой мышкой и стать звездой, а можно быть семи пядей во лбу и никем не стать. Да, да! Никем не стать.
Что бы вы пожелали тем, кто только собирается стать актёром?
Нужно работать, работать до седьмого пота над ролью. Актёр, как шахматист, должен каждый шаг продумывать. Каждую реплику. Так, чтоб смех, если должен, из души. Слёзы тоже из души. А так, когда «хи-хи-техникой» играешь, видно зрителям. Я говорю, почему полюбили? Потому что я жил в образе, и в любой сцене искал, чтоб она соответствовала сюжету. Приходишь в магазин: «О, а вы похожи на моего родственника или соседа». То есть они настоящего мужика видят в нём, в Лёне Голубкове. И я помню, в начале этого года один зритель подошёл, говорит: «Владимир, вы лучший мужик в нашем кино, в искусстве». В смысле, сыграл роль. Потому что я реально где-то не боялся, может, быть и глупым, наивным. Вообще лучше, наверное, не бояться ничего. И не стесняться. Если он глупый, то играть глупого. Как говорил Чарли Чаплин, «комедийные роли надо играть серьёзно».
А серьёзные роли надо играть более легко?
Серьёзные глубокие роли нужно через душу пропустить. Я играю Дымова в пьесе в рассказе «Попрыгунья». Он такой весёлый. «Добрый вечер, господа. Прошу вас к столу пообедать». Он, счастливый играет. А там он прямо со слезами, когда узнаёт, что ему жена изменила. Актёр Николай Киселёв говорил: «Владимир Сергеевич, я сидел на первом ряду. Мне плакать хотелось, глядя на вас». Он её любит, она там спит с другим. Он ей прощает и говорит: «А для меня, простого обычного мужика, достаточно этого счастья, которое я уже получил». Он говорит: «Только не бросай меня, живи там, спи с другим. Я же тебя люблю, не бросай меня, я не переживу этого». То есть вот так он даже готов на это. Неприятно, когда жена с другим. Что сложнее для актёра: вызвать слёзы или всё-таки радость, смех? Если образ схватишь и получится, то всё трудно. Нужно психологически настроиться на роль. Уже перед спектаклем ты должен. И ведь самое трудное, наверное, перевоплощаться. Вот сейчас ты смеёшься, а потом — бах, тебе сказали: «У тебя мать умерла». И вот нужно заплакать. Мне в Тобольске рассказывал актёр про свою жену, актрису. Ей сказали, что мать умерла. А она играет весёлую какую-то барыню, то ли служанку, наивную деревенскую девочку. И она смеётся «хи-хи-ха-ха», весёлая такая. А домой пришла, и слёзы у неё из глаз полились сразу. Какое самообладание, чтобы отвлечься. Представляете? Это, конечно, достойно. Если бы она выжималась и вытягивала этот смех, это было бы нереально, неестественно. Самое трудное — эти переходы резкие, где нужно в одной сцене смеяться, а потом сразу плакать, или наоборот. Вот это самое трудное, серьёзное и интересное. Можно прожить разные роли, можно не свою жизнь, а чужую, пытаться прожить её. Мне кажется, это очень интересная профессия, она одна из самых интересных.
Актёрами не рождаются, актёрами становятся, пройдя долгий и нелёгкий путь за своей мечтой. Желание перевоплощаться, играть чужие судьбы, испытывая радость или грусть в каком-то другом мире, не настоящем, — это достойно высокой награды. Актёр как олицетворение чужой жизни, а мы зрители, смотрим на игру со стороны, сопереживаем и радуемся.
Марианна Ковальских
Фото: из личного архива Владимира Пермякова, Марианны Ковальских