— Почему Олега нет? Ты ему звонил?
Марина поправила тяжелую скатерть с вышивкой, которую доставала только по большим праздникам. Ее голос дрогнул от обиды. Двадцать пять лет. Серебряная свадьба. А единственный сын не счел нужным приехать поздравить родителей.
— Звонил, конечно, — Игорь, ее муж, стоял у окна, глядя на темнеющий двор. Он не поворачивался, и от этого его голос звучал глухо, отстраненно. — У него работа, завал какой-то. Сказал, что в выходные заедет.
— Завал? — она всплеснула руками. — У него всегда завал, когда дело касается нас! У его начальника юбилей — он бежит с подарком. У друга день рождения — он летит на другой конец города. А у родителей двадцать пять лет совместной жизни, событие, которое бывает раз в жизни, и у него — завал!
Игорь медленно обернулся. Его лицо, обычно спокойное и уверенное, казалось усталым. Морщинки у глаз, которые она всегда так любила, сегодня казались глубже, резче.
— Мариш, перестань. Он взрослый мальчик. У него своя жизнь. Не накручивай себя.
— Не накручивать? Игорь, это наш сын! Я его родила, я ночами не спала, когда у него зубы резались. Я вела его в первый класс, держа за руку. А теперь у него «своя жизнь»? А мы в этой жизни где? Так, на периферии?
Она опустилась на стул. Праздничный стол, который она накрывала с такой любовью — хрустальные бокалы, фамильное серебро, ее фирменный салат «Королевский», — вдруг потерял всякий смысл. Свечи в старинных подсвечниках оплывали, роняя восковые слезы на белоснежную ткань.
Игорь подошел, опустился перед ней на колени, взял ее руки в свои. Его ладони были теплыми, знакомыми до последней прожилки.
— Прости. Ты права. Я поговорю с ним. Серьезно поговорю. Но давай не будем портить этот вечер. Он наш. Только наш. Посмотри, как ты сегодня красива. Как двадцать пять лет назад. Даже лучше.
Он смотрел ей в глаза, и в его взгляде была та нежность, которая всегда обезоруживала ее, заставляла забывать все обиды. Она вздохнула, провела рукой по его седеющим волосам.
— Ладно. Ты прав. Не будем. Но я все равно обиделась на него.
— Я знаю, — он улыбнулся. — Завтра позвонишь ему и выскажешь все, что думаешь. А сегодня — давай за нас.
Он встал, налил в бокалы шампанское. Пузырьки с шипением рвались наверх.
— За нас, Марина. За наши двадцать пять лет.
Они чокнулись. Тонкий звон хрусталя повис в тишине комнаты. Марина сделала глоток, глядя на мужа поверх ободка бокала. Он был ее крепостью, ее опорой. Все эти годы она чувствовала себя за ним как за каменной стеной. Надежный, верный, любящий. Они вместе строили эту жизнь, эту квартиру, растили сына, преодолевали трудности девяностых, радовались успехам. Она не представляла своей жизни без него.
Она вспомнила их первую встречу в институте, его неуклюжие ухаживания, букетики полевых ромашек. Свадьбу — скромную, в небольшой столовой, но такую веселую и настоящую. Рождение Олега, бессонные ночи, первые шаги, первые слова. Как Игорь учил его кататься на велосипеде, а она стояла на балконе, боясь дышать. Как они вместе возили его на море, строили песчаные замки и ели сладкую вату. Целая жизнь. Счастливая жизнь.
— О чем задумалась? — мягко спросил Игорь.
— Вспоминаю, — улыбнулась она. — Кажется, это было только вчера. А уже четверть века прошла.
— Да, время летит, — он поставил свой бокал на стол и снова сел напротив. Его лицо стало серьезным, почти торжественным. — Марин, я должен тебе кое-что сказать.
Она playfully нахмурилась.
— Что, приготовил какой-то особенный подарок? Неужели то колье, на которое я в витрине засмотрелась?
Он не улыбнулся в ответ. Его взгляд был тяжелым, он смотрел не на нее, а куда-то сквозь нее.
— Нет. Это не подарок. Я... я долго не решался. Думал, что унесу это с собой. Но сегодня... в этот день... я больше не могу врать.
У Марины неприятно похолодело внутри. Что-то в его тоне, в его застывшем лице испугало ее.
— Игорь, что случилось? Ты болен?
Он медленно покачал головой.
— Нет. Хуже. Марина, прости меня, если сможешь. У меня... у меня есть другая семья.
Комната качнулась. Звон в ушах заглушил тиканье старинных часов на стене. Она смотрела на него, на его губы, произнесшие эти страшные слова, и не понимала их смысла. Это была какая-то глупая, злая шутка.
— Что? Что ты сказал? Повтори.
— У меня есть другая семья, — повторил он тихо, но отчетливо. — Другая женщина. И сын. Ему двадцать три года.
Двадцать три. Ее мозг лихорадочно заработал. Олегу двадцать четыре. Значит, почти с самого начала. Почти всю их совместную жизнь.
— Ты... врешь, — прошептала она. Губы ее не слушались. — Ты врешь. Этого не может быть.
— Я бы хотел, чтобы это было ложью, — его голос был пуст. — Ее зовут Светлана. Я познакомился с ней в командировке. В Самаре. Почти двадцать пять лет назад. Это была глупость, минутная слабость. А потом она сказала, что беременна.
Он говорил, а Марина смотрела на него и видела совершенно чужого человека. Куда делся ее Игорь, ее родной, любимый муж? На его месте сидел этот незнакомец с мертвыми глазами и рассказывал чудовищные вещи.
— Я не мог ее бросить. С ребенком. Я стал ездить туда. Сначала раз в несколько месяцев, потом чаще. Говорил тебе, что это по работе. Покупал им квартиру, помогал деньгами. Он... он вырос. Кирилл. Его зовут Кирилл.
Кирилл. У него даже было имя. У сына от другой женщины.
— Она знает? Обо мне? Об Олеге?
— Да. Она знала с самого начала.
Значит, она, Марина, была единственной, кто жил в неведении. Двадцать пять лет. Четверть века лжи. Все эти «срочные командировки», «важные совещания», «задержки на работе». Все это было ложью. Он ехал не на переговоры, он ехал к ней. К другой жизни, о которой она даже не подозревала.
Ее руки дрожали так, что она не смогла удержать бокал. Хрусталь выскользнул из пальцев и с тихим звоном разбился о паркет, разлетевшись на сотни мелких осколков. Шампанское растеклось по полу липкой лужей.
— Как? — только и смогла выдохнуть она. — Как ты мог?
— Я не знаю, — он опустил голову. — Я сам не знаю. Это закрутилось как снежный ком. Сначала я думал, что просто буду помогать ребенку. А потом... я не смог уйти. Ни оттуда, ни отсюда. Я люблю тебя, Марин. И Олега. Но и их... я тоже не мог бросить. Я жил на разрыв. Все эти годы.
— Любишь? — ее голос сорвался на крик. — Ты называешь это любовью?! Ты растоптал мою жизнь! Ты украл у меня двадцать пять лет! Я жила во лжи! Я была самой счастливой дурой на свете, верила каждому твоему слову!
Она вскочила, опрокинув стул. Хотелось кричать, бить посуду, бить его, этого предателя, сидевшего перед ней с видом побитой собаки.
— Вон, — прошипела она. — Убирайся вон из моего дома.
— Марин, пожалуйста...
— Вон! Чтобы я тебя не видела! Иди к своей Светлане! К своему Кириллу! Вы же твоя настоящая семья! А мы кто? Мы так, прикрытие? Удобный фасад для твоей двойной жизни?
Он поднялся, его лицо было серым.
— Я уйду. Если ты так хочешь. Но я хотел, чтобы ты знала правду. Я больше не мог так жить.
Он пошел в прихожую. Она слышала, как он надевает пальто, как щелкнул замок. Дверь захлопнулась. В квартире воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и ее собственным сбивчивым дыханием.
Марина опустилась на пол, прямо на осколки разбитого бокала, не чувствуя боли. Она обхватила себя руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Мир, такой понятный, надежный и уютный всего час назад, рухнул, оставив после себя лишь дымящиеся руины.
Она не знала, сколько так просидела. Может, час, может, три. Потом поднялась, как автомат, на ватных ногах дошла до спальни и упала на кровать, даже не раздеваясь. Сон не шел. Перед глазами стояло его лицо, звучали его слова: «У меня есть другая семья».
Утром ее разбудил телефонный звонок. Она не хотела отвечать, но звонок был настойчивым. На экране высветилось «Лена». Ее лучшая подруга, почти сестра.
— Алло, — хрипло сказала Марина.
— Маринка, ну вы где пропали? Я звоню-звоню! С праздником вас, голубки! Двадцать пять лет — это не шутки! Как отмечаете? Игорь что подарил?
При звуке его имени у Марины снова перехватило дыхание.
— Лен... — она заплакала, беззвучно, судорожно, сотрясаясь всем телом.
— Эй, ты чего? Что случилось? Олег? С ним все в порядке?
— С Олегом все в порядке, — сквозь слезы выдавила она. — Это Игорь... Лен, он ушел.
— Как ушел? Куда? Вы что, поругались в такой день?
— Он мне все рассказал. У него... у него другая семья. Все двадцать пять лет.
На том конце провода повисла тишина. Лена, всегда бойкая и громкая, молчала.
— Ты шутишь, — наконец произнесла она. — Скажи, что это дурацкая шутка.
— Я бы хотела, — всхлипнула Марина. — У него там сын. На год младше нашего Олега.
— Господи... — выдохнула Лена. — Сволочь. Какая же сволочь! Я сейчас приеду. Слышишь? Жди меня.
Марина не стала спорить. Ей нужен был кто-то. Кто-то живой, кто мог бы подтвердить, что она не сошла с ума, что все это происходит наяву.
Она бродила по квартире, как привидение. Каждая вещь кричала о нем. Вот его кресло, с промятой от его веса подушкой. Вот его чашка на кухне. Вот на вешалке висит его домашний халат. Целая жизнь, построенная на лжи.
Она стала вспоминать. Все эти годы. Бесконечные «командировки». Иногда он уезжал на неделю, а то и на две. Она скучала, ждала, готовила его любимые блюда к возвращению. А он в это время был там. С ней. С их сыном.
Вспомнились странные звонки. Иногда он выходил поговорить на балкон, говорил, что по работе, «конфиденциально». Она верила. Почему бы ей не верить?
А подарки? На дни рождения, на Восьмое марта он всегда дарил что-то нужное, практичное — новый кухонный комбайн, набор сковородок, пылесос. А она радовалась, думала, какой он заботливый. А теперь ей казалось, что он просто покупал два одинаковых комбайна — один ей, другой — ей. Чтобы не перепутать, не ошибиться.
Приехала Лена. Она ворвалась в квартиру, как вихрь, с порога обняла Марину.
— Держись, подруга. Ну и козел он, а! Я всегда чувствовала, что с ним что-то не так. Слишком правильный, слишком идеальный.
Они сидели на кухне до позднего вечера. Марина говорила, говорила без умолку, выплескивая всю боль, все обиды, все воспоминания, которые теперь приобрели новый, уродливый смысл. Лена слушала, подливала ей коньяк в чай, ругала Игоря последними словами и гладила ее по руке.
— Что теперь делать будешь? — спросила она, когда Марина немного успокоилась.
— Не знаю, — честно ответила Марина. — Я не знаю, как жить дальше. Все, во что я верила, оказалось обманом.
— Разводиться будешь?
— А у меня есть выбор? Жить с ним я не смогу. Никогда.
— Правильно. Гнать его в шею. Квартира на кого записана?
— На нас обоих. Мы ее вместе получали.
— Значит, делить. И на алименты подать. На себя. Ты же не работаешь.
Марина поморщилась. Последние пятнадцать лет она была домохозяйкой. Игорь хорошо зарабатывал, и они решили, что так будет лучше. Она создавала уют, заботилась о доме, о сыне, о нем. А он в это время содержал другую семью.
— Я не хочу его денег. Ни копейки.
— Дура! — вспылила Лена. — Это не его деньги, это ваши общие! Ты отдала ему лучшие годы, а он так с тобой поступил! Ты должна забрать у него все, что положено по закону!
Но Марина только качала головой. Мысль о том, чтобы судиться, делить имущество, была ей отвратительна. Ей хотелось одного — чтобы он просто исчез из ее жизни.
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Она почти не ела, не спала, бесцельно бродила по опустевшей квартире. Позвонил Олег.
— Мам, привет. Вы чего не звоните? Я вас с праздником поздравлял, телефон был выключен. Все нормально?
Марина не смогла сказать ему правду. Не по телефону.
— Да, сынок, все хорошо. Просто приболела немного. Устала.
— А отец где?
— Отец... в командировке, — солгала она, и от этой лжи ей стало еще горше.
Она решила, что нужно что-то делать. Сидеть и жалеть себя — это путь в никуда. Она открыла шкаф. Его вещи. Костюмы, рубашки, свитера. Она методично, одну за другой, начала вытаскивать их и складывать в большие мусорные мешки. Это было больно, каждая вещь хранила его запах, воспоминания. Но это было необходимо. Как хирургическая операция.
Когда она закончила, в прихожей выросла гора черных мешков. Она позвонила в службу вывоза мусора и договорилась, чтобы все это забрали.
Вечером в дверь позвонили. Она подумала, что это Лена, и открыла, не глядя. На пороге стоял Игорь. Постаревший, осунувшийся, с виноватыми глазами.
— Можно войти? — тихо спросил он.
— Зачем ты пришел? — холодно спросила она, не давая ему пройти.
— Я хотел поговорить. Марин, я знаю, что натворил. Я не жду прощения. Но я не могу тебя потерять. Я оставлю их. Я все им объясню. Я буду просто помогать деньгами, как раньше. Только позволь мне вернуться.
Он смотрел на нее с такой надеждой, с такой мольбой, что в другой ситуации ее сердце бы дрогнуло. Но не сейчас.
— Вернуться? Куда? В этот дом, который ты превратил в декорацию для своего спектакля? Жить со мной, зная, что где-то там есть другая женщина, другой сын, которые тоже ждут тебя? Нет, Игорь. Обратной дороги нет. Ты сделал свой выбор двадцать пять лет назад.
— Это была ошибка!
— Ошибка, которая длилась двадцать пять лет? Нет, это не ошибка. Это жизнь. Твоя вторая жизнь, о которой я ничего не знала. Уходи.
Она увидела его взгляд, скользнувший мимо нее в прихожую. Он заметил пустые полки в шкафу.
— Ты... ты выбросила мои вещи?
— Я выбросила твою ложь, — отрезала она. — Уходи, Игорь. Пожалуйста.
Он постоял еще мгновение, потом развернулся и молча пошел вниз по лестнице. Марина закрыла дверь на все замки и прислонилась к ней спиной. Сил больше не было.
Она поняла, что не может оставаться в этой квартире. Стены давили, напоминая о прошлом, которого больше не было. У нее была старая дача, доставшаяся от родителей. Небольшой домик, запущенный сад. Она не была там несколько лет. Игорь не любил возиться с землей, а одной ей было не с руки.
Но сейчас эта мысль показалась ей спасительной. Уехать. Туда, где ничего не напоминает о нем.
Она собрала небольшую сумку — самое необходимое. Позвонила Лене, сказала, что уезжает на дачу, попросила присмотреть за квартирой. Позвонила Олегу.
— Сынок, я уеду на некоторое время. На дачу.
— На дачу? Сейчас? Мам, там же холодно, все заброшено. Что случилось? Это из-за отца?
Пришло время сказать ему правду. Она глубоко вздохнула.
— Олег, мы с отцом расстались.
Она рассказала ему все. Кратко, без лишних эмоций, которых уже не осталось. Он долго молчал.
— Я убью его, — наконец сказал он глухим голосом. — Я просто его убью.
— Не надо, — устало попросила она. — Ничего уже не изменишь. Просто знай. Я поживу на даче, приведу мысли в порядок.
— Мам, приезжай ко мне. Зачем тебе эта дача?
— Нет, сынок. Мне нужно побыть одной. Я позвоню.
Она вызвала такси. Последний раз оглядела квартиру — свой мир, который рассыпался в прах. И вышла, не оборачиваясь.
Дача встретила ее запустением и холодом. Пыльная мебель, занавески, пахнущие сыростью, холодная печь. Но это был ее дом. Место, где она была ребенком, где все было просто и понятно.
Она растопила печь. Огонь весело загудел в трубе, и по дому поплыло живое тепло. Она заварила чай из трав, которые сама собирала много лет назад и которые все еще хранили запах лета.
Сидя у огня, закутавшись в старый плед, она смотрела на пляшущие языки пламени. Впервые за эти страшные дни она почувствовала что-то похожее на покой. Впереди была неизвестность. Пугающая, холодная, но в то же время — ее собственная. Ей предстояло заново учиться жить. Одной. Находить новые смыслы, новые опоры. Это будет трудно. Но она знала, что справится. Потому что та женщина, которая двадцать пять лет была счастлива в браке, умерла. А на ее месте родилась новая. И эта новая Марина больше никому не позволит себя обмануть.