Дед сильно удивился, когда увидел Колю после службы в армии с дембельским чемоданчиком в руках— столько шевронов, нашивок да галунов он не видел с тех пор, как в городе попал на представление цирка— вот там на клоунах была примерно такая одежда.
—Коля, кто ж тебя так одел— спросил дедушка — Мы ходили в галифе, гимнастерке да пилотке с сапогами, но такой галиматьи отродясь никто на военную форму не вешал. Стыдно было.
—Отстал ты дед от жизни—снисходительно сказал внучек заходя в дом — Сейчас так надо, чтобы издалека было видно— дембель идет—не хухры—мухры.
—Ну тебя—то издалека видно—согласился дед—Не дай Бог война тебя из космоса разглядят. Ну ладно— ставь свой чемоданчик, да садись вон за стол, если голодный—принесу что—нибудь покушать. А если устал— иди в свою комнату да поспи— в твоей комнате ничего не трогали все так же как было при тебе. Отец и мать в шесть с работы придут успеешь поспать—то.
Николай поел и действительно почувствовал усталость— они с ребятами —такими же как он дембелями трое суток почти не спали в поезде—дембель отмечали. Тем более было на что— служили в стройбате и почти у всех был аккредитив на предъявителя с немаленькой суммой да наличкой от ста до двухсот рублей— в 70—е года это была хорошая сумма— в те времена с 10 рублями можно было и среднем ресторане среднего города неплохо посидеть. Так что Николай пошел в свою комнату, разложил постель и через 5 минут уже спал крепким сном и во сне видел как он едет домой— в мозгах еще не осознал, что он уже дома.
Когда в 6 часов вечера пришли родители дед доложил им, что сержант Петров из армии в запас прибыл и в настоящий момент отдыхает в своей комнате. Родители радостно приоткрыли дверь комнаты и полюбовались на сына. А потом передвигаясь исключительно на цыпочках и шикая на производителей малейшего шума в квартире, накрыли стол. На столе стояла водка и все необходимые закуски, так что когда Николай проснулся и вышел из своей комнаты в зал— стол уже был накрыт, а родители вместе с дедом смотрели телевизор со звуком настроенным на пределе слышимости. Дед, из—за проблем со слухом без конца переспрашивал шепотом кто что и кому говорил.
За столом царила теплая, немного торжественная атмосфера. Дед налил всем по рюмочке «за возвращение», мать заботливо пододвигала сыну тарелку с оливье и селедочкой, а отец, откашлявшись, перешёл к делу:
— Ну что, Коля, теперь ты мужик, служба позади. Надо и о работе подумать. На завод иди — я там слесарем тридцать лет отработал. Дело хорошее: детали делаешь или станки налаживаешь — всё честно и понятно.
— Да какой завод, — перебила мать, — пусть идёт в институт! У нас как раз лаборант нужен. Там тихо, культурно, профессора в белых халатах, никакой грязи. Сиди себе, пробирки моешь, книги пыльные переворачиваешь — романтика науки! Зарплата правда небольшая, зато спокойно.
Коля подождал, пока дед нальет по второй рюмке, прищурился, выпил водку, закусил и выдал:
— Отец, мать, спасибо за заботу, но у меня уже всё решено. Подал я документы на курсы. Через полгода я — младший лейтенант. Буду ротой командовать в стройбате.
Дед аж поперхнулся солёным огурцом:
— Ты, значит, сразу — командир? Не успел из армии воротиться, а уже обратно?
— Ага, дед, — заулыбался Коля, — только разница большая. Раньше я, как простой солдат, кирпичи таскал, да бетон заливал а теперь буду пальцем показывать, кто куда кирпичи таскает. Красота! Утром на разводе скажу:
—Вася — на крышу, Петя — в яму— И весь день у меня культурный отдых.
Отец недоверчиво посмотрел на сына:
— И это всё? Ты хочешь сказать, тебе за это деньги платить будут?
— Не просто деньги, а офицерскую зарплату! И форма, и питание, и казарма — всё бесплатно. А главное — думать ничего не надо. За меня командир полка всё решит. Душа у меня туда просится. Я два года смотрел, как наш командир роты с замполитом целыми днями дурака валяли и деньги получали теперь и я так же хочу.
Мать всплеснула руками:
— Так это же получается, что у тебя вся жизнь — как отпуск?
— Ну, можно и так сказать, — гордо произнёс Коля. — У вас отпуск — раз в год, а у меня — круглый год. Только без моря, зато с сапогами.
Дед хмыкнул, разливая водку по рюмкам:
— Эх, Коля… Я-то думал, ты человеком станешь, а ты в офицеры подался. Знал бы — не встречал бы тебя так торжественно, а оставил бы на улице — пусть космонавты сразу разглядывают твою форму!
Все дружно засмеялись. Отец, правда, покачал головой, но налил ещё — уж больно весело слушать, как сын собирается «служить, ничего не делая».
Отец, слушая Колины речи про «ничего не делать», только ухмылялся, но на четвёртой рюмке не выдержал:
— Ну ты прямо философ, Коль. Получается, что твой командир роты — это вроде нашего начальника цеха. Тоже пальцем показывает, кто гайку крутит, а кто станок запускает. Только вот завтра пойдём вместе к нам на завод — посмотришь, как «отдыхает» наш начальник цеха.
Коля отмахнулся:
— Да что мне ваш начальник цеха. Завод — это гайки да железки, а в армии — романтика, форма, звёздочки на погонах!
— Ага, — хмыкнул дед, — и ещё командирский геморрой вместо романтики.
— Вот и проверим, — подытожил отец. — Завтра с утра поведу тебя в наш цех. Только ты форму свою дембельскую надень, чтоб народ сразу понял: идёт будущий лейтенант, командир роты!
Мать захлопотала:
— Ой, не позорь ребёнка! Его там ещё и засмеют!
— А что смеяться-то? — отец ухмыльнулся. — Пусть посмотрит, как на самом деле «командовать» выглядит.
На следующий день, едва Коля умылся и поел, отец повёл его на завод. Завод встретил их привычным гулом станков, запахом масла и металла. Рабочие бегали туда-сюда, а посреди цеха стоял тот самый начальник цеха — лысый, краснолицый мужик, у которого в руках было сразу три бумаги, под мышкой — папка, а за спиной — два крикуна-рабочих, требующих разные детали.
— Иван Петрович! — закричал отец, перекрикивая шум станков. — Вот, знакомься, сын мой, из армии пришёл. Говорит, командиром роты хочет быть. Думает, что командир только пальцем показывает.
Начальник цеха, не переставая орать на подчинённых, кивнул Коле и махнул рукой:
— Командир, говоришь? Ну-ка стой рядом, посмотри, как командир отдыхает!
И тут началось: один подбежал — «Станок сломался!», другой — «План горит!», третий — «Крановщик в запое!». А сверху звонок: «Иван Петрович, директор требует через пять минут отчёт!».
Коля смотрел на это с выпученными глазами, пока начальник цеха не положил трубку телефона и не заорал так, что перекрыл даже станки:
— Если ко мне ещё хоть одна б……ь подойдет, я сам его монтировкой пришибу! Нету меня—кончился. Директору отчет несу.
Отец усмехнулся и ткнул сына локтем:
— Ну что, сынок, нравится такой отдых?
Коля сглотнул и шепнул:
— Не… если в армии всё так же, я лучше в институт лаборантом пойду…
Дед потом, выслушав этот рассказ, долго смеялся и заключил:
— Вот видишь, командир — это не тот, кто отдыхает. Это тот, кто даже на отдыхе выглядит, будто его током бьёт!
Вечером, за ужином, мать хитро посмотрела на сына и сказала:
— Ну что, командир, завод ты посмотрел? Понравился отдых начальника цеха?
Коля смущённо ковырял вилкой картошку:
— Да уж… тот начальник так бегал, будто за ним черти гнались… Нет, такого отдыха мне точно не надо.
— Вот и славно, — сказала мать. — А завтра пойдём ко мне в институт. Посмотришь, как у нас лаборанты «ничего не делают». Может, передумаешь и к нам пойдешь.
Дед сразу встрял:
— Смотри, Коля, мать тебе покажет настоящую «науку». Я в молодости в институт картошку возил — так там профессора такие рожи делали, будто я не картошку, а бомбы привёз!
Утром Коля, всё ещё надеясь, что у матери работа тихая и спокойная, пошёл с ней в институт. Коридоры длинные, белые халаты мелькают, запах — смесь мела, спирта и кислой капусты из студенческой столовой.
Мать подвела его к лаборатории. Там кипел настоящий бедлам: один студент случайно включил горелку — занялась тряпка, другой уронил пробирку — та взорвалась и заляпала потолок зелёными каплями, третий бегал и кричал: «А у меня дым из колбы идёт, что делать?!».
Мать спокойно поставила сумку на стол и с ледяным спокойствием сказала:
— Вот смотри, Коля : это у нас называется «обычное утро». Лаборант, то есть будущий ты, должен всё убрать, потушить, записать в журнал, какие колбы взорвались и из-за чего взорвались, а потом ещё и на лекцию профессору реактивы приготовить.
Коля ошарашенно смотрел, как мать ловко берёт мокрую тряпку, тушит горелку, потом одной рукой оттирает зелёные капли с потолка при помощи швабры с мокрой тряпкой, другой вырывает из рук студента дымящуюся колбу и кидает её в ведро с водой.
— Вот видишь, — сказала мать, поправляя халат, — у нас никаких криков «смирно-разойдись», а всё по науке. Но только без лаборанта тут через час будет не институт, а руины.
Коля сглотнул:
— Мам, ну это… я, пожалуй, подумаю ещё. А то вдруг и в армии так же — солдаты что-нибудь включат, оно бахнет, а виноват я…
Вечером раздался звонок в дверь. На пороге стоял Михаил, брат отца, широкоплечий, в засаленной кепке и с вечной ухмылкой на лице.
— О, вот и наш герой дембельнулся! — хлопнул он Колю по плечу так, что тот едва не уронил тарелку с салатом. — Ну, с возвращением, младший сержант! Я вам подарочек привёз— холодильник «ЗИЛ—Москва»! Только его надо сначала затащить в квартиру.
Втроём — отец, Коля и Михаил — пыхтя, они втащили новенький «ЗИЛ»-овский холодильник на пятый этаж. Потом втроём же, но уже с облегчением и радостью, вынесли старый, ржавый и вечно ломающийся старый холодильник в кузов грузовика.
Когда закончили, Михаил предложил:
— Ну что, Коль, поехали со мной до гаража. Посмотришь, как дядя Миша за рулём «красавца» работает. И поможешь старый холодильник на свалку выкинуть.
Коля только этого и ждал — вскочил в кабину. Сиденье пружинит, руль огромный, мотор рычит как танк. Михаил, не снимая кепку, лихо тронулся. По дороге они заехали на свалку, выкинули холодильник, потом в магазин, потом на заправку, потом ещё за одним ящиком пива «для коллег».
— Видал, Колян? — сказал Михаил, подмигнув. — Это тебе не на разводе солдат строить! Свобода! Хочешь — по шоссе, хочешь — по просёлку. Мотор поёт, ветер в окно, девчонки улыбаются. Романтика!
Коля смотрел в окно и чувствовал себя будто в кино про дальнобойщиков.
Вернувшись домой, Коля торжественно заявил:
— Всё! Решено. Я буду шофёром грузовика. Вот где настоящая жизнь! Зарплата приличная, свобода — как у орла, а не как у начальника цеха под прессом, и не как у лаборанта с горелкой.
Дед прыснул от смеха:
— Да-да, романтика! Особенно когда зимой на трассе застрянешь по колено в снегу, или мотор ночью на морозе заглохнет. Вот тогда и поймёшь, что романтика — это когда ты дома, под одеялом, а не в кабине с гаечным ключом.
Мать всплеснула руками:
— Господи, ну и куда тебя носит? То командир, то лаборант, то шофёр…
Отец усмехнулся:
— Да ладно, пусть покатается на грузовике. Может, хоть там поймёт, что романтика — это когда зарплату вовремя выдают и колёса не отваливаются.
Коля, не слушая подколок, уже мечтал:
— Представляю… я за рулём, в кабине — магнитофон «Весна», играет «Владимирский централ»… ну или что там будет лет через десять… Дорога дальняя, а у меня полная свобода! Не хочу в армию. Напишу отказ и пойду в автошколу учится. Душа свободы просит.