Сегодня Надежда стала свободной женщиной, а вернее, «разведенкой»– как в народе говорят. Несколько штрихов ручки, и двенадцать лет совместной жизни превратились в формальность. Юрист вежливо улыбнулся, произнес что-то дежурное и ободряющее, но Надя не слышала. Звон стоял в ушах, будто после громкого взрыва. Она вышла из здания суда одна, сунув руки в карманы осеннего пальто. А бывший муж задержался, что-то уточняя, — он всегда любил последнее слово.
Выйдя на улицу, Надя глубоко вдохнула холодный, влажный воздух и замерла, как будто ожидала облегчения, свободы, Но внутри была только тихая, оглушительная пустота, как в доме после долгого переезда, когда уже вывезли все вещи и остались лишь голые стены и пыльные следы от когда-то стоявшей здесь мебели.
Гаврилова уверенно шагала по улице, но её уверенность начала очень быстро таять. Её показалось, что на нее смотрят водители автомобилей, оглядываются прохожие, как будто видят на её лбу клеймо: «Разведенка». Наде даже стыдно стало, но не из-за развода, а из-за того, что не смогла, не сумела, не доползла до условной золотой свадьбы, как ее родители. Не сохранила «полную ячейку общества» для Вани.
При одной мысли о сыне в горле встал ком. Как ему сказать? Хотя… а что говорить? Он и так все понял. Видел неоднократно, как родители молча сидят в разных комнатах, как отец забывает о школьных спектаклях сына, а мать замыкается в себе. Видел и, казалось, принимал сторону отца. Потому что папа — это праздник, внезапные дорогие подарки, потакание капризам, а мама — это «убери комнату», «садись за уроки», «не сиди за компьютером».
Вечером Надя готовила для сына его любимые сырники. Держала в руках терку, и мелкая стружка сыра цеплялась за пальцы. Смотрела, как сахар тает в творожной массе, и думала, что ее жизнь была похожа на эти сырники: вроде бы все нужные ингредиенты были, а блюдо не удалось.
В этот момент ключ повернулся в замочной скважине и Надежда поняла, что вернулся домой сын. Вошел Ваня, худой, нескладный 12-летний подросток, в рваных джинсах и в капюшоне, надвинутом на глаза. Он швырнул рюкзак в угол и промычал:
— Привет.
— Привет, сынок. Мой руки, будем ужинать. Сырники.
Сын прошел мимо – в ванную, даже не взглянув на маму. Надя вздохнула, выкладывая сырники на тарелки, а затем сели за стол. Молчание давило, как тяжёлое одеяло.
— Вань, нам надо поговорить, — начала мама, сама ненавидя эту заезженную фразу.
— Говори, — Ваня упёрся вилкой в сырник, даже не поднимая глаз.
— Сегодня… папа и я… мы подписали бумаги, развелись официально.
Ваня замер, а затем медленно поднял глаза. В его взгляде было столько немого упрека, что Надю передернуло.
— И что? — спросил он грубо. — Ты хотела, чтобы я заплакал?
— Нет, я просто… я думала, ты должен знать.
— Я и так знал! — сын резко отодвинул тарелку. — Ты всегда его пилила! — За что отца выгнала? Вечно тебе всё не так! Он деньги зарабатывает, а ты только ноешь!
Каждое слово сына било точно в цель. Надя чувствовала, как комок подступают к горлу.
— Ваня, это не из-за денег и не потому, что я «пилила». Все гораздо сложнее.
— А что?! — Иван вскочил из-за стола. — Он тебе изменял? У него любовница есть, да?! —
В голосе сына звенел не детский вызов.
— Нет, Ваня, никакой любовницы нет.
— Ну тогда что?! — крикнул он. — Чего тебе не хватало?! Машина есть, квартира есть, мне все покупают! Все друзья завидуют! А ты взяла и все разрушила из-за какой-то ерунды!
«Ерунда» — любимое слово бывшего мужа. Все, что было важно для Нади, для бывшего было «ерундой». Её чувства, потребность в честности, усталость от жизни в постоянном театре абсурда.
— Он постоянно врет, Ваня! — выдохнула мама, уже почти не сдерживаясь. — По мелочи, по крупному! Он строит из себя героя, который все может, а на деле он безответственный и…
— Врешь! — парировал сын. — Он крутой! Он мне всегда помогает! А ты… просто злая и ненормальная! Все так говорят!
Эта фраза добила Надежду окончательно. Она откинулась на стуле и посмотрела на своего сына, этого чужого, разъяренного подростка. Мать поняла, что сейчас бесполезно что-либо объяснять. Сын не поймет. Как не понимали коллеги, когда она пыталась жаловаться им за обедом.
— Надь, да у кого муж не врет? — говорила Людка из бухгалтерии, закатывая глаза. — Мой мне вчера сказал, что задержится на работе, а сам, я знаю, с мужиками на рыбалку смотался. Ну и что? Главное, что зарплату исправно приносит. А твой-то вообще золото, небось, кучами гребет! Ты с жиру бесишься, ей-богу!
Знакомые и соседи крутили у виска, считали дурой. И теперь её же собственный сын смотрит на неё точно так же — взглядом человека, который уверен, что имеет дело с ненормальной.
— Я не буду с тобой разговаривать, — холодно сказал Ваня и, развернувшись, ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.
Надя сидела за столом и смотрела на два тарелки с остывшими сырниками. Комок в горле рос, мешая дышать. Она собрала со стола, помыла тарелки. Механические движения успокаивали. Освободившись, зашла в Ванину комнату. Сын воткнул в уши наушники, уткнулся в телефон и отвернулся, демонстративно игнорируя ее.
— Я тебя люблю, — тихо сказала мама. — И я очень тебя прошу… попробуй меня понять.
Иван сделал вид, что не слышит и ей ничего не оставалось, кроме как выйти, прикрыв дверь.
На следующее утро Ваня ушел в школу, не позавтракав. Надя поехала на работу с тяжелой головой и ощущением полного поражения. В офисе тоже было не легче.
— Ну что, Гаврилова, разделалась с благоверным? — поинтересовался кто-то из менеджеров, проходя мимо с кружкой кофе.
— Оставь человека в покое, — вступилась секретарша Маша, но тут же добавила: — Хотя, Надь, честно, зря ты. Мужик-то дельный, а теперь что? Теперь одна с подростком на шее будешь маяться. Надоест — назад побежишь.
Надя молча кивнула, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Она чувствовала себя в стеклянном аквариуме, на который со всех сторон смотрят любопытные, а она не может ни спрятаться, ни объяснить им, что вода внутри отравлена.
Вечером, возвращаясь с работы, она зашла в магазин у дома, купила Ване шоколадку — слабая, глупая попытка загладить вину, которой она за собой не чувствовала. Шла по своему двору, думая о том, как переломить эту ледяную стену между ними.
И вдруг, женщина вздрогнула. Возле детской площадки, на лавочке, где они всегда сидели с Игорем, когда Ваня был маленьким и катался с горки, сидели двое — Игорь и Ваня. Они ели мороженое. Октябрь, почти ноябрь, а они ели мороженое, и Ваня смеялся громко, закинув голову назад. Надя не слышала уже сто лет, чтобы сын вот так радовался. Игорь что-то рассказывал, активно жестикулируя, и Ваня смотрел на отца с обожанием, впитывая каждое слово.
У Нади похолодело внутри от страха. Она инстинктивно шарахнулась за угол подъезда, наблюдая оттуда, как два самых главных человека в её жизни прекрасно проводят время без нее. Игорь был невозмутим, улыбчив, щедр — идеальный папа на час. Он говорил, а Надя на расстоянии могла прочитать по губам знакомое: «ерунда», «не парься», «я все устрою».
Она проскользнула в подъезд, не дав себя заметить. Поднялась домой, быстро открыла дверь ключом и упала на пуфик, схватившись за сердце. Даже спустя полчаса, когда она ставила чайник на плиту, руки все ещё дрожали. Ещё через полчаса заскрипела дверь, вернулся Ваня — а щеках румянец, глаза блестят.
— Привет, — бросил он уже скорее нейтрально, чем враждебно.
— Привет. Где был? — спросила мама, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Гулял. С ребятами.
— С отцом давно не виделся сегодня? — она не удержалась.
Иван посмотрел на мать прямо, его глаза были чистыми и ясными. Ни тени сомнения, ни искры обмана.
— Нет. С чего ты взяла? Я же сказал — с ребятами гулял.
Он сказал это так легко, так непринужденно, с такой идеальной, отработанной интонацией, что у Нади похолодели пальцы. Она узнала этот почерк — филигранный, отточенный годами обман. Этому не учатся по книгам, этому учатся у мастеров. Игорь уже начал учить их сына своему главному искусству — искусству лжи.
Надежда молча смотрела, как сын снимает куртку и идет мыть руки, насвистывая какой-то мотивчик, и понимала — битва за сына только началась, а противник начал использовать самое грязное и самое эффективное оружие. Отец дарил мальчику лёгкость, праздник и безнаказанность, а ей предстояло быть занудной, скучной, устанавливающей правила, которая вечно ноет и всё запрещает.
Надежда осталась одна на кухне, слушая, как в ванной течет вода, и впервые за все эти месяцы почувствовала не просто обиду или злость. Она почувствовала настоящий, животный, леденящий страх.
*****
Страх, холодный и липкий, не отпускал Надю всю неделю. Она ловила себя на том, что начала чрезмерно контролировать Ваню — вглядывается в его лицо, когда он говорит по телефону, анализирует интонации, ищет следы вранья в его глазах. Сын же вел себя как ни в чем не бывало. То есть, он все так же был угрюм и немногословен с мамой, но в его поведении не проскальзывало ничего криминального. Это безумие — чувствовать себя следователем в собственном доме, допрашивая единственного сына.
В пятницу вечером раздался звонок. Надя вздрогнула, увидев на экране имя «Игорь». Сердце ушло в пятки. Она взяла трубку, стараясь дышать ровно.
— Надь, привет, — его голос был сладким и медовым, каким всегда бывал, когда он что-то просил или заглаживал вину.
— Игорь, чего тебе?
— Как грубо. А просто позвонить не могу? Скучаю по твоему голосу. Ладно, не кипятись. Дело такое. Хочу сына на выходные забрать. В субботу на день, с утра до вечера. Понимаю, что надо было предупредить заранее, но как-то так сложилось. Отпустишь?
Надя закрыла глаза. Внутри все кричало «нет!». Но мысль о скандале с Ваней, о его упреках, о том, что она «отделяет его от отца», была невыносима.
— Ты где с ним будешь? — спросила Надежда, пытаясь выдать свой вопрос за проявление заботы, а не контроль.
— О! Планов громадье! — радостно воскликнул Игорь. — Сначала в кино на новый голливудский блокбастер, потом поедем куда-нибудь… Может быть в новый развлекательный центр с виртуальной реальностью. Парню надо отдыхать, разряжаться, а не сидеть в четырех стенах.
Бывший муж говорил громко и четко, Надя была уверена, что Ваня в своей комнате все слышит.
— Только… Игорь… — она понизила голос, — только, пожалуйста, без вранья. Если что-то пойдет не так, просто позвони и скажи ему правду. Он уже взрослый, он поймет.
— Надюша, да что ты такое говоришь! — Игорь фальшиво рассмеялся. — Какое вранье? Я же отец! Хочу порадовать ребенка. Так я завтра в десять утра заеду?
Надя чувствовала себя предателем, соглашаясь, но запретить — означало стать монстром в глазах сына.
—Хорошо. В десять.
Утром Ваня выглядел так, будто ждал Деда Мороза. Он надел новую толстовку, постоянно поглядывал на окно, поел наспех.
— Ты точно вернешься к вечеру? — не удержалась Надя, помогая сыну надеть куртку.
— Ма-а-ам, — закатил он глаза, — отстань, oкей? Папа все организовал.
«Вот именно,что организовал», — мрачно подумала Надя.
Ровно в десять под окном засигналила машина. Игорь прислал сообщение: «Я внизу». Ваня сорвался с места и пулей вылетел из квартиры, даже не попрощавшись. Надя подошла к окну и наблюдала, как Игорь вышел из машины, обнял сына, что-то весело сказал, похлопал по плечу, затем они сели и уехали. Надя осталась стоять у окна, чувствуя себя самой одинокой женщиной на свете.
День тянулся мучительно долго. Она пыталась заниматься уборкой, смотреть сериал, читать книгу — ничего не лезло в голову. Рука так и тянулась к телефону, чтобы написать или позвонить, но она сдерживалась. Нужно было дать отцу и сыну этот шанс. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что хоть в этот раз Игорь не подведет.
К шести вечера она начала нервно ходить по квартире. К семи сварила суп, накрыла на стол. В семь тридцать позвонила Ивану. Абонент временно недоступен. Позвонила Игорю, но трубку не брали.
В восемь у нее поджарился ужин. В восемь тридцать её терпение лопнуло. Она снова набрала Игоря, и на этот раз он ответил.
— Надюш! — в трубке было шумно, будто он был в баре или в клубе. Слышна была громкая музыка и чужие голоса.
— Игорь, где вы?! Который час?! Ваня уже должен быть дома!
— Ой, мамочка, простите-простите! — он кричал в трубку, явно будучи навеселе. — Мы тут немного задержались! Деловые переговоры затянулись, понимаешь? Неудобно было сына одного отпускать.
— Какие переговоры?! — взвизгнула Надя. — Ты же обещал быть вечером! Он завтра на тренировку должен!
— Да всё он успеет! Не маленький! Через часик будем. Ладно, меня там клиенты ждут! Целую!
Бывший муж бросил трубку. Надя сидела в ступоре, сжимая в руке телефон. Часик — это значит, в десять. Значит, Ваня вернется уставший, поздно, невыспавшийся. И главное — он снова станет свидетелем того, как папа легко и непринужденно нарушает обещания.
В десять вечера их все не было. В десять тридцать Надя уже металась по квартире, представляя себе аварии и прочие ужасы. В одиннадцать раздался, наконец, звонок в дверь. Она бросилась открывать.
На пороге стоял один Ваня. Бледный, уставший, с потухшим взглядом. От него пахло чужим табаком и дешевым фаст-фудом.
— Сынок, где ты был?! Что случилось? Где папа?
— Уехал, — односложно бросил Ваня и, не раздеваясь, побрел в свою комнату.
— Куда уехал? Почему он тебя одного оставил? Как ты добрался?
— На такси. Он дал денег, — Ваня пнул свой рюкзак, валявшийся в коридоре. — Говорит, «у меня срочные дела образовались». Извини, мол, сынок. В другой раз свожу.
Ваня говорил ровным, механическим голосом, без эмоций. Но Надя видела — внутри у него все кипит. Унижение, разочарование, злость.
— Какие дела? Вы же в кино должны были быть…
— Мы не были в кино, мама! — вдруг взорвался сын, и в его глазах блеснули слезы, которые он отчаянно пытался сдержать. — Мы нигде не были! Отец приехал, сказал, что билеты уже куплены, но потом ему позвонили, и мы поехали к каким-то его друзьям на дачу! Я сидел там целый день один в какой-то комнате и смотрел телек, пока они там пили и орали! Потом он вспомнил, что обещал тебе меня вернуть, начал торопиться, на обратной дороге его остановили гаишники, у него там права… короче, он как-то разобрался и мы поехали дальше. А потом он сказал, что ему надо срочно на встречу, и высадил меня у метро, сунул тысячу рублей и сказал ловить такси. Я час ловил эту дурацкую машину!
Он почти кричал, срываясь на хрип. Надя стояла, слушая этот ужас, и ей хотелось плакать, кричать и бить посуду одновременно. Она попыталась обнять сына, но он резко отшатнулся.
— Не надо! Я не маленький! Всё нормально! Просто папа занятой человек! У него дела! — Иван выкрикивал это с такой искаженной гримасой, что было ясно — он пытается убедить в этом не её, а самого себя. Он ещё пытался сохранить идеал.
— Ваня, это не дела! Это безответственность! Он посадил тебя одного в такси ночью! Он мог…
— Он не виноват! — крикнул Ваня. — Это ты виновата! Это из-за тебя он такой! Из-за твоего характера! Он же сказал, что ты его достала своими придирками, вот он и запивает свое горе!
Сын выпалил это и захлопнул дверь своей комнаты так, что задрожали стены. Надя осталась одна в коридоре, с ощущением, будто её ударили ножом в живот. Игорь не просто обманул и бросил сына, он еще и успел налить ему в уши свой яд, обвинить во всем ее.
На следующее утро Ваня не вышел к завтраку. Сказал, что не хочет есть. Ушел на тренировку, хмурый и неразговорчивый. Надя понимала, что нужен какой-то решительный разговор. Но как его начать? Она боялась сделать еще хуже.
Вечером приехала мать, Анна Борисовна. Узнав вчерашнюю историю (Надя не выдержала и пожаловалась), она примчалась с пирогами и с решительным видом.
— Где этот негодник? — спросила бабушка с порога, снимая пальто.
— В комнате. Бабушка, только без сцен, пожалуйста…
— А я ему устрою сцену! — фыркнула Анна Борисовна и решительно направилась в комнату внука….
«Секретики» канала.
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)