Дождь начался еще до того, как они дошли до озера. Не мелкая осенняя морось, а густой, плотный ливень, который заставил воду стекать с козырьков капюшонов ручьями и превратил землю под ногами в скользкое месиво. Сергей, старший из троицы, лишь хрипло выругался и потянул рюкзак с удочками выше. За ним, спотыкаясь о валежник, брели Андрей и молодой Витя, для которого эта вылазка была первой.
— Я же говорил, что надо было на Корбозеро ехать, — проворчал Андрей, вытаскивая сапог из хлюпающей трясины. — А ты — «нет, я знаю место получше». Лучше, блин. Заблудиться тут лучше.
— Не ной, — отрезал Сергей. — Озеро близко. Я его еще с отцом сорок лет назад облавливал. Рыбы — завались. И людей ноль.
Витя молчал. Лес, который днем казался просто старым и немного мрачным, с наступлением сумерек и под аккомпанемент дождя преображался. Столетние ели смыкали свои мохнатые лапы над головой, образуя непроглядный тоннель. Воздух был насыщен запахом влажной хвои, гниющих листьев и чего-то еще… сладковатого, неприятного, чего Витя определить не мог.
Они вышли на берег уже в полной темноте. Фонари выхватывали из мрака узкую полоску черной воды и частокол сосен на противоположном береге, который терялся в непроглядной тьме. Озеро было неестественно круглым и неподвижным, как черное зеркало в оправе из векового мха.
Разбили палатку, почти не разговаривая. Мысли были об одном — о тепле спальников и о завтрашней рыбалке. Дождь стих, сменившись густым, молочным туманом, который пополз с воды, окутывая все плотным саваном. Звуки стали обманчивыми и приглушенными.
Первым странность заметил Витя. Он сидел у входа в палатку, куря, и смотрел на воду. Ему показалось, что в метре от берега что-то белеется. Не вспышка пены, а что-то твердое, маленькое. Он направил фонарь. Из воды на него смотрела кукла. Старая, тряпичная, с одной стеклянной глазкой и ртом, распоротым по шву в кривую ухмылку. Она покачивалась на едва заметной ряби, будто кто-то держал ее под водой за низ платья.
— Дядь Серь, глянь-ка, — позвал он тихо.
Сергей высунулся,посмотрел и поморщился.
—Хлам какой-то. Бросил кто-то. Иди спать.
Но Вите не спалось. Он снова выглянул через полчаса. Кукла была на прежнем месте. Только теперь казалось, что ее голова повернута чуть больше в сторону палатки. Он тряхнул головой, списав на玩глазаст玩玩, и залез в спальник.
Его разбудил звук. Тихое, едва слышное шлепанье по мокрой земле. Шлеп-шлеп-шлеп. Будто босые ступни. Он замер, вслушиваясь. Звук доносился прямо от входа в палатку. Медленно, стараясь не скрипнуть зубами от ужаса, он развернулся и приподнял край тента.
В метре от палатки, в стелящемся тумане, стояла та самая кукла. Мокрая, в прилипших к телу лохмотьях. Она стояла на своих тряпичных ногах, неестественно прямо. И смотрела на него своим единственным глазом. Второй провал был пуст и черен.
Витя ахнул и отшатнулся, толкая спящего Андрея. Тот пробурчал что-то невнятное, но тут звук повторился. Уже громче. ШЛЕП-ШЛЕП-ШЛЕП. Теперь это было слышно четко. Кто-то или что-то неспешно обходило их палатку по кругу.
Сергей сел мгновенно, рука потянулась к ножу, висевшему на шесте.
—Что? Медведь?
—Нет… — прошептал Витя, весь бледный. — Там… кукла…
Андрей фыркнул, но в его смешке не было уверенности. Обход прекратился. Воцарилась мертвая, давящая тишина, в которой был слышен только бешеный стук трех сердец.
И тогда снаружи раздался голос. Детский, тоненький, мокрый и плачущий.
—Поиграй с нами… Холодно нам… Поиграй с нами…
Сергей медленно, сантиметр за сантиметром, раздвинул молнию палатки. Все трое заглянули в щель.
На берегу, из тумана, выстроились в ряд силуэты. Их было пять, семь, десять… больше. Невысокие, по-детски худые. Они стояли абсолютно неподвижно, сливаясь с темнотой, и лишь бледные лица, испятнанные темными подтеками, были обращены к палатке. А у их ног, на самой кромке воды, лежали и стояли десятки старых, мокрых, искалеченных кукол. И та, тряпичная, была в первых рядах.
— Поиграй с нами… — снова пропел тот же голос, но теперь он доносился ото всех сразу, будто у них был один голос на всех. — В рыбаков… Мы всегда в рыбаков играем…
Один из силуэтов медленно поднял руку и указал худым, неестественно длинным пальцем на их удочки, прислоненные к сосне.
Андрей не выдержал. С диким воплем он рванулся из палатки, опрокидывая тент, и побежал вдоль берега, в сторону, противоположную от существ. Его крик оборвался внезапно и страшно — с громким всплеском и одним единственным, коротким бульканьем.
Туман сомкнулся над тем местом.
Витя и Сергей застыли в параличе, глядя, как неподвижные фигурки медленно, почти не двигая ногами, began скользить к ним по земле. Слышался лишь шелест мокрой ткани о мокрую хвою.
— Вода… — хрипло выдохнул Сергей. — Они из воды…
Он рванулся к озеру, сшибая с ног Витию, и прыгнул в черную, ледяную воду, пытаясь плыть к противоположному берегу. Он проплыл метров десять, когда что-то белое мелькнуло под водой рядом с ним. Показалась кукла. Она плыла рядом, ее ухмылка была теперь прямо у его лица. Потом появилась вторая, третья… Они окружили его, цеплялись тряпичными руками за одежду, лезли на него, заталкивая под воду.
Он исчез с поверхности без звука. Лишь несколько пузырей вздулось на том месте.
Витя стоял на коленях у разрушенной палатки, не в силах пошевелиться. Существа окружили его плотным кольцом. Он видел их лица — восковые, безвозрастные, с огромными, пустыми глазами. Они пахли тиной и старой, мокрой шерстью.
Один из них, самый высокий, наклонился к нему. Его рот не двигался, но голос звучал прямо в Витиной голове.
—Не бойся. Мы просто поиграем. Ты будешь рыбаком.
Холодные, костлявые пальцы обхватили его запястье. Другие руки потянули его к воде. Он не сопротивлялся. Он видел под поверхностью озера бледные, размытые огоньки — десятки, сотни пар глаз. Тех, кто «играл» здесь до него.
Его мягко, но неумолимо повели в черную воду. Она не была холодной. Она была ледяной, как сама смерть.
На следующее утро туман рассеялся. Озеро снова было неподвижным и зеркальным. На берегу валялась порванная палатка, пустой рюкзак и три комплекта удочек, аккуратно прислоненные к сосне.
А в метре от воды, на мху, лежала старая тряпичная кукла. Она была совершенно сухой. И ее единственный стеклянный глаз смотрел на гладь, словно поджидая новых рыбаков для своей вечной игры.