Я стояла на краю бетонной плиты, которую в аэропорту Батуми гордо называют взлетной полосой, и воздух, густой и влажный, пахнущий морем и чем-то неуловимо чужим, пряным, обволакивал меня с головой. В моем туристическом опыте было много шикарных пляжей — бирюзовая вода Грейс-Бэй на Теркс и Кайкос, розовый песок Багам, дикая магия исландского Рейнисфьяры, и я думала, что знаю, что такое рай. Но Грузия, с ее гостеприимством, вшитым в ДНК, и кухней, которая говорит с тобой на языке предков, перевернула все мои представления, превратив поездку не в отпуск, а в возвращение домой, которого я никогда не знала. Это возвращение началось с еды, с того момента, как я зашла в маленькую забегаловку у рынка, где меню было написано мелом на доске, а единственным официантом был сын хозяйки. «Хачапури по-аджарски, — сказала я, чувствуя, что произношу магическое заклинание, — и вино, полусухое, местное». Когда передо мной поставили эту золотистую «лодочку», из которой шел пар и покачивался на волнах сыра яичный желток, я онемела, потому что это была не еда, а целая скульптура, пейзаж. Я сломала хрустящий борт, перемешала желток с тягучим сыром и поняла, что ем море, солнце и гостеприимство всего грузинского народа. Хозяйка, женщина лет пятидесяти с глазами, полными огня, подошла ко мне и на ломаном русском сказала: «Не вилкой! Руками! Так вкуснее» — и это был первый из многих уроков, которые подарила мне Грузия, чей запах свежеиспеченного хлеба, «пури», стал моим ежедневным паролем для общения с городом.
Вскоре я отправилась в Тбилиси, где меня ждало новое гастрономическое откровение, оказавшееся супом. В духане «Рача», спрятанном в полуподвале на улице Лермонтова, где местные уверяли, что готовят харчо, способное воскресить из мертвых, я заказала одну порцию и погрузилась в атмосферу, наблюдая, как за соседним столом шумит большая компания, произносит тосты и смеется, поражаясь тому, что для неожиданного гостя всегда оставлен лишний прибор — вот она, настоящая грузинская щедрость. Мое харчо оказалось не супом, а откровением — густое, наваристое, с нотками ткемали и целой гаммой специй, и на мой вопрос о секрете официант лишь усмехнулся: «В каждом доме свой рецепт. Главное — не жалеть специй и готовить с душой». Именно тогда я поняла, что в Грузии даже самый простой суп — это не набор ингредиентов, а история, рассказанная на языке бульона, риса и говядины. Позже, блуждая по мощеным улочкам старого города, я наткнулась на семейную сыроварню и попробовала тенили — волокнистый сыр, чья сложная, солоноватая текстура была так же далека от привычной брынзы, как грузинское многоголосие от поп-шлягера, но настоящая магия ждала меня в Кахетии, куда я отправилась за вином.
Поездка в Кахетию, край виноделия, была запланирована как гастрономический тур, а обернулась паломничеством, особенно когда в одной из маленьких виноделен в Сигнахи хозяин, пожилой мужчина по имени Георгий, провел меня в прохладный марани — погреб, где в глиняных квеври, зарытых в землю, бродило и настаивалось вино. Он налил мне Саперави из квеври, которое стояло там же, где и века назад, и сказал: «Вино — это не напиток, это душа земли. Мы здесь всего лишь помощники». Мы сидели за большим деревянным столом, он резал домашний сыр и рассказывал, как его дед учил его ухаживать за лозой, а я пила вино, имевшее вкус терпких ягод, земли и времени. В тот вечер, попробовав вино из квеври, я ощутила вкус восьми тысяч лет истории, и ни один тропический коктейль на шезлонге не мог с этим сравниться. Он угостил меня и чакапули — острым тушеным ягненком с зеленью и алычей, блюдом, которое в его семье готовили по весне, чтобы отметить пробуждение природы, и каждый кусок мяса таял во рту, а кисло-сладкий соус напоминал, что еда здесь — это еще и календарь, став идеальным прологом к главному событию — супре, на которую меня пригласили в тот же вечер.
Мне повезло — меня пригласили на настоящую супру в семью местных, и я, думая, что это будет просто ужин, жестоко ошиблась, потому что супра — это не застолье, а многоактный спектакль, где еда лишь декорация, а главные герои — тосты, песни и общение. Во главе стола сидел тамада — распорядитель, произносивший тосты за мир, за семью, за родителей, за гостей, и каждый тост был законченной философской миниатюрой, в то время как стол ломился от яств: пхали из шпината и орехов, сочные хинкали, которые нужно было есть руками, держа за хвостик, сациви — холодная курица в ореховом соусе, такой сложный, что казалось, над его рецептом трудились поколения. Я пробовала эларджи — кашу из кукурузной муки с сыром сулугуни, сытное и простое блюдо из Мегрелии, и, конечно, мцвади — шашлык из маринованной в винном соусе свинины, дымный и невероятно нежный. За одним столом я узнала больше о жизни, гостеприимстве и человеческих связях, чем за годы чтения книг и путешествий по курортам «все включено».
Уезжая, я везла с собой не просто чемодан, а целый клад: несколько банок сванской соли, связку чурчхелы и уверенность, что оставила в Грузии часть своего сердца, ведь я думала, что еду за новыми пейзажами для своей пляжной коллекции, а нашла нечто большее. Грузия не просто накормила меня — она напоила меня вином из древних сосудов, заставила есть руками, плакать от тостов незнакомых людей и чувствовать себя как дома в сорока годах от него, стерев во мне образ туриста и превратив в желанного, долгожданного гостя. А вы бы смогли променять неделю на шикарном пляже с бирюзовой водой на неделю в Грузии, где рай — это не море, а полный стол незнакомых, но таких родных блюд и звон бокалов в руках нового друга?