Гитлеровский концентрационный лагерный комплекс Озаричи в Полесской области на Гомельщине состоял из трёх мест массового уничтожения (бело)русского населения — в Дерти, самих Озаричах и в Подосиннике.
До лагеря мы шли пешком два дня. По обочине шли полицаи — и они были страшнее немцев. Помню, как одна женщина споткнулась — её сразу же расстреляли, а ребёнка выбросили на обочину. Так было страшно! Мы держались за мамину юбку. Мама спросила у полицая, куда их гонят. И тот ответил: «В санаторий Адольфа Гитлера». (Валентина Фёдоровна Шишло.)
Он просуществовал всего десять дней. Десять страшных и кровавых дней 10—19.03.1944. За эти десять дней из согнанных туда 47.461 женщин, детей и стариков нацистами было истреблено не менее 12.000 человек.
Перебросить всех нетрудоспособных людей из прифронтовой зоны на оставляемую территорию... Освободиться таким образом от бремени, требующего питания. (Свен Феликс Келлерхоф. Вермахт избавлялся от «бесполезных едоков».)
По распоряжению четырёх нацистских выродков — командующего 9-й армии генерала танковых войск Йозефа Харпе, командира 56-го танкового корпуса генерала Фридриха Госсбаха, командира 35-й пехотной дивизии генерала Георга Рихерта и командира 110-й дивизии вермахта генерал-лейтенанта фон Куровски — около 47.500 мирных жителей Гомельщины, Могилёвщины, Полесья, Смоленщины и Орловщины загнали в огромный загон из колючей проволоки под открытым небом на замёрзшем болоте.
Я заболел тифом. Когда в деревню приехали немцы, я болел уже 6 дней. Они на машинах с тентами ездили и собирали людей по деревне. Нам сказали, что будут нас отселять из прифронтовой зоны. С собой разрешалось брать всё. Люди брали одежду, продукты. Всем приказали выйти к воротам своего дома и ждать подъезда автомобилей. Мать стала плакать и умолять, чтобы меня не увозили, ведь я был болен. Но немецкое командование с просьбами не считалось. Меня на одеяле вынесли и погрузили в машину. Всего нас вывезли около 50 человек. Вначале привезли в сборный лагерь Микуль-Городок (в районе д. Дуброва), там у нас всё отняли, кто смог спрятать в карманах крупы и пшено, то и осталось...10 марта нас пешими колоннами погнали в "Озаричи". Мне было плохо, мать пыталась посадить меня на телегу. Но офицер сбросил меня с телеги, так как я был уже взрослый, а на гужевом транспорте везли грудных и малых детей. Мать снова стала просить и плакать, говорить, что я больной. Меня все-таки посадили на телегу, сам бы я не дошел. Ведь это около 15 километров, гнали по слякоти... Возле ворот огромное скопление людей, которых загоняют прикладами, натравливают собак. (Иван Осадчий.)
Собранных для отправки в Озаричи людей немцы подвергали тщательному досмотру, отбирая совершенно всё ценное и съедобное — ведь они не должны были по их замыслу вернуться обратно:
Нас привезли на сортировочный пункт Рабкор. Там у нас отобрали всю одежду, у людей проверяли рты — искали золотые коронки. Если находили, то людей отводили в сторону. Все вещи, которые люди взяли с собой отбирались или срезались ножами, разрешалась только одежда и небольшие котомки. (Михаил Поркалов.)
10.03.1944 с целью освобождения прифронтовой полосы от «ненужного» славянского населения — больных (в том числе тифом и другими инфекционными заболеваниями), инвалидов, стариков, женщин с более двумя детьми младше десяти лет, нетрудоспособных — его согнали в Озаричи.
Операция принесла существенное облегчение на всём поле боя. Жилые территории были разгружены и освобождены для размещения войск. На бесполезных едоков больше не будет тратиться продовольствие. За счёт изолирования больных были значительно сокращены очаги инфекций. (Дневник 9-й армии вермахта // Свен Феликс Келлерхоф. Вермахт избавлялся от «бесполезных едоков».)
Там не было ничего — ни кухонь, ни столовых, ни источников воды, ни палаток, ни бараков, ни даже ям для туалетов. Разводить огонь было запрещено. К тому же немцы отобрали у людей и спички, и ножи. Люди ломали голыми руками хворост, стелили его на снег и ложились на него.
Со всех сторон слышался треск ломающихся веток, люди стелили ветки и тут же падали на них. Что из себя представлял лагерь? Это территория, на которой не было никаких построек, заболоченное мелколесье. Все окружено забором в 5 или 6 рядов колючей проволоки. По углам вышки с часовыми... Костры палить не разрешалось, рубить ветки деревьев тоже, хотя топоров у нас все равно не было. (Иван Осадчий.)
Если кто-то смог спрятать спички и пытался развести костёр — гитлеровцы тут же открывали огонь по месту, с которого поднимался дым.
За десять дней 47.461 человек получили еду... один раз. Впрочем, назвать едой эту гадость язык не поворачивается.
Голод был страшный. Хлеб за время нашего там пребывания привезли только один раз. Называется он эрзац, горький, сделан... из берёзовых опилок и овсяной муки. К ограждению подъезжал грузовой автомобиль, и немцы из кузова бросали этот хлеб нам: кто мог — схватил, кто — нет. (Иван Осадчий.)
Поскольку никаких колодцев и родников на огороженной территории не было, люди утоляли жажду падающим с неба снегом или талой водой из луж.
Воду пили из проталин, здесь же кругом лежали трупы умерших людей. Сами понимаете — какие это условия. (Иван Осадчий.) Шёл снег. Мама собирала снежинки в кружку, потом грела её за пазухой, чтобы дать сестре попить. А ещё вода собиралась в траншеях. Мама как-то отправила меня набрать кружку. Я смотрю: вода розовая — с кровью, ведь рядом убитые были. (Николай Алексеевич Захарченко.)
Поскольку никаких мест для справления естественных потребностей тоже не было, десятки тысяч заключённых просто отходили подальше от лежанок, чтобы облегчиться. По одежде ползали расплодившиеся вши.
Земля почти везде была покрыта жидкой фекальной массой. Все это способствовало распространению болезней, прежде всего — сыпного тифа. (Иван Осадчий.)
При этом при попытке подойти поближе к колючей проволоке и подальше от лежанок нацисты сразу открывали огонь без предупреждения — как и при попытке переместиться на другой участок огороженной территории с целью найти место на возвышении чуть посуше.
Одежды у людей было мало... Это делалось для того, чтобы большее число заразилось тифом. Погода этому также способствовала. Ослабший организм поражался очень быстро. Каждый день умирало около ста человек, их люди стягивали в специальный ров, который я обнаружил только тогда, когда мы стали выбираться из лагеря. (Михаил Поркалов.)
Заключённые могли хоть как-то согреться при температуре от —10 до —15 градусов только прижимаясь друг к другу — больные к здоровым. Именно на это и был изуверский расчёт фашистов.
У женщин отбирали детей. Стояли крытые машины. Детей выхватывали и просто бросали в машину (чтобы заразить их тифом) — там обязательно был кто-то больной из взрослых. Крик такой стоял, плач — уши закладывало... Одна женщина с ребёнком на руках споткнулась, упала, её тут же убили, а ребёнка отбросили и тоже расстреляли. (Аркадий Петрович Шкуран.)
Гитлеровцы намеренно доводили людей до голодной смерти, смерти от переохлаждения и от инфекционных заболеваний, чтобы не тратить на них патроны.
Для заражения в лагеря специально привезли около 1000 больных тифом из жлобинской больницы. Каждый день умирало от 70 до 100 человек. (Иван Осадчий.)
Вновь поступающих в лагерь уже на входе встречали груды окоченевших тел умерших людей.
Перед нами предстала страшная картина, потому что там уже были люди, кругом много трупов. (Михаил Поркалов.)
Ночью 16—17.03.1944 фашисты сняли охрану лагеря и ушли. Но уйти из него всё равно было невозможно — вокруг нацисты разместили минные поля.
Некоторые кинулись к проволоке, к воротам, но там всё было заминировано, очень много людей погибло. Никто не знал, где проход, но люди бежали из лагеря, как из ада, никто не думал о минах. (Михаил Поркалов.)
Только 18.03.1944 советские разведчики обнаружили существование лагеря в Озаричах. Только 19.03.1944 советские сапёры проложили коридоры в минных полях и смогли выпустить на волю умирающих узников.
Двое из пяти членов нашей семьи — бабушка и брат — умерли в лагере. Из пятидесяти человек из нашей деревни домой не вернулись 18 — в основном, дети. (Иван Осадчий.)
После осмотра 33.480 спасённых узников Озаричей (из которых 15.960 оказались детьми не старше 13 лет, женщинами — 13.072 человек и стариками — 4.448 человек) советские врачи выявили среди них более 5.000 заболевших — 2.085 сыпнотифозных, 1.437 страдающих алиментарной дистрофией и 125 — острой бациллярной дизентерией.
Даже после спасения советскими солдатами 65-й армии 1-го Белорусского фронта заражённые тифом бывшие малолетние узники Озаричей с подорванным здоровьем умирали один за другим.
Радость освобождения очень скоро была омрачена смертью самых маленьких детей, которые умирали в госпиталях один за другим. 8 детей из нашей большой семьи умерли от тифа. (Михаил Поркалов.)
Самые страшные фотографии из освобождённых Озаричей я не могу привести в этой статье по этическим соображениям — но их нетрудно отыскать и посмотреть в Интернете.
Когда пришли наши военные, если бы вы знали, что с нами творилось! Люди бросались к солдатам и целовали их сапоги! Я бросилась к офицеру, упала, а он говорит: «Девочка, встань!». А я не могу встать, такая слабая была. Солдаты вместе с нами плакали. Люди — от радости, а они — от ужаса: ведь мёртвые кругом... Дорожку разминировали, натянули проволоку — и чтобы никто не смел за неё заступать. Шли по проволоке гуськом. (Зинаида Николаевна Франтурова.)
Командир 35-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Йоханн-Георг Рихерт 30.01.1946 был вздёрнут на виселице на ипподроме в Минске по решению советского трибунала.
Командир 110-й дивизии вермахта генерал-лейтенант фон Куровски был приговорён к 25 годам тюрьмы на Гомельском процессе 1947 г.
Йозеф Харпе 17.04.1945 попал в плен к американцам в Руре и содержался в американском лагере до 14.04.1948, после чего был... отпущен на свободу и дожил до 80 лет в Нюрнберге, сдохнув 14.03.1968.