В провинциальном городке Холт, что раскинулся среди бескрайних равнин Колорадо, кипит жизнь.
Здесь у каждого жителя своя история: пожилые братья Макфероны скучают по Виктории Рубидо — молодой матери, ставшей для них почти дочерью, а теперь уехавшей учиться; мальчишка в одиночку тянет заботу о старом дедушке, а семейная пара вынуждена защищаться от буйного родственника.
Герои этого романа, такие обычные и такие настоящие, напоминают нам, что доброта и жестокость, слабость и сила живут в каждом. А самое главное — что близких людей можно найти даже там, где не ждешь.
Перевод Ксении Чистопольской, редактура Любови Сумм.
Посвящается Кэти, а также памяти моего племянника Марка Келли Харуфа
Останься здесь! День к вечеру склонен.
Со мной во тьме, Господь, останься здесь, Иных я утешителей лишен,
Убог и наг — вот, пред Тобой я весь.
Генри Ф. Лит
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Они вышли из конюшни под косые лучи раннего утреннего солнца. Братья Макфероны, Гарольд и Рэймонд. Лето заканчивалось; старики направлялись к своему старому дому. Они пересекли гравийную подъездную дорожку, прошли мимо пикапа и легковушки, припаркованных у проволочного забора, и гуськом вошли через ворота во двор. У крыльца поскребли ботинки о лезвие закопанной в грязь пилы: земля возле нее была утоптана и блестела, отполированная их ногами, смешанная с навозом из стойл, — поднялись по дощатым ступенькам на затянутое сеткой крыльцо и вошли на кухню, где девятнадцатилетняя Виктория Рубидо сидела за сосновым столом и кормила овсянкой свою дочурку.
На кухне они сняли шляпы и повесили их на крючки, прибитые к доске у двери, и сразу принялись умываться над раковиной. Их лица под белыми лбами были красными и обветренными, грубые волосы на круглых головах седые и жесткие, как подстриженная лошадиная грива. Закончив, они по очереди вытерлись кухонным полотенцем и собрались накладывать себе на тарелки еду у плиты, но девушка заставила их сесть.
— Незачем тебе за нами ухаживать, — воспротивился Рэймонд.
— Но мне хочется, — ответила она. — Завтра меня уже здесь не будет.
Она встала, придерживая бедром малютку, принесла к столу две кружки кофе, две плошки овсянки и тарелку с намасленными тостами и снова села.
Гарольд сидел, разглядывая овсянку.
— А я-то думал, она хотя бы сегодня приготовит нам стейк с яйцом, — проговорил он. — По такому-то случаю. Но нет, сэр, это всего лишь теплая размазня. Которая на вкус как последняя страница мокрой газеты. Вчерашней.
— Можете есть что хотите, когда я уеду. Я ведь знаю, что так и будет.
— Да, мэм, пожалуй, что так. Тут он взглянул на нее:
— Но я не тороплю твой отъезд. Просто чуток пошутил.
— Я поняла.
Она улыбнулась ему. Ее белые зубы сверкали на фоне темной кожи, черные густые блестящие волосы были острижены чуть ниже плеч.
— Я почти готова, — сказала она. — Хочу только покормить Кэти и одеть ее, и можем ехать.
— Дай ее подержать, — попросил Рэймонд. — Она уже поела?
— Нет, не поела, — ответила девушка. — Но, может, с тобой что-то съест. Она от меня уворачивается.
Рэймонд встал, обошел стол, взял малышку и вернулся на свое место, усадил ее на колени, посыпал сахаром овсянку в своей плошке, налил молока из кувшина на столе и принялся есть, а черноволосая круглощекая девчушка завороженно следила за ним. Он обнимал ее легко, уютно, взял в ложку немного каши, подул и предложил ей. Она съела. Он поел сам. Затем снова подул на ложку и дал ей еще. Гарольд налил молока в стакан, и она потянулась вперед через стол и долго пила, придерживая стакан двумя руками, пока не пришлось перевести дух.
— Что мне делать в Форт-Коллинзе, когда она не будет есть? — спросила Виктория.
— Можешь звать нас, — ответил Гарольд. — Мы примчимся к этой малютке через пару минут. Правда ведь, Кэти?
Малышка смотрела на него не моргая. Ее глаза были такими же черными, как у матери, как пуговки или смородинки. Она ничего не сказала, но взяла мозолистую руку Рэймонда и подтолкнула ее к миске с кашей. Когда он протянул ей ложку, она пододвинула руку к его рту.
— О! — воскликнул он. — Ладно.
Он тщательно подул на кашу, раздувая щеки, качая головой туда-сюда, и после этого она снова поела.
Когда они закончили, Виктория отнесла дочь в ванную возле столовой, умыла ей личико, затем зашла в спальню и переодела ее там.
Братья Макфероны поднялись в свои комнаты, переоделись в городское: темные брюки и светлые рубашки с перламутровыми застежками, хорошие белые шляпы ручной работы от «Бэйли». Спустившись, они вынесли чемоданы Виктории к машине и уложили их в багажник. Заднее сиденье уже было загружено коробками с одеждой малышки, одеялами, простынями, игрушками, там же находилось автокресло. Позади машины стоял пикап, а в нем, вместе с запасным колесом и домкратом, несколькими пустыми канистрами из-под бензина, обрывками сухого костреца и ржавым обрезком колючей проволоки, лежал стульчик для кормления и кроватка с матрасом, обернутым в новый брезент, — все перевязано оранжевой бечевкой.
Братья вернулись в дом, вышли с Викторией и малюткой. На крыльце Виктория задержалась немного, и ее темные глаза вдруг наполнились слезами.
— В чем дело? — спросил Гарольд. — Что-то не так?
Она покачала головой.
— Ты же знаешь, что всегда можешь вернуться. Мы ждем тебя. Мы рассчитываем на это. Может, эта мысль тебе поможет.
— Дело не в этом, — сказала она.
— Это потому, что ты напугана? — спросил Рэймонд.
— Просто я буду скучать по вам, — ответила она. — Я ведь не уезжала так раньше. Тот раз с Дуэйном я даже вспоминать не хочу.
Она перехватила малышку другой рукой, вытерла слезы:
— Мне просто будет не хватать вас, вот и все.
— Можешь звонить, если что-то понадобится, — напомнил Гарольд. — Мы по-прежнему будем здесь.
— Но я все равно буду скучать. — Да, — сказал Рэймонд.
Он глянул с крыльца в сторону конюшни и порыжевших пастбищ. Голубые дюны вдалеке на горизонте, небо ясное и пустое, воздух так сух.
— Мы тоже будем скучать по тебе, — продолжил он. — Мы будем как старые, выдохшиеся рабочие лошадки, когда ты уедешь. Стоять тут одиноко, вечно смотреть за забор.
Он повернулся к ней, заглянул ей в лицо. Такое знакомое и милое ему теперь, ведь все трое уже давно жили с малюткой на этой равнине, в этом старом, обветшалом домишке.
— Но ты ведь поедешь? — спросил он. — Пожалуй, нам пора выезжать, раз уж решили.
Рэймонд вел ее машину, сама Виктория села рядом, чтобы поворачиваться назад, присматривать за Кэти в автокресле. Гарольд следовал за ними в пикапе; они выехали с подъездной дорожки на гравийную проселочную, направились на запад по двухрядному шоссе, затем на север в сторону Холта. Земля по обе стороны шоссе была плоской, ни деревца, почва — песчаной, а жнивье на полях еще светло поблескивало — хлеб убрали в июле. За придорожными канавами колосилась кукуруза на поливе восьми футов высотой, темно-зеленая, тяжелая. Зерновые элеваторы вдалеке, высокие и белые, торчали над городом возле железнодорожных путей. Стоял ясный теплый день, дул жаркий ветер с юга.
В Холте они свернули на шоссе 34, остановились на заправке на пересечении с Мэйн-стрит. Макфероны вышли и встали у насосов, заправили обе машины, пока Виктория покупала им кофе, колу для себя и бутылочку сока для малышки. Перед ней в очереди у кассы стоял тучный черноволосый мужчина с женой, маленькой дочкой и сыном. Она видела их на улицах Холта, слышала про них разные истории. Подумала, что, если бы не братья Макфероны, ее и саму ждала такая же участь. Смотрела, как девочка подошла к прилавку, взяла со стойки возле зеркальных витрин журнал и принялась листать его, повернувшись спиной к остальным, будто никак не связана с этими людьми у кассы. Но, когда мужчина расплатился продовольственными талонами за коробку сырных крекеров и четыре банки газировки, она положила журнал на место и прошла с семьей к выходу.
Когда Виктория вышла, мужчина и женщина стояли на асфальтированной стоянке и что-то между собой решали. Девушка не увидела рядом с ними девочку или ее брата, затем повернулась и обнаружила, что они стоят вместе на углу под светофором, смотрят на Мэйн-стрит в сторону центра города; она пошла к машинам, где ее ждали Рэймонд и Гарольд.
Вскоре после полудня они съехали с федеральной трассы и очутились в пригороде Форт-Коллинза. На западе ломаной голубой линией вздымалось предгорье, его укрывал желтый смог, который приносил южный ветер с Денвера. На одном из холмов виднелась белая буква А, сложенная из крашенных в белый цвет камней, — напоминание о тех днях, когда университетские команды назывались «Аггиз». Машины проехали по Проспект-роуд, свернули на Колледж-авеню — кампус с кирпичными зданиями, старым гимнастическим залом и гладкими зелеными газонами оказался по левую сторону, — проехали по улице под тополями и высокими голубыми елями, а потом свернули на Малберри, а затем еще один поворот, и они нашли общежитие в глубине улицы, где будут жить девушка с дочкой.
Поставили легковушку и пикап на парковке за домом, и Виктория отправилась с малышкой искать главную по общежитию. Это оказалась студентка колледжа, такая же, как и сама Виктория, только постарше, с последних курсов, в свитере и джинсах, со светлыми волосами, щедро политыми лаком, и невероятной укладкой. Она вышла в коридор, чтобы представиться, и тут же принялась рассказывать о себе: что она готовится стать учительницей младших классов, проходит практику в этом семестре в маленьком городке к востоку от Форт-Коллинза, — и так и болтала без перерыва, пока вела Викторию в ее квартиру на втором этаже. Комендантша отперла дверь, передала ключ от нее и от входной двери в здание, затем резко остановилась и взглянула на Кэти:
— Можно ее подержать?
— Не стоит, — ответила Виктория. — Она не ко всем идет.
Макфероны внесли чемоданы и коробки из машины, поставили их в тесной спальне. Огляделись и ушли за колыбелькой и высоким стулом.
Стоя в дверях, комендантша посмотрела на Викторию.
— Это вроде как твои дедушки? — Нет.
— А кто тогда? Дяди?
— Нет.
— А как же ее папочка? Он тоже приедет? Виктория взглянула на нее:
— У тебя всегда так много вопросов?
— Я просто пытаюсь подружиться. Не собиралась разнюхивать или грубить.
— Мы не родственники, — объяснила Виктория. — Они спасли меня два года назад, когда мне очень была нужна помощь. Поэтому они здесь.
— Так они священники?
— Нет. Не священники. Но они меня спасли. Не знаю, что бы я делала без них. И не советую кому-то говорить про них дурное.
— Меня тоже спасли, — призналась комендантша. — Я благодарю Иисуса каждый день своей жизни.
— Я не это имела в виду, — возразила Виктория. — Я совершенно о другом.
Братья Макфероны остались с Викторией Рубидо и малышкой до конца дня: помогали расставлять вещи в комнатах, а вечером повели их ужинать. После они вернулись к общежитию. Припарковались за домом, вышли на тротуар, попрощались в ночной прохладе. Девушка снова немножко поплакала. Она встала на цыпочки и поцеловала обоих стариков в обветренные щеки, обняла их и поблагодарила за все, что они сделали для нее и дочки, а те по очереди обняли ее и неловко похлопали по спине. Поцеловали малютку. Затем отошли, переминаясь с ноги на ногу, и уже не знали, как смотреть на нее или ребенка, да и что тут вообще делать, разве что уезжать.
— Обязательно звони нам, — сказал Рэймонд. — Буду звонить каждую неделю.
— Вот и хорошо, — сказал Гарольд. — Мы хотим знать все новости.
Потом они поехали домой на пикапе. Двинулись на восток, прочь от гор и города в тихие высокие равнины, широкие и темные под мириадами ярких равнодушных звезд. Было уже поздно, когда они заехали на дорожку у своего дома и остановились. Они почти не разговаривали за два часа пути. Дворовый фонарь на столбе у гаража включился в их отсутствие, от него за гаражом и постройками расходились темно-лиловые тени, три низкорослых вяза стояли в пределах проволочного забора, окружавшего серый дощатый домишко.
На кухне Рэймонд налил молока в кастрюлю на плите, подогрел, достал коробку с крекерами из шкафа. Братья сели за стол под лампой и выпили теплого молока, не произнося ни слова. В доме было тихо. Даже ветра снаружи не слышно.
— Пожалуй, я просто пойду спать, — сказал Гарольд. — От меня тут толку мало.
Он вышел из кухни, зашел в ванную, вернулся: — Ты, видимо, решил всю ночь тут сидеть?
— Я скоро пойду наверх, — отозвался Рэймонд. — Что ж, — проговорил Гарольд. — Тогда ладно.
Огляделся. Окинул взглядом кухонные стены, старую эмалированную плиту, заглянул через дверной проем в столовую: в незашторенные окна на стол из грецкого ореха падал свет дворового фонаря.
— Дом уже кажется пустым, верно?
— Еще как! — откликнулся Рэймонд. — Интересно, что она сейчас делает? Как она там?
— Надеюсь, спит. Надеюсь, они с малюткой обе спят. Это было бы лучше всего. — Да, согласен.
Гарольд пригнулся и выглянул из кухонного окна в темноту, на северную сторону, затем выпрямился.
— Что ж, я наверх, — объявил он. — Не могу придумать, чем тут еще заняться.
— Я тоже скоро поднимусь. Хочу посидеть тут чуть-чуть.
— Не усни здесь. Завтра пожалеешь.
— Знаю. Не усну. Иди первым. Я скоро.
Гарольд уже выходил из комнаты, но в дверях остановился и снова обернулся:
— Как думаешь, в ее квартире тепло? Я тут подумал. Не припомню, какая в комнатах температура.
— Мне показалось, было довольно тепло. Когда мы были внутри. Иначе мы бы заметили.
— По-твоему, было слишком жарко?
— Не думаю. Мне кажется, это мы бы тоже заметили. Если бы так было.
— Я спать. Тут чертовски тихо, вот что скажу. — Я тоже скоро пойду, — сказал Рэймонд...
Книга скоро на Ozon