НЕПРЕДРѣШЕНiЕ

ЧАСТЬ 2

3 октября - 130 лет со дня рождения С. А. Есенина

Питирим Сорокин. Фото: интернет.

Непредрѣшенiе

Документальное повествование,
хроника дооктябрьского периода 1917 года, 1920-х годов,
с комментариями участников событий:
Е. К. Брешко-Брешковской, А. А. Ганина, Н. Д. Девяткова, А. И. Деникина,
А. Ф. Керенского, П. А. Половцова, С. П. Постникова, Б. В. Савинкова,
М. Л. Свирской, П. А. Сорокина, Л. Д. Троцкого, В. М. Чернова и др.
Подлинные тексты петроградской газеты ЦК партии социалистов-революционеров «Дѣло Народа», «Извѣстiй Вологодскаго Совѣта рабочихъ и солдатскихъ депутатовъ».
В конце событий: Вологда, июль 1917 года, приезд С. А. Есенина и З. Н. Райх, венчание в церкви села Толстикова, свадьба на даче Д. К. Девяткова в Ильинском, поездка на родину А. А. Ганина в деревню Коншино.

...что касается мужиков (крестьян), то даже они теряют терпение,
и могут вскоре пойти за Советами.
П. Сорокин. «Дневники». Нью-Йорк, 1970.

П и т и р и м А л е к с а н д р о в и ч С о р о к и н – приват-доцент Петербургского Университета по уголовному праву.
Секретарь-референт А. Ф. Керенского, министра-президента Временного Правительства.
Депутат Всероссийского Учредительного собрания
от Вологодской губернии.
Редактор газет «Земля и Воля», «Возрождение».
Один из руководителей несостоявшегося антисоветского восстания
в районе Котласа и Великого Устюга.
Выслан из пределов Советской России по указанию В. И. Ленина.
Профессор Гарвардского университета. Основоположник современной социологии как науки, президент социологической ассоциации США.

Сыктывкар. Памятник Питириму Сорокину. Фото: интернет.

С о р о к и н, В и ш н я к, Ч е р н о в, Ф о н д а м и н с к и й
и д р у г и е э с е р ы

Одним из тех, кто портил кровь редактору «Дѣла Народа» Сергею Порфирьевичу Постникову, архангельскому «трескоеду», был приват-доцент Университета Питирим Александрович Сорокин, фигура феноменальная даже на фоне талантливейших самородков Русского Севера.

Отец – уроженец Великого Устюга, бродячий богомаз, реставратор икон, запойный, скорый на расправу, мать – крестьянка из коми-зырян.
«У чукчей нет Анакреона, к зырянам Тютчев не придёт...» – так опрометчиво написал Фет на книге стихов Тютчева.
Быть бы Питириму просветителем своих земляков; унесло его в чужую сторону, там, без наставников, и самому смутили голову эсеры, с ними путь один – тюрьма, после неё – гласный надзор. В Петербурге наставник Питириму был явлен – профессор-земляк Каллистрат Жаков.
Гимназический аттестат предполагал знание латыни и греческого, французского или немецкого языков, всё это Питирим одолел, экстерном сдал экзамены; заимел вчерашний поднадзорный и «свидетельство о благонадёжности», отсутствие сией бумаги закрывало бы путь в институт даже при энциклопедических знаниях, которые у Сорокина стали замечать учёные, литераторы, искусствоведы.
Сорокин поступил в модный тогда Психоневрологический институт, не смог заплатить за первый курс ста пятидесяти рублей, увы, земляк-профессор Жаков прохвастал, не выдюжил помочь, Питирима отчислили; нет худа без добра, удалось зачислиться на юридический факультет Университета.
Перед Великой войной Сорокина оставили на университетской кафедре уголовного права для подготовки к должности профессора.
За считанные годы из малограмотного сидельца тюрьмы дорасти до обладателя высшей степени специалиста юриспруденции, чем не самородок!

И всё-таки будущий корифей философии пока близорук, не видит нестыковок в рассуждениях, по отдельности – блистающих словесным кружевом и глубиной погружения в суть дела.

«Когда историки будут искать [социальную] группу, которая начала Русскую Революцию, им не нужно будет особо теоретизировать по этому поводу. Русская революция была начата голодными женщинами и детьми, требовавшими хлеба и селедки». П. Сорокин. «Дневники». Нью-Йорк, 1970.

«Хлеб с селёдкой» особенно нравятся нынешним певцам «России, которую мы потеряли», за последний мем и водочки пригубляют; стоило-де вовремя наполнить прилавки, – заметённые снегами, не примёрзли же намертво к рельсам эшелоны с зерном близ столицы империи, – и не было бы весь ХХ век стольких горя и страданий...
На предыдущей странице – самое начало дневника под титулом «1917» – автор уже назвал тех, кто мог – при уме, при желании – направить февральские вихри революцию в любую сторону:
«Поражение русского оружия, бедность и широкое недовольство народа <…> На вчерашнем собрании депутатов, политиков, ученых и писателей <…> говорили о наступающей Революции как о несомненном факте.
Князья и бароны, помещики и предприниматели – все аплодировали саркастической критике Правительства <…>
утомленные, изнеженные, привыкшие к комфортной жизни, требуя революции, представляли занятный спектакль. Подобно опрометчивым детям, они проявляли любопытство и радость, встречая такое «интересное» развитие».
П. Сорокин. «Дневники». Нью-Йорк, 1970.

И вот Сорокин – соредактор газет «Народная мысль», «Воля Народа». С последней сотрудничала «бабушка русской революции»*, но не Баба Катя, мурлыкая: «...инок честной Питирим»,** познакомила его с Керенским, со своим соседом-министром, – Зимний дворец, третий этаж, – куда, почитая более матери, поселил её Александр Фёдорович.

«Дело Народа» – центральный орган, но надо и для масс <…> ежедневную «Земля и Воля» <…> Деньги нужны. Решил попросить у Керенского <…> Он как и Брешко-Брешковская получил из Америки один миллион.
Пошел к нему на прием в Зимний дворец. Керенский мой старый добрый знакомый еще по сотрудничеству в «Заветах», принял меня очень хорошо и обещал подсчитать свои деньги и ответить.
Но вслед за мною в кабинет Керенского вошел <…> Сорокин и, конечно, наговорил такого <…>, что я заранее был уверен, что ничего не получу». ***

Питирим – ученик, личный секретарь академика Ковалевского, члена Государственной Думы, члена Государственного Совета, профессора Московского и Петербургского университетов. Максим Максимович основал в Париже Русскую высшую школу общественных наук, в которой читали лекции Плеханов и Ленин. В тени – роль академика в собирании масонских лож Российской империи; Мастер «Великого Востока Франции» Ковалевский, не предвидя (?) в бойком адвокате гениального разрушителя, посвятил в масонское таинство будущего министра-президента Керенского. Года не дожил Ковалевский до дня, когда его ученик, Керенский, провозгласит Россию республикой...

Без движения бумаг нет жизни в России! В распадающемся государстве, непредсказуемом до созыва Учредительного собрания, не предрешая воли народа русского, бумагами Министра-Президента Керенского и заведовал секретарь покойного академика-розенкрейцера Ковалевского, «инок честной» двадцати восьми лет, Питирим Сорокин.

П. Сорокин. «Дневники». Нью-Йорк, 1970.
«15.01.17. <…> нас настигла революционная буря. Авторитет царя, царицы и всего правительства сокрушен.
01.02.17. <…> Газеты, критикуя правительство, потеряли всякий страх.
19.02.17. Цены пугающе растут. <…> взрывоопасным становится ропот бедноты <…> встретил трех своих знакомых солдат, только что вернувшихся с фронта. <…> рассказывали о возмущении и недовольстве в армии такие вещи, что я был потрясен.
12.03.17. <…> На Невском <…> было спокойно, но, повернув на Литейный, мы обнаружили, что толпа увеличивается, а стрельба усиливается. Слабые попытки полиции разогнать людей ни к чему не приводили. <…> Никаких попыток ворваться в здание Российского парламента еще не было, но везде, куда ни кинь взгляд, стояли орудия и пулеметы. <…> Около полуночи я смог уйти оттуда. <…> На Литейном увидал бушующее пламя: чудесное здание Окружного суда яростно полыхало. Кто-то воскликнул: «Зачем было поджигать? Неужели здание суда не нужно новой России?» Вопрос остался без ответа. Мы видели, что другие правительственные здания, в том числе и полицейские участки, также охвачены огнем, и никто не прилагал ни малейших усилий, чтобы погасить его. Лица смеющихся, танцующих и кричащих зевак выглядели демонически в красных отсветах пламени. <…>
13.03.17. <…> Все магазины закрыты, и деловая жизнь в городе прекратилась. <…> Звуки пальбы <…>
14.03.17. <…> Улицы были во власти тех же неуправляемых толп, тех же авто, набитых беспорядочно стреляющими людьми, так же охотящимися за полицией <…> Думские комитеты и Совет создают Временное правительство. Керенский выступает посредником и связующим звеном <…>

* Е. К. Бре́шко-Брешковская (Вериго) 1844-1934. Одна из основателей партии и Боевой организации эсеров.
** Н. А. Некрасов. «Двенадцать разбойников».
*** Ю. В. Дойков. С. П. Постников. Материалы к биографии. Архангельск, 2010

заместитель председателя Совета и министр юстиции [Керенский] <…> совершенно изнурен.
– Пожалуйста, разошли телеграмму во все тюрьмы России, чтобы освободили всех политических заключенных, – попросил он. <…> я написал текст телеграммы, он подписал его: «Министр юстиции, гражданин Керенский». <…> театрально, но, вероятно, вполне приемлемо.

Я не уверен, насколько велики оказались посреднические способности Керенского, и боюсь, что это двоевластие Временного (и очень непрактичного) правительства и экстремистов из Совета не сможет продлиться долго. Кто-то обязательно сожрет другого. Кто кого? Конечно, Совет победит.
Монархия пала. <…> Даже простая буржуазная республика недостаточно радикальна для многих. Я боюсь этих экстремистов и глупости черни.
Ужасные новости! Начинается резня офицеров. <…>
Я только что прочитал «Приказ № 1», отданный Советом, суть которого сводится к благословению неподчинения солдатов приказам своих командиров. Какой псих сочинил и опубликовал это? В думской библиотеке среди прочих я встретил господина Набокова, который показал мне свой проект декларации Временного правительства. Все мыслимые свободы и гарантии прав обещались не только гражданам, но и солдатам. <…>
– Это же сумасшествие! – вскричал один из присутствующих. – Только лунатик может думать о таком в тот час, когда офицеров режут как овец. Я ненавижу царизм так же сильно, как любой человек, но мне жаль, что он пал именно сейчас. По-своему, но он знал, как управлять, и управлял лучше, чем все эти «временные» дураки.
Старая власть, без сомнения, погибла. И в Москве, и в Петербурге <…> население радуется и веселится как на Пасху. Буквально все приветствуют новый режим и Республику. «Свобода! Священная свобода!» – кричат повсюду и везде поют песни.
20.03.17. <…> встреча лидеров эсеров для учреждения газеты и назначения ее редакторов. Дискуссия <…> показала существование двух течений в партии – социал-патриотов и интернационалистов. <…> избрали пять редакторов газеты, названной «Дело народа». <…>
21.03.17. <…> пять часов были впустую потрачены в спорах. Статьи, представленные на редколлегию интернационалистами, мы отклонили, а наши статьи пришлись не по вкусу им. Трижды мы покидали комнату заседания и трижды возвращались. <…> стали читать основные статьи, безжалостно вымарывая и правя синим карандашом наиболее важные места. В результате и умеренные, и радикальные статьи потеряли всякую ценность, хотя по-прежнему так же противоречили друг другу. Хорошенькое начало! «Дело народа» с первых же выпусков оказалась газетой, где на одной и той же странице появлялись две взаимно исключающие статьи.
25.03.17. На митингах рабочих <…> настойчивые призывы к прекращению войны. <…> необходимо устроить всеобщую Варфоломеевскую ночь «эксплуататорам» <…> попытка инженеров и управляющих поддержать дисциплину на заводах и фабриках, сохранить объем производства, уволить лодырей рассматривается как контрреволюция.

Что касается мужиков (крестьян), то даже они теряют терпение, и могут вскоре пойти за Советами.
Бог ты мой!
Эти авантюристы, самозванные солдатские, рабочие депутаты, эти беспорточные умники, актерствующие в революционной драме, подражают французским революционерам. <…> Советы вмешиваются во все. Их действия ведут только к дезорганизации власти правительства и высвобождению диких инстинктов у толпы черни.
30.03.17. А что же правительство? <…> Благородные идеалисты, эти люди не знают азбуки государственного управления. Они сами не ведают, чего хотят, а если бы и знали, то все равно не смогли бы этого добиться.
04.04.17. <…> Петроградская конференция партии эсеров. <…> принята резолюция о немедленном окончании войны и создании социалистического правительства. <…> не могу принять их программу, ушел с конференции <…> Многие старые члены партии поступили так же...
08.04.17. <…> Газета ушла в печать около трех часов ночи, а я, как обычно, отправился домой пешком. <…> Улицы загажены бумагой, грязью, экскрементами и шелухой семечек <…> Разбитые пулями окна многих домов заклеены бумагой. По обеим сторонам улицы солдаты и проститутки вызывающе занимаются непотребством.
– Товарищ! Пролетарии всех стран, соединяйтесь. Пошли ко мне домой, – обратилась ко мне раскрашенная девица.
Очень оригинальное использование революционного лозунга!
10.04.17. <…> политические заключенные освобождены и возвращаются из Сибири и из-за рубежа. Их с триумфом встречают правительственные комитеты, солдаты, рабочие, городская публика. Оркестры, флаги и речи
<…> ссыльные чувствуют себя героями-победителями, заслужившими, чтобы народ почитал их «освободителями» и «благодетелями». <…> большинство этих людей <…> представляли обычных воров, убийц и рядовых жуликов. Ко всем <…> относятся как к жертвам царизма. <…>
Многие из вернувшихся «политических» потеряли душевное равновесие. Проведя многие годы в тюрьмах и ссылках, занимаясь тяжелым и разрушающим личность трудом, <…> привносят в общество способы взаимоотношений и жестокости <…> неприязнь и презрение к человеческой жизни и страданиям. Советы, укомплектованные этими «героями», все более в более теряют чувство реальности <…> Что касается правительства, то оно в равной мере было хаотично и бессильно в своих действиях.
18.04.17. Ушел с поста [со]редактора газеты «Дело народа» <…> Гуковский и я организуем правоэсеровскую газету «Воля народа».
П. А. Сорокин. «Дневники». Нью-Йорк, 1970.

Не созрев по летам для воли, сам себе хозяин, Сорокин просчитался, – газета его отличалась стилистикой несдержанной, компрометирующей эсеров, центральный комитет партии потребовал убрать из титула указание на родство с эсерами. Кормись-де, отрок честной, собственным именем, не позорь седин родителей.
Из-за Питирима попало и Постникову, – ЦК эсеров провёл ревизию в своей газете «Дѣло Народа», редактора понизили до секретаря.

и з П р о т о к о л о в з а с е д а н и й Ц К п а р т и и э с е р о в
8 и ю н я. 15. Поручить тов. Чернову и Русанову составить предисловие к резолюциям III съезда, положив в основу ту мысль, что внутри партии допускается полная свобода мнения, но вне партии необходимо соблюдать единство действия. <…> 20. Признать обязательным для всей России положение, что в каждом городе, губернии и области может быть только одна правомочная партийная организация. Везде, где такая правомочная партийная организация имеет свою газету, никакая группа и никакой партийный кружок не имеют права издавать другую газету, конкурирующую с этой газетой. <…>
11 и ю н я. <…> 4. Для переговоров с редакцией газеты «Воля народа» о снятии с нее партийного аншлага избрать особую комиссию в составе: тов. Минора, Ракитникова и Тетеркина».*

«О т ъ ц е н т р а л ь н а г о к о м и т е т а п а р т i и
с о ц i а л и с т о в ъ-р е в о л ю ц i о н е р о в ъ
Въ газетѣ «Воля Народа» (под предводительством Питирима Сорокина - А.А.) от 21-го iюня напечатано следующее письмо товарища Е. К. Брешковской:
«Въ 59 номерѣ газеты «Земля и Воля» московскаго изданiя сказано, что я, Екатерина Константиновна Брешковская, единодушными рукоплесканiями открыто была избрана членомъ центральнаго комитета.
Если дѣйствительно такое избранiе имѣло мѣсто, то я отвечу на него слѣдующее:
Третiй всероссiйский съѣздъ партiи соцiалистовъ-революцiонеровъ, не удостоивший своимъ довѣрiемъ достойнейшаго изъ достойныхъ гражданъ земли русской – Александра Федоровича Керенскаго, – гражданина, много лѣтъ открыто защищавшаго интересы всего трудового народа, несмотря на опасность ссылки и каторги, гражданина, своимъ рѣшительнымъ, мужественнымъ словомъ и образомъ дѣйствiй спасшаго свободу Россiи въ революцiонные дни февральскаго переворота, гражданина, отмѣнившаго смертную казнь, гражданина, взявшаго на себя самый отвѣтственный постъ военнаго и морского министра въ моментъ полнаго разложенiя армии, грозящаго гибелью завоеванной свободѣ, – такой съѣздъ не можетъ быть признанъ вѣрнымъ цѣнителемъ достоинства избранных имъ лицъ въ члены центральнаго комитета.
А потому я, Екатерина Константиновна Брешковская, отказываюсь отъ обязанностей члена центральнаго комитета, возложенныхъ на меня третьимъ всероссiйскимъ съѣздомъ партiи соцiалистовъ-революцiонеровъ. Прошу всѣ партiйныя газеты перепечатать. Екатерина Брешковская».

Центральный комитетъ считаетъ необходимымъ указать на основное заблужденiе тов. Е. К. Брешковской:

Третiй съѣздъ, делегировавъ, отъ имени партiи товарища А. Ф. Керенскаго на чрезвычайно отвѣтственный постъ во Временное Правительство, тѣмъ самымъ выразилъ ему, как партiйному работнику, свое полное довѣрiе и далъ ему должную оценку. Что касается неизбранiя А. Ф. Керенскаго въ центральный комитетъ, то никогда члены партiи не смотрѣли на участiе въ партийныхъ организацiяхъ, как на почетное отличiе, и при избранiи руководствовались исключительно интересами дѣла; для участниковъ же съѣзда было очевидно, что тов. А. Ф. Керенскiй, всецѣло поглощенный своей отвѣтственной работой во Временномъ Правительствѣ, не можетъ удѣлить своихъ силъ и для центральнаго комитета партии.
При всемъ своемъ глубокомъ уважении къ тов. Е. К. Брешковской, центральный комитетъ крайне сожалѣетъ, что Бабушка своимъ выступленiемъ в печати пытается подорвать авторитетъ III съезда партiи и центральнаго комитета».
«Дѣло Народа». 22 июня 1917.

и з П р о т о к о л о в з а с е д а н и й Ц К п а р т и и э с е р о в
П р о т о к о л ы з а с е д а н и й ЦК п а р т и и социалистов-революционеров. 1917-1918. С комментариями В. М. Чернова.
«Вопросы истории», 2000, № 7-10.

21 и ю н я. <…> 1. Послать Е. К. Брешковской по поводу её письма в связи с неизбранием тов. Керенского в ЦК партии следующую телеграмму: «Считая неудобным <…> появление Вашего письма в печати, просим Вас известить об этом лиц, которым было послано Ваше письмо». <…> 9. Ответ на письмо Е. К. Брешковской, опубликованное в газете «Воля народа» от 21 июня, поручить написать тов. Зензинову и Рихтеру.
24 и ю н я. <…> Приведение в исполнение постановлений ЦК по отношению к «Воле народа». 1. Считать переговоры с редакцией «Воли народа» исчерпанными. 2. Довести до сведения редакции «Воли народа», что ЦК считает невозможным продолжение издания этой газеты от имени партии или от имени группы партийных лиц.Опубликовать это решение в «Деле народа».
28 и ю н я 1917. <…> О приглашении представителей «Воли народа» для личных объяснений на заседание ЦК. <…> Дать редакции «Воли народа» 3/4 часа для объяснений. Прений не открывать. <…>
1 и ю л я. <…> Слушали: «Воля народа». Постановили: 1. Подтвердить предыдущее постановление ЦК, ответив на выдвинутые редакцией «Воли народа» правовые возражения, что, несмотря на отсутствие утвержденного организационного устава, ЦК должен блюсти единство партии. (За – 8, против – 2, воздержался – 1.)
2. Партийные аншлаги, лозунги, обозначение какой-либо организационной группы или кружка (нелитературного характера) не могут быть на газете. <…> 3. Данная газета может именоваться лишь органом социал-революционного направления или мысли. 4. <…> постановление опубликовать. Довести о нем до сведения редакции «Воли народа» через посредство тов. Чернова.
12 и ю л я. <…> Слушали: О левых социалистах-революционерах, подписавших «письмо в редакцию», напечатанное в газете «Земля и воля». Постановили: тт. Камкова, Колегаева и Алгасова как объявивших себя членами новой организации <…>, стоящей вне подчинения постановлениям ЦК, считать выбывшими из партии, а потому они лишаются права участвовать в партийных организациях и бывать на партийных собраниях. <…> постановление распространить на всех членов <…> организаций, от имени которых выступили Камков, Алгасов, Прилежаев.
Об Иванове-Разумнике. Постановили: Ввиду заявления т. Иванова-Разумника, что он по своим убеждениям ни к какой партии не принадлежит, освободить его от обязанностей официального [со]редактора газеты «Дело народа».

Иванов-Разумник ушёл от греха подальше, – ему не по сердцу было сообщение газеты, что в список врагов России (протестуют против мировой войны) занесён его товарищ Максим Горький...
Из протоколов видно, что раскольники Сорокин и Бабушка огорчали Центральный Комитет весьма чувствительно.
Газеты именовали Бабушку* так, полагая, что все в России знают, что за старушка проживает в Зимнем. Публикацию письма Бабушки можно было полагать и спектаклем для той части публики, которая недоумевала, за что военного министра Керенского в мае на съезде эсеров в Москве прокатили на вороных, без выгоды для партии оставили в стороне его всесветную популярность. Поскольку-де есть недоумение, нельзя допускать невыгодных толкований. Самое простое: не беда, что Керенский плохо видит и не пользуется очками, несчастье в том, что у него иногда отсутствует и политический нюх, в любую минуту «Солнце России» может свалиться в преисподнюю небытия, потому ставить судьбу партии в зависимость от игры случая – стратегическая близорукость, проще говоря, – верх глупости! Нет, это не было цирковой постановкой для публики, борьба шла по гамбургскому счёту.
Бабушке и Сорокину (старая да малый!) подавай лишь патетику, хвастовство, в этом смысле – полагал эсеровский ЦК – они похожи на Ленина с его мечтами осчастливить Россию социализмом...

В. М. Ч е р н о в. К о м м е н т а р и и к п р о т о к о л а м ЦК ПСР.
«Вопросы истории», 2000, № 7-10.

«Левоцентровая группа ЦК <…> в начале революции разделяла <…> влечение личностью А. Ф. Керенского <…> который шел <…> с подлинным подъемом, энергией и искренним, хотя и несколько истерически-ходульным пафосом. <…> роль его стала сводиться к балансированию между правым, национал-либеральным, и левым, социалистическим крылом правительства. Нейтрализуя то первое – вторым, то второе – первым, Керенский, казалось, видел свою миссию в этой «надпартийной» роли, резервируя себе роль супер-арбитра и делая себя «незаменимым» в качестве центральной оси власти. <…>
удаляя из состава кабинета, одну за другою, все крупные и красочные партийные фигуры и заменяя их <…> несамостоятельными и безличными. <…> создавалась опасность «личного режима», подверженного случайности и даже капризам персонального умонастроения. <…> правые и правоцентровые эсеры верили в незыблемость колоссальной популярности Керенского первых недель революции, группа левого центра <…> приходила к выводу, что популярность эта является пулею на излете <…>
Керенский превращается в тяжелую свинцовую гирю, увлекающую правительство в пропасть <…> он сам рассказывал о том, как большинству людей, с которыми ему приходилось иметь дело, он представлялся человеком обреченным, как один за другим его покидали люди, в близость с которыми он верил, и как настал даже такой момент, что он в Зимнем Дворце ощутил вокруг себя почти полную пустоту и переживал страшные часы покинутости и одиночества.

«Бабы: <…> города отменяются, городов больше не будет. Землю всю разделят мужики и будут жить одни мужики на всей земле, а заместо царя и царицы выберут какую-то Брешку».
М. М Пришвин, чиновник министерства торговли и промышленности, сотрудник газет «Речь», «Новая жизнь».
01.06.17. Дневник.
Елецкий уезд, Соловьевская волость, хутор Хрущево. <…>

В. М. Чернов, комментарии:
Выходило, что сам глава правительства стремился к диктатуре, <…> причем он понимал, что вряд ли в остальном правительстве он найдет сочувствие <…>,
со стороны же советских организаций <…> наткнется на <…> сопротивление.
В этих условиях он должен был терпеливо ждать перехода в главных советах гегемонии в руки большевиков и <…> очередного большевистского «путча», чтобы на фоне ликвидации левого мятежа провести оправдываемую им «централизацию власти» <…>
Военные же круги, с Корниловым во главе, не понимали этой «политики дальнего прицела», с ее терпеливым выжиданием и работою Пенелопы – попеременного надвязывания и распускания петель <…> считали ее бесполезной и хотели объявления открытой войны советским организациям,<…> переворота явного и прямого <…> Логика <…> оказывалась на стороне военной группы. <…> ждать с переменами в строении власти, пока большевики перейдут в наступление, опасно, ибо они, проученные первым неудачным (июльским) опытом, <…> вряд ли перейдут в наступление ранее, чем у них будут серьезные шансы на успех. <…>
Именно в это время на левом крыле [партии эсеров] <…> пошла речь о возможности вступить, хотя бы вместе с большевиками, на путь свержения власти. Момент казался <…>на редкость подходящим: старое правительство распалось, «преемственность власти» сохранялась лишь в лице <…> Керенского <…> Центральный комитет <…> имел среднюю линию между <…> правыми, желавшими предоставления Керенскому carte blanche, и <…> левыми, готовыми просто кричать «долой Керенского! Пусть он сдаст свою власть в руки Совета...» <…>
был внесен запрос о «статьях тов. Чернова в «Деле народа». <…> центральный орган партии впервые совершенно прямо и открыто занял позицию против Керенского. До тех пор в нем время от времени появлялись статьи, выражавшие недовольство той или иной стороной деятельности правительства. <…> принадлежность главы правительства к ПСР не связывала и органу партийного центра рук, не мешала относиться к разным шагам его критически.
На этот раз впервые над общею политикой Керенского произносился в центральном органе партии отрицательный <…> приговор. <…> это было сенсацией. С правой стороны раздались протесты. <…>
6 сентября.<…> Прения перешли на <…> противоположную трактовку проблемы, возможна ли далее эта связь без полной потери популярности Временного правительства в широких рабочих и крестьянских массах, которые в этом случае станут легкой жертвой большевистской демагогии. <…> два члена ЦК, внесшие запрос, оказались неудовлетворенными объяснениями автора статей, <…> 9 членов признали мотивы В. М. Чернова правильными. <…> было решено поручить редакции «Дела народа» составить особое заявление об отношении партии к Керенскому.
Однако на следующий же день <…> вопрос был частично пересмотрен: семью голосами против шести решено было представленного редакцией заявления не печатать и «пройти инцидент молчанием».
Некритический уклон «левых» в сторону большевистского советизма привел к тому, что лидер партии и <…> «левые» постепенно утрачивали взаимное понимание и начали говорить на разных языках. <…>
в руки правого крыла переходил <…> организационный аппарат партии, <…> руководимый А. Гоцем и В. Зензиновым.

Таким образом, в подспудной борьбе разных течений внутри всего руководящего органа ПСР уперлась <…> в проблему «партии и аппарата» <…> постоянно играющую громадную <…> роль в партийной жизни всех времен и народов <…>
На малолюдном заседании 27 сентября <…> была принята резолюция Зензинова: «Во всей своей политической деятельности ЦК выступает как единое целое, и все члены его связаны внутреннею дисциплиной. <…> все члены ЦК обязуются проводить общие решения ЦК во всех своих выступлениях вне партии, без права отстаивать мнения меньшинства и без права отдельного, идущего вразрез с мнением ЦК, голосования».
Этим было постановлено и предрешено <…> постановление следующего заседания, 28 сентября. «Слушали: о разногласии в редакции «Дело народа» по поводу статьи В. М. Чернова. Постановили: статью В. М. Чернова «Уроки Демократического совещания» в «Деле народа» не печатать». <…>
Чернов предложил, чтобы статьи его пошли с оговоркою о несогласии с ними редакции и ЦК партии, взывая и к естественному праву всякого члена партии на деловую и серьезную, написанную в товарищеском тоне критику ее решений.
Ему был дан устами А. Гоца ответ, что в том-то и беда, что В. М. Чернов – не «всякий» член партии, а ее исконный и общепризнанный лидер <…> «В том-то и заключается трагедия партии социалистов-революционеров, что в самый критический момент жизни партии и революции общепризнанный лидер партии и сама партия перестают понимать друг друга и расходятся в разные стороны». Ответ В. М. Чернова <…> он и партия по-прежнему едины, но уходят в сторону <…>, вследствие этого грозит опасность превратиться в штаб без армии, <…> который <…> систематически льет воду на мельницу большевиков и готовит их близкое торжество».
В. Чернов. «Вопросы истории», 2000, № 7-10.

П. А. С о р о к и н, кандидат в члены Учредительного собрания от Вологодской губернии. P. A. Sorokin. Leaves from a Russian. Diary and Thirty Years After. N. Y., 1970

«25.04.17. <…> выехал из Петрограда в Великий Устюг по просьбе крестьян и других жителей этого региона. Какое облегчение – уехать из столицы, с ее постоянным движением людских толп, беспорядками, грязью и истерией, и снова оказаться в спокойном месте, которое я так люблю!
Пароход быстро скользит по Сухоне. Надо мною синее небо, внизу и вокруг – сверкающие воды реки и чудные пейзажи. Как прекрасно спокойствие, которым они дышат! <…>
30.04.17. В моем любимом Великом Устюге <…> встретили друзья <…> отвезли на рыночную площадь, где собрались тысячи людей. Моя речь <…> патриотический энтузиазм. Сотни людей подписались на государственный «Заем свободы» <…> крестьяне, приехавшие в город продать зерно, бесплатно сдавали его на нужды армии. Похожий триумф ждал меня и на митинге учителей, и среди жителей трех соседних сел.
04.05.17. <…> узнали настоящий вкус бунта черни. <…> Нота министерства иностранных дел союзникам о том, что Временное правительство будет верно всем договорам и обязательствам, взятым на себя Россией <…> два полка в полном вооружении покинули казармы <…> Грабеж магазинов принял всеобщие масштабы. Ситуация напоминает первые дни восстания …> уступка черни и большевикам – начало конца Временного правительства. Мы все живем в кратере вулкана, который в любой момент может взорваться...
15.06.17. В зале заседаний Думы <…> немногочисленная группа большевиков, интернационалисты и левые эсеры. <…> появляются члены нашей группы, «красные» встречают нас криками: «Мелкая буржуазия!» Мы отвечаем: «Предатели, изменники!».
06.07.17. Троцкий <…> вылезет на самый верх. <…> театральный бандит, настоящий авантюрист. <…>
3.08.17. <…> произошло событие, которое глубоко потрясло всех нормальных русских людей, даже тех, кто годами был связан с делом революции. Я говорю о ссылке царя Николая Второго и его семьи в Тобольск.
Это было сделано тайно, но за несколько дней до того мой старый друг <…> Панкратов зашел в редакцию «Воли народа» и сообщил, что назначен руководителем охраны императора <…> Керенский хотел выслать семью в Англию. <…> Совет не согласился <…> (Петросоветом Керенский мог пренебречь, но необходимо упомянуть об истинной причине, которая заставила Керенского спрятать императора в глубине России, то есть об отказе короля Георга принять у себя погоревшего родственника, прибрать к рукам русское золото... - А.А.)

20.08.17. Отчаянные телеграфные сообщения о стачках <…>, мятежах солдат и анархических настроениях крестьян вперемежку с телеграммами, выражающими поддержку правительства <…> прочитываю <…> реферирую для Керенского. Однако все, что я делаю, не имеет смысла, поскольку Керенский почти не занимается конструктивными делами, а вместо этого погружен в составление резолюций <…>
Колеса государственного механизма крутятся вхолостую.
14.09.17. Теперь триумф большевизма – это лишь вопрос времени».
P. Sorokin. Leaves from a Russian. Diary and Thirty Years After. N. Y., 1970

Секретарём академика-масона Ковалевского в Париже до Питирима Сорокина служила Анастасия Николаевна Чеботаревская, будущая жена одного из властителей дум Серебряного века,поэта и прозаика Фёдора Сологуба; наследственно, как и мать, страдая в борьбе с самой собою, несчастная,утопилась в речке, и не о ней теперь речь...
Масонство, как многие полагают, – миф, мираж, но иногда его можно потрогать!..

Весной-летом Семнадцатого в центральной газете эсеров «Дѣло Народа» литературой, искусствами ведал известный критик, идеолог народничества, пожилой, слабый глазами, – зато вслепую играл в шахматы, – Разумник Васильевич Иванов-Разумник. При такой памяти номера квартир друзей можно бы и не записывать на бумаге...

После Октябрьского переворота арестовывали не только министров Керенского, «калифа на час».
И за Разумником Васильевичем – у эсеров служил, контра – пришли из Чека. Листнули записную книжку с адресами знакомых-литераторов, некоторых – Блока, например – отвезли куда следовало.В тюрьме поэт ночевал в камере, из которой часом ранее увели критика; Иванову и невдомёк было дотоле, что свои же бумажки-книжки могут сделаться врагами.
Поехали чекисты и за Фёдором Кузьмичом Сологубом.
В неурочный час прибыли, – удобнее застать врасплох, – на крыльцо дома на Разъезжей вышел дворник в фартуке, с метлой, видимо, масон в чине Мастера, за своих стоял крепко.
Убедил чекистов, что незачем доверять записным книжкам и шаврять грязными солдатскими сапогами по чистой лестнице, – в квартире, указанной в бумагах забывчивым Ивановым, никакого Сологуба не числится, проживает в ней барин тихий, – иногда заговаривается, – по фамилии Тетерников.
В читательском мире – дворник не из той породы – мало кто и знал, что фамилия сочинителя-мистика не вполне романтична – Тетерников; для серьёзного критика он – Сологуб, псевдоним перелицован из фамилии другого автора, литератора пушкинской эпохи; одну букву «л» Фёдор Кузьмич потерял, раззява, каковым и положено быть поэту в житейских обстоятельствах...