— Ты опять пролил кофе, Игорь. На скатерть.
Игорь не оторвал взгляда от экрана телефона, лишь небрежно махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.
— Убери, пожалуйста. У меня сейчас важная переписка. Партнеры из Новосибирска на связи.
Марина молча смотрела на расплывающееся по белоснежной ткани коричневое пятно. Оно было похоже на маленькую, уродливую кляксу на картине их идеальной, как казалось со стороны, жизни. Двадцать пять лет брака. Успешный муж, умница-дочь, учащаяся в столице, просторная квартира в центре города. Скатерть была итальянская, льняная, подарок на прошлую годовщину свадьбы. Игорь тогда даже не поинтересовался, что в коробке.
Она взяла со стола его пустую чашку, свою, почти нетронутую, и молча пошла на кухню. Он даже не заметил. Не заметил, как она остановилась в дверях и несколько долгих секунд смотрела на его склоненную над телефоном голову с пробивающейся сединой. Он был полностью поглощен своей важной перепиской. Как и всегда.
Марина вернулась через минуту, в руках у нее была влажная губка. Она промокнула пятно, но оно лишь стало бледнее и больше. Безнадежно. Как и многое в их жизни.
— Я ухожу, — тихо сказала она.
— Купи новую, — не отрываясь от экрана, бросил Игорь. — В чем проблема? Денег я тебе вчера перевел.
Она медленно опустила губку на блюдце. Воздух в комнате вдруг стал плотным, тяжелым, как будто из него выкачали весь кислород.
— Я ухожу от тебя, Игорь.
Вот теперь он оторвался от телефона. Его взгляд, цепкий, деловой, на секунду растерянно моргнул, а потом в нем зажглись насмешливые огоньки. Он откинулся на спинку дорогого венского стула и скрестил руки на груди.
— Мариночка, что за утренние спектакли? У тебя что-то случилось? Опять с подружками своими наговорилась?
— Я подаю на развод. И да, квартира останется мне, — спокойно сообщила она, повторив его тон. В ее голосе не было ни истерики, ни злости, только ледяное, окончательное спокойствие.
Смех застрял у Игоря в горле. Он медленно выпрямился, его лицо окаменело.
— Что ты сказала? Повтори.
— Я думаю, ты прекрасно все слышал. Документы я подготовлю в ближайшие дни. Тебе лучше поискать себе временное жилье.
Он смотрел на нее так, словно видел впервые. Не свою тихую, покладистую жену, которая всегда встречала его с ужином, гладила рубашки и никогда не перечила, а совершенно незнакомую, чужую женщину с холодными, решительными глазами.
— Ты... ты в своем уме? — наконец выдавил он. — Какая квартира? Ты с ума сошла? Это моя квартира! Я на нее заработал!
— Мы купили ее в браке, — все так же ровно парировала Марина. — По закону она общая. Но Аня, наша дочь, прописана здесь. И я не хочу, чтобы она возвращалась на каникулы в пустоту или жила на съемном углу. Поэтому квартира останется нам. А ты, как мужчина, заработаешь себе на новую.
Игорь вскочил, опрокинув стул. Тот с грохотом упал на паркет.
— Да ты... Ты что себе позволяешь?! После всего, что я для тебя сделал! Ты жила как у Христа за пазухой! Ни в чем отказа не знала! И это твоя благодарность?
— Благодарность за что, Игорь? — она впервые за утро посмотрела ему прямо в глаза. — За то, что я двадцать пять лет была твоей тенью? Удобным приложением к твоему успеху? За то, что ты никогда не спрашивал, о чем я мечтаю и чего хочу? За то, что разучился видеть во мне человека?
— Какую чушь ты несешь! — он побагровел. — Это климакс у тебя, что ли? Гормоны? Я сейчас позвоню доктору, он тебе успокоительных выпишет!
Марина горько усмехнулась. Он даже сейчас не мог поверить, что это ее собственное, выстраданное решение. Ему было проще списать все на женские «штучки», на гормоны, на дурное влияние подруг. На что угодно, лишь бы не признавать, что проблема в нем.
— Не нужно доктора. Мне нужно только, чтобы ты собрал свои вещи. Даю тебе неделю.
Она развернулась и пошла в спальню. Он смотрел ей вслед, не в силах поверить в реальность происходящего. Это был какой-то дурной сон. Его Марина, его тихая, предсказуемая Марина, выгоняет его из собственного дома.
Он поднял стул, прошелся по гостиной. Взгляд упал на их свадебную фотографию в серебряной рамке. Двадцатилетние, счастливые, они смотрели в объектив, обнявшись. Куда все это делось? Когда? Он не заметил. Он много работал, строил бизнес, обеспечивал семью. Он был уверен, что делает все правильно. Он давал ей деньги, возил на курорты, покупал дорогие вещи. Чего ей еще не хватало?
Из спальни донеслись тихие звуки: скрип дверцы шкафа, шелест одежды. Она собирала чемодан. Или его чемодан? Он рванул в спальню. Марина доставала с верхней полки большой дорожный чемодан. Его чемодан, с которым он летал в командировки.
— Ты серьезно? — его голос сорвался. — Ты сейчас действительно пакуешь мои вещи?
— Я дала тебе неделю, — она не посмотрела на него, аккуратно складывая на кровати его костюмы. — Но если ты хочешь уехать сегодня, я не буду возражать.
— Да я никуда не уеду! Это мой дом! — заорал он, чувствуя, как теряет контроль. — Если кто-то и уйдет, то это ты! Можешь катиться на все четыре стороны! К маме своей в деревню! Хотя нет, она же умерла. Ну, тогда на дачу! К розам своим!
Упоминание о даче заставило ее замереть. Она медленно повернулась.
— Хорошо, — сказала она так тихо, что он едва расслышал. — Я уеду на дачу.
Он победно усмехнулся. Вот и все. Сдулась. Психанула и сдулась. Сейчас поплачет и успокоится.
— Вот и умница. Истерику прекращай. Я на работу опаздываю. Вечером поговорим.
Но она не плакала. Она просто смотрела на него долгим, тяжелым взглядом. Потом подошла к комоду, достала свою сумку, бросила туда паспорт, кошелек. Надела легкий плащ, стоявший у двери.
— Я вызову юриста на следующей неделе. Ключи оставлю на тумбочке в прихожей, — сказала она и вышла из комнаты.
Игорь остался стоять посреди спальни, заваленной его вещами. Он слышал, как щелкнул замок входной двери. Тишина. В квартире стало оглушительно тихо. Он сел на край кровати, на свои дорогие костюмы, и обхватил голову руками. Что это было?
День на работе прошел как в тумане. Он не мог сосредоточиться на цифрах, на графиках, на голосах подчиненных. Перед глазами стояло ее спокойное, чужое лицо. «Квартира останется мне». Наглость! Какая невиданная наглость!
Он позвонил своему другу, Вадиму, тоже крупному бизнесмену, разведенному уже дважды.
— Старик, представляешь, моя сегодня учудила, — выпалил он в трубку. — Заявила, что на развод подает и квартиру себе забирает.
Вадим на том конце провода хмыкнул.
— Классика. Моя первая тоже так начинала. Не ведись. Это манипуляция чистой воды. Чего-то хочет от тебя. Новую шубу или машину. Поломается и вернется. Главное, покажи характер. Скажи, что ни копейки не дашь. Сразу шелковая станет.
— Да она на дачу уехала, — растерянно сказал Игорь.
— Ну и прекрасно! Пусть проветрится. Посидит там одна в своей глуши, заскучает без денег и сама прибежит. Ты главный, ты и устанавливаешь правила. Не забывай.
Игорь положил трубку. Совет Вадима звучал логично, по-мужски. Конечно, это манипуляция. Она никогда не решится. Куда она пойдет? Всю жизнь за его спиной. Ни дня не работала с тех пор, как Аня родилась. Он успокоился. Нужно просто переждать эту бурю в стакане воды.
Вечером он вернулся в пустую квартиру. Непривычная тишина давила на уши. Никто не спросил, как прошел его день, не поставил на стол тарелку с горячим ужином. Он заглянул в холодильник. Пусто. То есть, продукты были, но готовой еды не было. Он с раздражением захлопнул дверцу и заказал пиццу.
Сидя в одиночестве за большим столом, он снова почувствовал укол тревоги. А что, если не вернется? Он отогнал эту мысль. Вернется, куда она денется.
Прошел день, второй. Марина не звонила. Он сам из гордости тоже не набирал ее номер. На третий день не выдержала дочь.
— Пап, привет. А что у вас с мамой случилось? Она мне позвонила, сказала, что на даче и что вы... разводитесь. Это правда?
Голос Ани звучал встревоженно.
— Анечка, здравствуй. Да, у мамы твоей какое-то помутнение. Решила характер показать. Не переживай, все наладится. Посидит там одна, одумается и вернется.
— Пап, а ты не думаешь, что это не помутнение? — осторожно спросила дочь. — Мама никогда просто так ничего не делает. Может, ты ее обидел чем-то?
— Я?! — возмутился Игорь. — Да я всю жизнь на вас пашу! Чтобы у тебя было лучшее образование, а у нее — все, что душа пожелает!
— Пап, а ты когда в последний раз спрашивал, чего желает ее душа? — в голосе Ани послышались стальные нотки, так похожие на сегодняшние маринины. — Она вчера плакала, когда мы разговаривали. Сказала, что устала быть невидимкой.
— Какой еще невидимкой? Глупости все это! Ладно, дочка, мне работать надо. Не волнуйся, я все улажу.
Но разговор с дочерью выбил его из колеи. Невидимка. Что за бред? Он всегда ее видел. Вот она, дома, занимается хозяйством. Все на своих местах. Все как надо.
Он решил действовать. Поехал в самый дорогой цветочный салон, купил огромный букет ее любимых белых роз. Заехал в ювелирный, выбрал изящное колье. С этим «набором для примирения» он отправился на дачу.
Дача была старая, доставшаяся Марине от родителей. Небольшой деревянный домик, утопающий в зелени. Игорь не любил это место. Земля, комары, туалет на улице. Он построил для нее шикарный коттедж в элитном поселке, но она все равно рвалась сюда, в эту глушь. Возилась со своими цветами, как сумасшедшая.
Он с трудом открыл заржавевшую калитку. Марина была в саду. В старом халате, в резиновых сапогах, она подвязывала плетистые розы. Увидев его, она даже не удивилась. Просто выпрямилась, вытерла руки о халат.
— Зачем приехал? — спросила она безразлично.
— Я приехал мириться, — он протянул ей букет. — Это тебе. И вот еще.
Он открыл бархатную коробочку с колье.
Она взглянула на цветы, на блеск камней, потом снова на него. Во взгляде ее не было ничего, кроме усталости.
— Забери это, Игорь. Мне это не нужно.
— Как не нужно? — он опешил. — Это же бриллианты!
— Мне не нужны бриллианты. Мне нужно было, чтобы ты хотя бы раз приехал сюда не для того, чтобы откупиться, а чтобы просто помочь мне прополоть грядки. Чтобы ты сел со мной на этой веранде и выпил чаю из старой треснувшей чашки, а не морщился от того, что здесь «не тот уровень».
— Да что ты заладила про эту дачу! — взорвался он. — Я тебе дом построил, а ты в эту развалюху вцепилась! Кстати, о даче. Раз уж мы разводимся, ее нужно будет продать. И поделить деньги. Место тут хорошее, можно неплохо выручить.
Марина смотрела на него, и в ее глазах медленно разгорался гнев. Тот самый тихий, страшный гнев, который он видел утром.
— Ты ничего не понял, — прошептала она. — Совсем ничего. Дачу ты продавать не будешь.
— Это еще почему? — нагло усмехнулся он. — Она тоже куплена в браке.
— Она не куплена в браке, Игорь. Она оформлена на меня по дарственной от моих родителей. Задолго до того, как ты стал «успешным бизнесменом». Так что к этому дому и к этой земле ты не имеешь никакого отношения. Как и ко мне. Уезжай.
Это был удар под дых. Он и забыл про эту дарственную. Он всегда считал дачу своей, как и все остальное. Он смотрел на нее, на эту женщину в старом халате, и вдруг понял, что проиграл. Она не блефовала. Она все продумала.
— Но почему, Марина? — он вдруг сменил тон на растерянный, почти жалобный. — Почему сейчас? Что я сделал не так?
Она вздохнула.
— Дело не в том, что ты сделал, Игорь. А в том, чего ты не делал. Ты не замечал меня. Годами. Я для тебя была функцией. Функция «жена». Приготовить, убрать, встретить, улыбнуться. А что у этой функции внутри, тебя не интересовало. Ты приходил домой и продолжал жить своей работой, своими сделками, своими партнерами. А я жила рядом. Просто рядом. Как предмет мебели. Удобный, привычный, но неодушевленный. Знаешь, что стало последней каплей?
Он молчал, боясь дышать.
— Сегодняшнее пятно от кофе. Ты пролил кофе и даже не поднял головы. Ты просто приказал: «Убери». И в этот момент я поняла, что меня для тебя больше не существует. Есть просто обслуживающий персонал. А я не хочу быть персоналом. Я хочу жить.
Она отвернулась и снова принялась за свои розы. Он постоял еще немного, глядя на ее спину. В его руках все еще был букет и коробочка с колье. Они казались нелепыми, фальшивыми. Он молча развернулся, бросил их на сиденье машины и уехал.
Всю дорогу до города он прокручивал в голове ее слова. «Не замечал». Разве? Он помнил, как она выглядит. Каштановые волосы, серые глаза, родинка над губой. Он знал, что она любит белые розы и горький шоколад. Знал, что она боится грозы. Или это было давно? Когда он в последний раз дарил ей горький шоколад? Не молочный, который любит он сам, а именно горький? Он не мог вспомнить.
Вернувшись в пустую квартиру, он почувствовал ее запах. Тонкий, едва уловимый аромат ее духов. Он прошел в спальню. На своей половине кровати он увидел аккуратно сложенную стопку белья и записку.
«Я собрала тебе вещи на первое время. Остальное заберешь позже. Адрес юриста я пришлю сообщением. Марина».
Он сел на кровать. На ее кровать. Провел рукой по прохладной простыне. И впервые за двадцать пять лет осознал, что остался один. Не просто один в квартире, а один в жизни. Его бизнес, его партнеры, его деньги — все это казалось сейчас таким мелким и незначительным по сравнению с пустотой, которая разверзлась внутри.
Он вспомнил их первую встречу. Студенческая вечеринка. Она стояла у окна в простом ситцевом платье и смеялась над какой-то шуткой. И он влюбился. В ее смех, в ее светлые глаза, в ее доброту. Он так хотел сделать ее счастливой. Где-то по дороге, в погоне за успехом и статусом, он забыл, что счастье — это не счет в банке и не дорогая машина. Счастье — это когда тебе есть кому сказать «доброе утро» и услышать в ответ «я люблю тебя». Он не говорил ей этих слов уже много лет. И не слышал их.
На следующий день он позвонил юристу. Не своему, а тому, которого она наняла. Он не стал спорить. Он согласился на все ее условия. Квартира — ей. Алименты на Аню — сколько скажет. Он был готов отдать все, но понимал, что главного уже не вернуть.
Через неделю он съехал. Перевез свои вещи в небольшую съемную квартиру на окраине города. Она была чистой и новой, но бездушной. Вечерами он сидел у окна и смотрел на чужие огни. Он научился заваривать себе кофе, стирать рубашки и даже пытался что-то готовить. Но еда получалась безвкусной.
Иногда он проезжал мимо их дома. Смотрел на свет в окнах и представлял, что она там, ходит по комнатам, поливает цветы. Может быть, она была там не одна. Эта мысль больно резанула по сердцу.
Развод оформили быстро и тихо. В суде они почти не разговаривали. Он только спросил:
— Ты счастлива?
Она на мгновение задумалась, а потом просто кивнула.
— Я учусь быть счастливой, Игорь. Учусь жить для себя.
Он видел ее еще один раз, случайно, через несколько месяцев. Она выходила из какого-то учебного центра с папкой в руках. Она похудела, подстриглась. На ней было простое, но элегантное платье. Она выглядела моложе и... спокойнее. Она не увидела его. Она шла, улыбаясь своим мыслям, и в этой улыбке было столько тихой силы и уверенности, что он понял — она не вернется. Никогда.
Он завел машину и поехал прочь. Впереди была новая, одинокая жизнь, в которой ему предстояло заново учиться видеть людей, а не функции. И первым человеком, которого ему нужно было разглядеть, был он сам. Тот, кто в погоне за успехом потерял любовь. И, возможно, самого себя.