В библиотеке Педиатрического университета прошла встреча студентов и военного корреспондента «Комсомольской правды» Григория Кубатьяна.
Интересен молодежи Кубатьян стал после того, как осенью 2022 года пошел добровольцем на СВО в батальон «Ахмат», а затем, после ранения и демобилизации, написал книгу воспоминаний «Осень добровольца». Представил писателя публике проректор по международной деятельности, информационно-аналитическому обеспечению и воспитательной работе Валентин Сидорин.
На встречу в университетскую библиотеку пришли несколько десятков студентов и преподавателей, журналисту задавали много вопросов. Один из запоминающихся тезисов Григория Кубатьяна был такой:
- Сегодня России намного сложнее воевать, чем Советскому Союзу в Великую Отечественную войну. Потому что тогда СССР тоже воевал с европейским рейхом, но без Великобритании и США, которые были нашими союзниками. Сейчас они враги. И во-вторых, Россия намного меньше СССР, и отвалившиеся республики выступают либо нейтральными государствами, либо прямыми нашими противниками. То есть противник сильней и опасней, а наши ресурсы меньше, чем тогда.
Приводим вступительную речь Кубатьяна полностью:
«Я раньше занимался такой развлекательной журналистикой, я писал о путешествиях, действительно много ездил, был на всех континентах Земли, больше 90 стран посетил. Я писал про это, занимался этнографией, страноведением, но в 2015 году я впервые попал на Донбасс в качестве корреспондента газеты «АиФ», я писал о делегации артистов, которые сюда приехали поддержать ветеранов на 9 мая. И вот тогда впервые увидел, что там происходит, мог поговорить с людьми, посмотреть на ситуацию.
А уже в 2022 году, когда началась специальная военная операция, мне к тому времени уже было понятно, почему она происходит, почему она не могла не произойти, и почему все развивалось так, как развивалось. И дальше я понял, что вот этот нарыв, который зрел, вроде как его прорвало, и надо что-то делать, потому что под угрозой находимся мы все так или иначе. И я оставил свою деятельность, когда занимался туризмом, проводил туры и стал искать возможность заняться журналистикой военной.
Мне сразу не получилось, мне очень тяжело менять профессию быстро, все равно какие-то наработки от тебя ждут одного, ты хочешь заниматься другим. Я только к июню смог договориться, к июню 2022 года я поехал на Донбасс в качестве военного корреспондента. Около месяца я там провел, жил в Киевском районе Донецка, там нас постоянно обстреливали, страшновато было.
А потом уже, как меня все происходящее зацепило, я в конце лета завершил все дела, которые нужно было завершить, и в сентябре 2022 года подписал контракт с Минобороны, поступил добровольцем в спецназ «Ахмат». Почему я так сделал? Если кто помнит, то тогда, в сентябре 2022 года, началась частичная мобилизация. Что это означало частичная мобилизация? Может быть, на тот момент было понятно.
Не всем, кому-то было понятно. Это означало, что действующая наша армия не может справиться с той ситуацией, с которой она столкнулась. Были достаточно большие потери, и фактически государство обратилось за помощью к народу.
На фронт пошли отслужившие, но гражданские люди, которые не связывали себя с армией, не планировали воевать. Они оказались там почти случайно. Кто-то шел охотно, кто-то был не очень рад.
Часть людей, которые поддержали мобилизацию, решила удрать из страны. Тогда заметны были крики, стоны, причитания, что сейчас нас на войну, а мы не хотим. Очень много уехало тогда в Грузию, еще куда-то разбежалось молодежи.
Все это было наблюдать очень печально, потому что я-то родился еще в советское время, когда такие вещи, как любовь к родине, патриотизм, ответственность, это были не пустые слова, это что-то значило. Мне было стыдно за этих ребят, которые были моложе, чем я, но которые ни за что не хотели отставить интерес родины. Все побросали и уехали, просто сбежали.
Одновременно с этим началась их вербовка. Они попадали в руки зарубежных спецслужб автоматически и становились прямыми или косвенными агентами врагов. Как бы им не хотелось говорить, что они нейтральные, они за мир.
Все эти происходящие процессы были для меня очень неприятны. Я подумал, что я уже не тот возраст, состояние здоровья не то, но все равно надо что-то делать, и я поехал и записался. На тот момент, осень 2022 года, не так много было добровольческих подразделений, куда можно было пойти, а пойти через Минобороны было очень сложно, потому что там сложены процедуры, нужны соответствующие документы.
Я еще не служил, был освобожден по состоянию здоровья, и я просто не попал бы. Поэтому я пошел, как многие, у кого были похожие проблемы с документами или еще какого-то рода, кто не мог пойти напрямую через военкомат, и я пошел, записался добровольцем. Я попал в спецназ «Ахмат», я заходил через Чечню.
И там я встретил огромное количество людей со всей страны, из самых разных ее уголков. Там были якуты, буряты, калмыки, карелы, русские люди из Крыма приехали в Чечню, что меня особенно поразило. Там были дагестанцы, ингуши, из Чечни, конечно, тоже.
Вообще, русские люди всех видов там были. И я вот тогда понял, что, несмотря на то, что я поездил и что-то видел, я вот тогда увидел свою страну, некий срез. Мне как писателю было очень интересно.
Я увидел в этом бараке, в котором мы все сидели, свой народ. И для меня это было таким открытием. Почему эти люди там собрались? Мотивация разная была.
У кого-то патриотическая мотивация, у кого-то просто все в деревню пошли, и я пошел, что я хуже остальных, что ли. Кто-то там тоже не хотел идти по мобилизации, а хотел идти добровольцем. Потому что добровольческий контракт короче.
Ты идешь на полгода, а через полгода он заканчивается, ты можешь вернуться домой, повидаться с родными. Такая практическая была у людей. В общем, у кого какая была мотивация.
Так или иначе, все эти люди собрались, чтобы ехать на войну и защищать интересы страны. Ну и я поехал. Я, честно говоря, думал, что я пойду на вспомогательные какие-то службы, потому что я, честно говоря, не видел себя спецназовцем и никогда к этому не готовился.
Там была учебка, но она была достаточно формальная, как в 2022 году много где было. Сейчас за эти годы ситуация изменилась. Я много на каких полигонах видел, видел, как сейчас готовят, и это, конечно, небо и земля.
Но тогда нам дали пару раз пострелять, ну и, в общем-то, это все. И мы погрузились в самолет и полетели. И дальше я воевал на соледарском направлении, под Попасной. И непосредственно боевые действия, в которых я участвовал, длились около месяца. Через месяц я получил ранение, лежал в госпитале до окончания контракта.
И тогда в госпитале я начал писать заметки о том, что видел, фактически о нашей армии, о том, как она изнутри выглядит. Ну, то, что я видел своими глазами. Я описывал свой опыт.
На тот момент, это осень 2022 года, конец осени, это все пользовалось большой популярностью, эти заметки. Всем было очень интересно, потому что еще не было никакой такой подробной информации. Все, что выходило тогда в СМИ, оно было очень, ну, как бы выхолощено, слишком официально, слишком формально.
А тут какие-то живые истории, живых людей, живые воспоминания. Позже на основе этих заметок я выпустил книгу, она называлась «Осень добровольца». Я сегодня принес одну книгу, я подарю библиотеке, кому захочется, может почитать, взять ее.
Несколько книг у меня еще есть с собой, кому прям сильно захочется, можно будет ее приобрести с автографом.
Тогда же, в результате этих моих заметок, которые я писал, я получил приглашение из газеты «Комсомольская правда», им нужен был военкор, мне сказали, давай, будешь с нами. Я на тот момент уже сотрудничал с «Комсомольской правдой», но писал в основном о путешествиях.
Но тут другая история. С весны 2023 года я стал военным корреспондентом, езжу туда в командировки регулярно, 3-5 раз в год езжу в командировку, где-то по месяцу, иногда по полтора. Я нахожусь там и проехал уже всю линию соприкосновения, начиная аж от Кинбурнской косы, это кусочек Николаевской области, Херсонской области, Запорожской области, Луганской, Донецкой республики.
Также работал в Белгородской и Курской области, когда там были попытки вторжения. Я нахожусь в основном на передовой, на той передовой, на которую меня пускают. Если в 2023-2024 еще можно было проехать на самый передний край, например, на Кинбурнской косе я был даже не на первой линии, а перед ней, фактически на берегу Днепра.
Сейчас стало сложнее из-за дронов. Огромное количество дронов летит и подходить близко очень сложно. Ты на 10 км подходишь к ЛБС и уже над тобой летают вражеские дроны.
Их становится с каждым годом, а иногда даже с каждым месяцем все больше. Если раньше дроны игнорировали одиноких пешеходов, то сейчас на одного солдата могут 5 дронов потратить, лишь бы его достать. Всякий раз, когда ты появляешься на открытой местности, ты становишься мишенью.
И стало очень сложно заходить на передовую, и минобороны журналистов категорически не пускают. Если куда-то прорваться, то надо идти на ухищрения. Тем не менее, работа есть работа, и иногда приходится там бывать.
Я пытался проанализировать героизм людей. Есть героизм, когда люди поехали со всех концов России защищать интересы России, защищать русских на Донбассе, защищать страну. Они оставили свои отдаленные уголки и поехали туда, на Донбасс.
Это героизм одного рода. Есть героизм другого рода, это героизм людей Донбасса. Они тоже воюют за Россию, но Россия у них дома.
Они сопротивляются тому, чтобы Россию превратили во что-то другое. Их в принципе устраивала та Украина, которая была когда-то. Они говорили по-русски, читали русские книги, и такого давления на них не было.
Но с 2014 года это давление началось, и оно только усиливалось. Та историческая Россия, которая была на этих территориях, уничтожалась, и люди начали сопротивляться. Они тоже бьются за Россию, но за свою, культурную Россию, в которой они жили всегда.
Но эта борьба идет прямо у них дома, они никуда не ехали. А есть еще героизм бытовой, у которых нет никаких взглядов идеологических. Они владеют и украинским, и русским в равной мере.
Им в целом все равно, Украина там будет или Россия. Но просто так случилось столкновение цивилизационное. Оно не русско-украинское, а столкновение русского и западного мира.
Запад использует Украину как инструмент для тарана, но эти люди ничего в этом не понимают. Они просто хотели жить, чтобы их никто не трогал, чтобы они в своем доме прижили. Чтобы этого всего не было, но оно есть.
Ты можешь принять какую-то сторону, можешь не принимать, но ты все равно становишься участником событий. И это такой бытовой героизм, ежедневное выживание людей, когда ты просто никуда от этого деться не можешь. Каждый твой день это борьба за жизнь, за воду, за еду, за то, чтобы укрыться от летящих снарядов.
И это еще такой героизм бывает. Я все это наблюдаю и мне, как писателю, абстрагироваться от того, что это все ранее довольно сильно. Когда мне что-то рассказывают, какие-то ужасы, или я их вижу, или я их слышу, мне рассказывают, это все приходится носить в себе и сопереживать людям.
Много ужасного, чего даже не вообразить человеку за пределами нашей мирной жизни. Война совсем все меняет, и это все приходится носить в себе. Но как писателю, мне очень интересно увидеть человека в экстремальной ситуации и то, какая душевная сила в людях открывается, на какие подвиги человек становится способен.
Какой вообще потенциал выживаемости у человека, смелости, самопожертвования. Это то, чего в мирной жизни зачастую не увидишь. Бывает и у нас, но там это все очень сильно сконцентрировано.
Например, там можно увидеть детей, которые спасают взрослых, женщину пожилую, которая бежит на минное поле, чтобы спасти собачку, какие-то случаи самопожертвования, когда бойцы друг друга вытаскивают с риском для жизни. Или даже не совсем логичные истории, но все равно, когда наш боец берет в плен украинского бойца и выводит его, фактически спасая ему жизнь, потому что можно просто пристрелить. Но он его не убивает, он его взял в плен, он его ведет, ему надо довести его в наш тыл, передать, сохранить ему жизнь.
Но вот этот поход может закончиться тем, что украинец будет спасен пленный, а сам вот этот боец, пока он идет и потом возвращается на позицию, погибнет. Такие случаи бывают. И вот он разменивает свою жизнь на жизнь своего врага, добровольно поступая, просто из благородных побуждений, из-за того, что он не может, его моральные устои не позволяют ему просто пристрелить сдавшегося в плен человека.
И он фактически, рискуя своей жизнью, его выводит. А перемещаться очень сложно сейчас, потому что снизу мины, сверху дроны, и ты все время находишься между двух этих опасностей. Это некая атмосфера, в которой приходится работать, но при этом, когда находишься сам в таких же экстремальных условиях, начинаешь больше ценить жизнь, больше ценить душевные качества.
Многие вещи, которые считались в мирной жизни, имели какую-то ценность, популярность, успех, даже богатство, оно там не имеет такой ценности. Там просто какой-то человек, вытащишь ты своего товарища или бросишь, пойдешь ты раненого вытаскивать или испугаешься, выполнишь ты задание или постараешься отсидеться где-то в тылу. Сила характера больше имеет значение, чем все остальное.
А так, ребята, с которыми я общаюсь, они из разных слоев, есть для них и ребята бедные, для которых эти выплаты имеют значение, есть и достаточно обеспеченные, которые ушли от благополучной жизни. У них все хорошо было, у них даже бизнес какой-то свой, иногда даже свои сотрудники, которые неплохо зарабатывали, но вот они там, на переднем крае, потому что для них... Но они понимают, что если людей там не будет, то страна проиграет. Если страна проиграет, то ее ждут колоссальные бедствия, экономические, политические, тяжелые последствия.
Поэтому надо бороться, надо сражаться. Я вижу большое количество врачей, которые тоже едут, не только военные, но и гражданские, и там помогают. И большое количество историй, связанных с врачами, я встречал.
Например, я один раз познакомился с девочкой из села Красный партизан, она находилась на границе между Донецкой республикой, которую контролировали в 2014 году ополченцы, и той Украиной, которую контролировали пришедшие к власти в Киеве нацисты. Она жила фактически на границе. И первые годы, она еще ребенком была, школьницей, туда приходили и те, и другие.
И для нее и те, и другие были свои. И украинцы, это были местные украинцы, свои. И ополченцы, вчерашние украинцы, тоже были свои.
И вот одни свои приходят, другие свои приходят. Вот этот раскол, он случился чуть позже, когда появилась первая кровь, когда началась взаимная ненависть. И она помнит, что первые годы, и те, и другие, вроде как, приходили в эту деревню ее защищать и говорили об этом.
Но потом вот эта взаимная вражда становилась все больше. Потом это село отошло ополченцам. Оно оказалось с этой стороны, в Донецкой республике.
А украинцы начали обстреливать его. И обстреливали школу, в которой она училась. А все мужики из села ушли воевать.
Они все ушли в ополчение. И дети сами, школьники вчерашние, школьники 9, 10, 11, 12 лет, они сами ремонтировали эту школу, чтобы продолжать учиться. И они ее восстанавливали.
Сами доски приколачивали, окна выбиты, фанеры закрывали, чтобы продолжать учиться. А в 2022 году, она уже став девочкой постарше, ей было 17-18 лет, она родителям сказала, я пойду в армию. Ну там все удивились, как в армию? Куда тебе? Ну, вот она пошла, записалась, и она стала санитаром, военным медиком.
У нее не было специального медицинского образования, она все свое образование получала непосредственно вытаскивая раненых. А девчоночка, она вот такая, как мизинчик. То есть она маленькая совсем.
Но вот она там рядом с передовой, у нее свой фельдшерский пункт, она помогала вытаскивать раненых бойцов, их перевязывала, оказывала первую помощь, прежде чем их дальше эвакуировали уже в госпиталь. И вот она этим занималась, такая у нее школа жизни. Она вчерашняя школьница, она школу не закончила, потому что школу сожгли.
Но у нее школа вот такая стала. Причем она рассказывала, что когда ей притащили раненого солдата ВСУ, она ему тоже оказывала первую помощь, без большой радости, но все равно это врачебный долг, и деваться некуда. И так же его бинтовала.
А есть женщины. Женщины много в Донецкой республике воюют, потому что у многих мужья погибли. И они идут воевать просто потому, а что дома делать одной.
В основном они тоже идут в медики. Я с одной женщиной разговаривал, она уже бабушка, у нее внуки есть, но она продолжает все время передовой вытаскивать раненых. Она сама себе соорудила скорую помощь из двух «жигулей».
«Жигули» разрезали, две старые машины, и вместе склепали, и получились удлиненные «жигули». И туда как раз можно было положить раненого. Она сама в этом участвовала, сами покрасили это все, сварили, покрасили, получилась машина скорой помощи, эвакуационная.
Они на ней вывозили раненых. Все это делала сама, она вытащила огромное количество на себе раненых ребят, иногда здоровых мужиков. Я сам участвовал в эвакуации раненого, я знаю, сколько весит человек.
Если парень весит 80-90 кг, это еще и за сотню людей весит. Мы, я помню, такие носилки тащили вчетвером. Мы бежали через поле, которое обстреливалось.
Когда тебя из миномета обстреливают, ты бежишь с этими носилками, и всякий раз надо падать в грязь, если с носилками. Это мы вчетвером четыре мужика тащили. А вот как женщине одной вытащить, а иногда бывает и такое, что надо на чем-то волочить, вытащить из-под обстрелов, оказать помощь.
Это все, конечно, невероятных усилий требует, невероятного героизма, притом, что ты тоже подвергаешься опасности. Тем не менее, нашим врачам, санитарам, медикам военным удается спасать людей в самых разных экстремальных ситуациях».