Все изменилось в тот вечер, когда я поняла, что наш уютный мирок построен на песке. С Адамом мы были вместе почти год. Наши жизни так тесно переплелись, что я уже и забыла, когда последний раз спала одна в своей постели. Мы жили на два дома, кочуя с моей уютной трешки на его стильную, но бездушную студию. Эти переезды не казались обременительными, потому что я была по-настоящему счастлива.
Мне тридцать, и к этому возрасту я успела многого достичь. Карьера стабильна, есть собственная квартира, подаренная бабушкой. Я объездила полмира и научилась виндсерфингу. Но теперь все эти амбиции сменились тихой, настойчивой мечтой о семье, о детском смехе в этих стенах.
До Адама у меня были отношения, но они быстро заканчивались. Один казался идеальным, пока я не увидела, как он унижает официанта. Другой, в критический момент, предпочел отступить, оставив меня одну лицом к лицу с хамьем. Я искала не просто партнера, а человека, на которого можно положиться.
И вот появился он. Умный, ироничный, надежный. Я ловила себя на мысли, что наконец-то мне повезло. Мы лежали на диване, смотрели фильм, и его голос прозвучал особенно торжественно:
— Завтра не планируй ужин. Я заказал столик в одном месте. Отпразднуем кое-что очень важное.
Я была уверена, что это оно — долгожданное предложение. Всю ночь я не сомкнула глаз, представляя себе его лицо в этот решительный миг.
Ресторан был прекрасен: приглушенный свет, тихая музыка, уединенные столики. Адам сиял. Он взял мою руку и прошептал:
— Наконец-то я справился! Я абсолютно свободен!
Я смотрела на него, не понимая.
— Свободен? От чего?
— Сегодня моему сыну исполнилось восемнадцать. Алиментные обязательства завершены. Целых восемнадцать лет обязательств!
Сын? Я впервые слышала о его существовании.
— У тебя… есть ребенок? — выдохнула я.
— Да, Мирослав. Результат юношеской ошибки. Брак распался почти сразу, а вот финансовая удавка осталась. Но теперь всё кончено. Я мог разорвать эти оковы раньше, но считал несправедливым втягивать тебя в свои трудности.
Его слова обжигали. Он не просто скрыл от меня целую жизнь. Он говорил о собственном сыне как о досадной помехе, от которой наконец избавился.
— А ты с ним общаешься? Видишь его?
Адам махнул рукой.
— Зачем? Его мать выстроила между нами стену. Да и я не рвался. Это часть прошлого, которое я с радостью оставлю позади. Теперь мы начнем с чистого листа!
Он смотрел на меня с восторгом, не замечая, как рушится наш общий мир. В его глазах я не видела радости отца, лишь облегчение человека, сбросившего груз. Я представила этого незнакомого мальчика и поняла, что человек, способный так легко отречься от собственной крови, однажды может так же легко отречься и от меня.
— Знаешь, Адам, — сказала я тихо, отодвигая бокал, — мне кажется, наш чистый лист уже испачкан. Я не хочу быть твоей следующей «ошибкой», о которой ты будешь так же рассказывать кому-то через восемнадцать лет.
Я встала из-за стола, оставляя его в одиночестве с его желанной свободой.