Начало тут.
Предыдущая глава здесь.
Стала аккуратно разворачивать находку. Под старой рубахой и клеенкой находились две старинные иконы, библия и ещё один сверток поменьше завернутый в вощенную бумагу. В свертке оказались облигации денежного займа напечатанные в городе Омске в тысяча девятьсот девятнадцатом году. На облигациях подпись Колчака и его министров. Пересчитала - сто пятьдесят штук. Молодцы бывшие владельцы дома. Надо же так было уверовать в силу и власть Колчака чтоб все состояние вбухать в пустые бумажки да ещё оставить на будущее потомкам. Лучше бы золотыми червонцами оставили. Повертела в руках иконы. Довольно старые, краска на них потемнела. На одной прорисовывался мужской силуэт, на второй совершенно ничего рассмотреть было невозможно. Библия же сохранилась в очень хорошем состоянии. Я стала перелистывать страницы, пытаясь прочесть текст. При великом желании можно, хотя написания букв было не привычным. Перевернула несколько страниц и обнаружила сложенный вдвое лист желтоватой с разводами от воды бумаги. Развернула и оп-па! На листе корявым почерком, без заглавных букв и знаков препинания было написано:
плант
никифор и игнат добро зарыто на заимке от трех кедрачей влева двадцат шагов к раднику
Ниже нарисована схема: кривой прямоугольник, от него извилистая линия мимо трех наползающих друг на друга кружков к большой кляксе внизу листа.
Ничего себе дела! Свернула листок, положила на место, захлопнула библию. Находки уложила в полиэтиленовый пакет, унесла в комнату и принялась за уборку.
В дверь тихонько постучали.
- Да, да, заходите.
Дед Фёдор перешагнул порог и замер с открытым ртом. Стянул шапку с головы, глубоко вздохнул:
- Это чего-то у вас творится? Война и бомбежка что ли?
- Вот, - обвела рукой, - крыша течёт.
- Не может быть. Она если бы прохудилась, то этого дождя не ждала бы. Ещё по весне залило бы будь здоров. На крыше ничо не делали?
- Нет. А что там можно делать?
- Порушить.- Пожевал губами в задумчивости. - Снег по весне таял не бежало, ливень на той неделе был не бежало и вдруг так сразу. Конечно, он зиму стоит пустой, не жилой. Кирилл иногда наезжает с друзьями в баньке попариться. А нынче и он наезжал редко. Только дружок его приезжал. Пожил дня три и съехал.
- Какой дружок?
- Мне откуда знать? Дружок и дружок. Кирилл позвонил: пусти, мол, Фёдор Фёдорович дня на три. Ну, я и открыл. Мало ли у него всяких знакомцев. Ты у брата спроси, он тебе лучче расскажет. - Переступил с ноги на ногу, вздохнул. - Я чо пришёл. У меня машина, зараза такая, колом стала. Мне бы деньжат чуток занять, запчасти кое-какие прикупить.
- Сколько надо?
- Думаю пары тысяч хватит.
Странная просьба из уст Фёдора Фёдоровича. Очень редко и лишь по великой нужде он деньги одалживал и просто так никогда деньги не брал. Не иначе что-то случилось. Всего неделю назад Кирилл ему за подготовку дома к нашему приезду заплатил. Но это его дело. Просит, значит, надо. Вытащила две купюры:
- Вот, берите. Без отдачи. И не спорьте. Лучше помогите навести порядок. Это будет за работу. Дед кивнул и посмотрел на меня.
- Вытащить всю эту грязь - это раз. Отодрать все, что может ещё отвалиться - это два. Посмотреть на чердаке, что там такое произошло - это три. - Потерла лоб рукой.
Под пальцами скользкая грязь с крупинками песка. Вот поросенок! Руки-то грязные. Направилась к умывальнику:
- Остальное потом, по ходу дела.
Дед молча кивнул и вышел. Не успела умыться, вернулся. С ним баба Нюра. С порога начала причитать:
- Да что же это такое делается? Как же это так получилось? Не такой уж дождь чтоб разом все обвалилось!
Ухватила совок, принялась сгребать мусор:
- Чего стоишь? - Накинулась на деда. - Ташши!
Дед засуетился, схватил ведро, бабка ему вслед:
- Да ещё вёдер прихвати.
Я смела осколки тарелок возле стола, подала бабуле веник. Налила горячей воды в миску, собираясь мыть посуду, направилась к столу. Только водрузила парящую миску на стол вернулся дед, хлопнул дверью. С потолка обвалился довольно приличный кусок штукатурки прямо на голову бабы Нюры.
Та охнула, подняла глаза к потолку и плавно опустилась на пол. Мы с Федором Фёдоровичем замерли с открытыми ртами.
Да что это за утро такое! Не хватало ещё чтоб бабу Нюру убило. Я запричитала и кинулась к ней. Бабка тихонечко зашевелилась и начала подниматься опираясь на меня. Худая, худая, а тяжеленькая. Еле удержала.
С помощью деда усадили её в старое кресло. Дед словно очнулся, вместо слов утешения стал высказывать ей все, что думал о ней примерно последние лет тридцать. Я раньше такого от деда не слышала, пожалуй, с первых дней знакомства. Положи эти слова на музыку прямо городской шансон получится в стиле Шнура. А то может и позабористей. Отправила их домой, закрыла за ними дверь, махнула на развал рукой: пропади оно все пропадом. Решила пересидеть до приезда брата с ребятишками на диване. Не хватало ещё погибнуть в расцвете лет от случайного кирпича на собственной даче.
В комнате стояла тишина. Все трое мирно спал. Видимо так компенсировался испуг. Данька храпела лёжа на спине посередине комнаты. Ванюшка на кровати обнял подушку, сопел, уткнувшись в неё носом. Манюня пристроилась на диване в объятьях огромной меховой собаки. Не решилась нарушить сонное царство, прикрыла тихонечко дверь. В это время зазвонил телефон. Я принялась рыться в его поисках и опять наткнулась на полуистлевшую рубаху которую тоже кинула в кресло. Брезгливо сбросила лохмотья на пол, пристроилась в кресле.
- Алло, алло!
В трубке щелкало, шипело, послышался треск и она отключилась. Я сделала встречный вызов:
- Вера, ты звонила?
- Не-а-а. Это Кирилл.
И передала трубку мужу. Даже не спросила как дела и как дети.
- Кирка, чего молчишь? Я уже разбился со своего звонить.
- Звонка не было. Ты когда приедешь?
- До вечера не подождёте?
- Ты что с ума сошёл? Тут такое творится. Дом на глазах разваливается. Есть уже пострадавшие. На бабу Нюру кусок штукатурки свалился, чуть не убило. Хочешь чтоб нас поубивало?
- Ладно, ждите, выезжаю. - И отключился.
Родители! Спихнули детей и рады. Швырнула телефон. Слезы покатились сами собой частые, горячие. Их даже не волнует, что дети в сырости и без света.
От Верочки я другого не ожидала. Она всегда такая. Если перед ней поставить выбор пойти к массажистам или приготовить ужин она пойдёт ублажать свои телеса, а детям соорудит бутерброды или сварит пельмени из пачки особо не заботясь о качестве. На моё возмущение искренне недоумевает - ведь сыты же? При таком спокойствие ей есть что ублажать. Да и откуда взяться рвению? Её мамаша тоже не утруждала себя воспитанием единственного чада, относилась к ней как к младшей сестрёнке, не больше.
Ну, а братец-то чего? От него я равнодушия не ожидала.
Мои думы прервал Фёдор Фёдорович. Он вернулся помочь мне, вернее, отработать деньги, что взял утром. Не мог взять просто так, замучился бы угрызениями совести.
Дед притащил новый черенок для лопаты и начал тыкать заостренным концом в промокшие места на стенах и потолке. Штукатурка вроде бы больше не собиралась отваливаться. Я взяла совок и веник, принялась собирать мусор, складывала в ведра. Дед мусор вынес и принёс воды. Взгромоздила ведро на плиту, подбросила дров. Пусть топится, дому сушится надо. Дед взялся за ручку двери:
- Пойду, посмотрю что там на чердаке.
Через несколько минут вернулся:
- Андреевна, когда Кирилл замок поменял?
- Какой?
- От чердака. Замок новый повесил, а ключ не оставил.
- Не знаю. Он мне ничего не говорил. Значит замок должен старый быть. И какой смысл его менять?
Не мог же он забыть. Хотя с его сумасшедшей жизнью все может быть. Дед взял наполненной остатками мусора ведро:
- Ладно, пойду я. Там бабка одна. Загляну ишшо.
От стука двери о косяк кусок штукатурки с потолка обвалился и шлепнулся прямо у моих ног.
Всё! Хватит с меня! Ещё не хватало по башке получить. Пусть оно все тут рушится, разваливается, я умываю руки. Пнула отвалившийся кусок и пошла к детям в комнату. Пристроилась у них в ногах и задремала.
Продолжение тут.