оглавление канала, часть 1-я
Юрка с мрачным видом сидел на крыльце и бездумно глядел прямо перед собой. Ничего особенного там видно не было. Обычный двор, начинающий уже зарастать травой. Единственная фраза, которая сейчас крутилась у него в голове, была: «Ни хрена себе, съездили отдохнуть!». Он нетерпеливо тряхнул головой, будто собираясь её оттуда вытрясти. И тут же сморщился: синяки всё ещё давали о себе знать. Опухоль на лице уже спала, и сейчас его физиономия цветом была похожа на бензиновые круги, расходящиеся по грязной луже: всех цветов радуги — от сине-зелёного до красно-жёлтого. С того самого дня, или, точнее сказать, ночи, прошло уже несколько дней. Ему даже не хотелось вспоминать всё, что тогда случилось.
Когда скала опять из коридора стала скалой, они все вместе кинулись к ней. Несколько минут, затаив дыхание, чего-то ждали. Ждали, что случится чудо и Нюська каким-то волшебным образом очутится снова с ними. Шли минуты, длиной в вечность, но чуда не случалось. Тогда Татьяна молча, с каким-то злобным остервенением, стала колотить кулаками по камню, не обращая внимания на разбитые в кровь руки. И это её молчаливое яростное отчаянье было страшнее самых громких истерик. Затем, обессилев вконец, она сползла по камню вниз и завыла так страшно, что шкура от этого её воя вставала дыбом. Юрка никогда ещё не слышал, чтобы человек так выл. У него все внутренности скрутились в один ледяной комок, и было трудно сделать даже самый маленький глоток воздуха. Он попытался поднять подругу, но она вдруг, словно разъярённая волчица, стала от него отбиваться, точно он был её злейшим врагом. Глаза у неё сделались совершенно белыми от ярости, и, кажется, она никого не узнавала. Хорошо, что рядом был этот странный парень с зелёными глазами. Он помог её унять. И тоже каким-то необычным способом: с силой обняв вырывающуюся из его объятий девушку, он стал шептать ей что-то на ухо. После чего Татьяна обмякла, будто тряпичная кукла, погрузившись в какое-то мрачное равнодушие.
Юрке самому было впору начать биться головой об этот чёртов валун. Но он не стал. Потому что всю свою боль он всегда привык держать в себе. Сейчас всё ещё больше усугублялось его физическим состоянием. К тому же, он знал, что что-то подобное может случиться. Сразу догадался, когда Нюська с ними тут прощалась. Слишком он хорошо её знал, чтобы поверить… Он тяжело вздохнул. Что толку сейчас об этом говорить?! Сделанного не вернёшь. К тому же, если бы он и был в нормальной физической форме, то и тогда бы ничего не смог изменить. Уж если Нюська чего себе в голову вбила, то тут можно было смело ставить крест на любых попытках её образумить. Он трудно сглотнул при воспоминаниях о ней. Глаза защипало, словно он порезал не один килограмм сырого лука. Нет, плакать ему нельзя. Никак нельзя. Нужно держаться изо всех сил. К тому же, он так до конца и не верил, что сделать ничего невозможно. Вот не верил, хоть убей! Не могла Нюська просто так взять и сгинуть! Он трудно выдохнул воздух маленькими порциями, будто находился под водой. Нужно ещё раз поговорить с Сурмой и этим странным парнем. Нужно понять, как можно вытащить Нюську оттуда, куда она угодила. Ведь не может же быть совсем никакого способа, в конце-то концов!
Позабыв о растянутых сухожилиях, он со всей силы врезал кулаком по ступеням крыльца. Дерево глухо загудело от удара, а его предплечье пронзила резкая боль, от которой потемнело в глазах.
Тогда они до самого рассвета просидели возле этих проклятых скал, ожидая неведомо чего. Парень, что назвался странным именем «Марат», был всё время рядом. Молчаливый и суровый, как этот чёртов камень. А Юрка даже не мог его ни о чём расспросить, хотя и был убеждён, что этот самый Марат знает намного больше о произошедшем, чем могло бы показаться.
В дом, в котором они жили последние дни, возвращаться не стали. Всё тот же Марат настоял, чтобы они пошли на хутор к деду. Пояснять причину этого он не захотел, просто сурово проговорил: мол, так надо. Юрка не сопротивлялся, потому что надеялся, что, может быть, Сурма им что-то объяснит или хоть как-то поможет. К тому же, его волновало то состояние крайней апатии, в которое была погружена Татьяна. Хотя старик и был жестоко ранен в их последней схватке, но Юрка почему-то был твёрдо уверен, что на ноги дед встанет быстро. А вот тогда… Впрочем, и этого «тогда» тоже не случилось. Когда, еле живые и плохо соображающие от усталости и горестных переживаний, они пришли на хутор, Сурма, опираясь на костыль, вышел встречать их на крыльцо. Он ни о чём не спрашивал. Просто несколько мгновений они с Маратом смотрели друг другу глаза в глаза. Молчаливые и отстранённые. От обоих так и веяло каким-то отрешённым холодом. Оба знали что-то такое, чего им с Татьяной знать не полагалось. Юрке показалось, что они не просто так смотрят, а обмениваются мыслями. По крайней мере, Койда так умел. А ведь Сурма из того же племени. Наверное, Марат передаёт картину случившегося. Но ни один мускул не дрогнул на лице Сурмы. Только седые брови на переносице чуть насупились — и всё. Не было сказано ни слова и не задано ни единого вопроса. Юрка покосился на стоявшую рядом Татьяну. Она по-прежнему была безучастна и равнодушна. И ему стало не по себе от этой всеобщей холодности.
Потянулись нудные и какие-то беспросветные дни. Ко всему прочему, небо заволокло серыми низкими тучами, из которых на бесприютную землю сыпался мелкий моросящий, похожий на пыль дождь. Это тоже не добавляло настроения. Сурма напоил Таньку каким-то отваром, чуть не силой вливая ей в рот коричневатую жидкость, и она проспала беспробудно почти двое суток. Проснувшись, она перестала быть «тряпичной куклой». Но стала какой-то чужой, будто деревянной. Складка у неё между бровями не разглаживалась ни на миг, глаза утратили свой блеск, а губы были всё время сжаты в тонкую линию. По большей части она молчала, словно совсем разучившись говорить. Но стала как-то трогательно внимательна к Юрке, словно он со дня на день собирался отойти в иной мир. И, если честно, это его немного пугало.
Марат и двое соплеменников Сурмы покинули их на второй день, отбыв в неизвестном направлении. Как только стала спадать опухоль, Юрка попытался поговорить о произошедшем со стариком, но тот был не очень-то расположен обсуждать случившееся. На вопрос, как можно вытащить Нюську из того места, где она сейчас находилась, он пробурчал нечленораздельно:
— Сие мне не ведомо…
Юрка было возмутился и начал запальчиво:
— Но ведь…
Но старик так ожёг его взглядом своих чёрных глаз, что у Юрки слова застряли в горле. На короткое мгновение в глазах Сурмы полыхнула такая безысходная боль, что спрашивать о чём-то ещё у него пропало всякое желание.
А однажды ночью ему приснился сон. К нему пришла Нюська. Села осторожно на краешек кровати и проговорила с лёгкой насмешливой загадочностью:
— Юрик, помнишь, мы в детстве играли в прятки? Ты всё время водил. У тебя тогда ещё зуб в драке выбили, и ты жутко и смешно шепелявил. Помнишь, как ты тогда считал? Раз, два, три, четыре, пять… Я иду тебя искать? Помнишь? — Юрка, скованный по рукам и ногам какой-то судорогой, только и сумел, что едва кивнуть головой. А Нюська вдруг тихонько рассмеялась и, чуть приблизив к нему своё лицо, прошептала таинственно, со знакомой насмешливой интонацией: — Кто не спрятался, я не виноват… В прятки хорошо играть в темноте… Я сыграю. Только вы не мешайте мне…
Проснувшись, Юрка тут же бросился к Сурме. Хоть дед и вёл себя с ними сурово, но Юрик чувствовал, что он свой. А то, что старик не делится с ними информацией, так, может, это так и надо. Сурма его внимательно выслушал. Как ни странно, но рассказанный сон произвёл на старика впечатление. Он даже как-то разволновался. Забормотал взволнованно, словно в бреду, не обращая на вопросительный взгляд Юрки никакого внимания:
— Неужто она на такое решится? Выходит, парень-то был прав! Эх, я старый дурак! Что ж его не послушал, когда ещё было время! А теперь-то что?..
Юрка, не выдержав, вспылил:
— Да ты можешь объяснить, в чём дело? Что за прятки в темноте?! Что она этим хотела сказать?! Ты ведь понял, да? Я вижу — понял!
Сурма, будто опомнившись, посмотрел на него остро и тихо проговорил:
— Надо всё сделать, как она просила…
Юрка уставился на него в недоумении.
— Да что просила-то?! Что сделать?!
Старик жёстко проговорил:
— Не мешайте ей. — Увидев растерянное выражение на Юркином лице, добавил чуть мягче: — Твой сон, парень, говорит только об одном. Это ещё не конец…
Конец второй книги