Когда твоя жизнь годами похожа на вечную смену — «мотор», «стоп», переезды, павильоны, — кажется, что личное всегда можно “доснять потом”. Но «потом» однажды заканчивается. В моём случае — началось «сейчас».
И когда я впервые вышел в свет с ней, журналисты удивились больше, чем я сам когда-то: да, мы уже были мужем и женой.
Тихо, без афиш. Я сделал ей предложение и мы расписались, когда понял: я меняюсь не ради роли, а ради человека. И — да — я бросил пить, вернул форму, стал пропадать на съёмках по-настоящему осознанно: чтобы обеспечивать семью и не срывать себе же жизнь. «Жена ждёт мужа дома после подвигов» — это теперь не красивая фраза, а моя реальность.
Я родился в Омске, в доме, где талант был как воздух. Мама — Любовь Полищук, папа — Валерий Макаров. Рано узнал, что такое гастроли и одиночество: несколько лет провёл в интернате — мама спасала зрительный зал, а меня спасали книги и спорт.
Тогда же во мне поселилась привычка терпеть и не сдаваться: вещь пригодилась позже, когда собственные слабости возьмут меня за горло.
После школы я штурмовал ГИТИС не с первого захода: год таскал коробки, продавал билеты, повторял монологи и поступил со второй попытки. Сцена Моссовета стала домом, где мне впервые поверили по-взрослому.
В кино меня заметили в 1999-м — «Ворошиловский стрелок». Роль торгаша — на фоне огромной истории про месть и справедливость. Я сразу понял, что кино — это не только «как сыграть», но и «что сказать».
Дальше были «В августе 44-го…», «Дальнобойщики», «Марш Турецкого», «Каменская-3», «Самая красивая», десятки персонажей — от курсантов до сотрудников спецслужб. Это была школа на выживание: у тебя нет права на фальшь, зритель её нюхом чует.
Сегодня у меня за плечами больше сотни работ, и прямо сейчас я снова в строю: комедии «ОПГ» и «Космическая собака Лида», «Пираты XXI века», «Крайние меры», исторический сериал «Грачи».
Он — про 1947 год: послевоенный холод, чужие в лицах своих, и моя роль — человек с тем самым разломом внутри, где вчерашний фронт ещё дышит, а завтрашняя жизнь уже требует ответа.
Про прошлое
только выпустился из ГИТИСа, голова гудела от планов, а сердце — от ощущения, что «всё успею». Мария Сперанская была старше меня на десяток лет, журналист с жёсткой рукой и ясным взглядом. Мы прожили три года — как на вулкане.
Я теперь понимаю: мы оба были слишком разные и слишком упрямые. Я искал подтверждение своей «взрослости» снаружи — шум, компании, сцены — а дома меня ждал человек, у которого для компромиссов не было ни времени, ни привычки.
«Вся наша совместная жизнь — одно большое противоречие», я сказал это когда-то в интервью — и, увы, точнее не скажешь. Мы разошлись без победителей. Скорее, с уроками.
Потом — Ольга Силаенкова. Танцовщица, темперамент, движение, огонь. Я, как водится, хотел сразу всего и правильно: любить, работать и чтобы «дома было тихо».
А человек напротив привык жить на сцене так же свободно, как и я. Я пытался сделать из балерины «домашнюю женщину», хотя сам домой приходил, как в гримёрку — на минуту перевести дух и дальше в кадр.
Мы погорячились, выгорели и… стали чужими. Это тот случай, когда никто никого не предал — просто оба промахнулись мимо общего ритма. И да, в тот период я часто «гасил пожар» тем, чем погашать нельзя. Не горжусь. Но это правда.
Поворот, который казался «наконец-то домом», случился с Викторией Богатырёвой. Мы встретились на съёмках, и это была зрелая любовь: без фейерверков, но с пониманием, что рядом свой человек.
В 2010-м у нас родилась дочь — Варвара. Для меня это было настоящее чудо. Мы узаконили отношения — для меня это про ответственность, а не про штамп. Но и наш союз не выдержал — где-то я снова не справился с собой, где-то наделал глупостей, которые взрослая семья не прощает.
Мы разошлись, и это был один из самых трудных периодов: учишься быть отцом уже не «вместе», а «рядом», и понимаешь, как мало в тебе было покоя.
А дальше — история, которую обсуждали особенно громко: Мария Миронова. Для любого мальчишки моего поколения фамилия Миронова звучит как имя собственное надежды из большого кино.
Мы сошлись резко — двое артистов, много адреналина, мало сна. И так же резко сломались. Ревность, съёмки «Трёх мушкетёров», где мне всё время казалось, что я слышу чьи-то шаги за дверью, когда их там нет.
Я путал собственную неуверенность с правдой, а работу — с угрозой. Мы расстались быстро, и хорошо хоть хватило ума не устраивать балаган. Просто признал: над собой я тогда не справился.
Были романы, которые я вспоминаю одновременно с благодарностью и стыдом — за свой характер и за те срывы, которые делали больно не только мне. Анастасия Макеева — человек света.
Мы не выдержали друг друга: мой нрав, моё упрямство, мои попытки самоуничтожения. Публичные истории — не моя стихия, поэтому я не буду пересказывать чужие версии. Скажу о своём: я был не тем человеком, рядом с которым легко. И мне это стоило и любви, и репутации, и куска самого себя.
«До» и «после»: как я изменился ради неё
О моих запоях и весе писали чужие люди — но менять пришлось мне. Я нажрал под 127 килограммов, отталкивал друзей, терял интерес к себе. Мне казалось, что это «пройдёт». Не прошло. В какой-то момент я увидел в зеркале человека, который может потерять всё — и работу, и уважение, и жизнь.
Полина не читала мораль, не ставила ультиматумов. Она просто была рядом и верила, что я могу иначе. И я сделал то, что много лет откладывал: сбросил килограммы, перестал пить и вернулся в форму, где есть сила, а не маска.
Сейчас я действительно «круглые сутки пропадаю на съёмках» — не чтобы спрятаться, а чтобы тащить семью и своё имя без скидок. Это другое чувство ответственности: не перед продюсером — перед женщиной, которая дома ждёт живого, трезвого, настоящего меня.
Любовь и тайна: почему предложение было без афиш
Мы с Полиной познакомились просто — не «скандально», не «сенсационно». Она младше моей бывшей на двадцать лет, и для чужих ушей это звучит как сюжет. Для меня — как шанс. Я видел, как легко превратить близость в спектакль.
Поэтому сделал иначе: без ширмы, но и без оркестра. Предложение, загс, наши свидетели — и всё. Я хотел, чтобы это было «между нами», а не «между нами и всем интернетом».
Позже мы вышли в свет вместе — и это тоже было естественно: не из желания заявить, а из готовности не прятать. Когда меня спросили, «правда ли вы женаты», я ответил просто: «Мы давно женаты. Больше года». И добавил — да, брак повлиял на мой внешний вид. И не только на внешний.
Работа как способ любить
Когда ты говоришь «я обеспечу», это должно звучать не на ковровой дорожке, а в графике. У меня снова плотный календарь: съёмки, репетиции, поездки. Я не «зависаю» — я работаю.
«Грачи» — 8 серий, РЕН-ТВ и Wink, съёмки в Петербурге и Ладоге; параллельно — жанровые ленты, где я могу быть и жёстким, и ироничным. Это не бегство.
Это мой язык, мой способ сохранять себя и дом. Люди часто спрашивают: «Ну и как? Счастлив?» Скажу так: я просыпаюсь с пониманием, что меня ждут.
И возвращаюсь с пониманием, что я всё сделал не зря. Это и есть счастье, доступное взрослому мужчине: не «чтобы тебя любили», а «чтобы ты мог любить и быть полезным».
Что дальше?
Дальше — работать, держать форму, не обещать лишнего и сдерживать то, что обещал. В кино я по-прежнему выбираю роли, где есть нерв — чтобы было, что играть, а не просто «присутствовать в кадре».
Дома — учусь не шуметь: счастье любит тишину. И да, иногда мы с Полиной смеёмся над тем, как легко можно было промахнуться мимо друг друга. Я рад, что не промахнулся.
Моя жизнь изменилась не в тот день, когда я сделал предложение. Она изменилась в тот день, когда я перестал играть самого себя и начал жить — без алкоголя, без оправданий, с работой, которая кормит, и женщиной, которой я обязан тем, что у меня теперь есть «после».
Мы не обязаны объяснять всем, почему мы выбрали друг друга. Но я хочу сказать это вслух однажды и навсегда: спасибо, Полина. Ты пришла — и я наконец вышел из своих длинных ночей на свет.
Этот текст - художественная стилизация под интервью, основанная на открытых интервью, биографических материалах и известных фактах про героя.
Если вам понравился данный формат, прошу поддержать 👍