Подружки мне откровенно завидовали, и я их понимала. Вышла замуж не просто за симпатичного парня, а за Бориса, по которому сохла добрая половина нашего курса. А главное — нам с ним не пришлось ютиться у родителей или вгрызаться в ипотеку с первого дня. Мать Бориса, сразу после свадьбы, предоставила нам свою двухкомнатную квартиру. «Повезло тебе, Ленка, — вздыхала моя однокурсница Даша. — Вкалывать не надо, живи да радуйся».
Но я была девушкой не романтичной, а практичной. Однажды вечером, когда мы с Борей пили чай на кухне, я задала ему прямой вопрос: «Скажи, пожалуйста, твоя мама нам квартиру на совсем отдала или только на время?»
Боря поморщился, отложил печенье. «Не знаю, я у неё не спрашивал. Неудобно как-то. Ещё подумает, что мы хотим у неё жильё отжать».
«Неудобно будет, когда она нас неожиданно попросит съехать, — парировала я. — А у нас, гляди, к тому времени уже дети будут. Куда мы пойдём? Спроси, будет ли она оформлять эту квартиру на тебя. Может, она на пенсии захочет её сдавать, а мы окажемся на улице».
Борис, человек мягкий и неконфликтный, долго тянул, но я настояла. Ответ свекрови был успокаивающим, но неопределённым: «Оформлять не собираюсь, но и прогонять не буду. Живите спокойно, в конце концов, всё равно вам достанется. Других наследников у меня нет».
«Понятно, — сказала я мужу. — Значит, будем копить на свою».
«Зачем?» — искренне удивился Борис. Для него ситуация выглядела идеальной: своя крыша над головой и никаких обязательств.
«Затем, чтобы она у нас была, — терпеливо объяснила я. — И, Боря, если мама об этом узнает, она обидится. Так что ты и не говори. Вообще никому не говори».
Муж у меня был золотой, но немного простодушный. Он мог запросто похвастаться в компании о своей зарплате или премии, а потом удивлялся, почему друзья тут же просили у него в долг. «Неудобно же отказывать!» — говорил он. Мне же было неудобно за его наивность. «Деньги любят тишину, — учила я его. — Запомни это раз и навсегда».
Мы заключили договорённость: пока мы не платим за аренду, живём на одну его зарплату, а всю мою я отправляю на накопительный счёт. Я научилась готовить вкусно и экономно, так что на жизнь хватало. Мы даже сделали в квартире свекрови хороший ремонт — я сама выбирала обои, ламинат, плитку. Вложились прилично, но рассматривали это как инвестицию в собственный комфорт.
Через два года я родила сына, Артура. Радости не было предела! Бабушки и дедушки завалили внука подарками. Всё было прекрасно, пока однажды, оплачивая счета, я не обнаружила, что в нашей квартире зарегистрировано не три человека, а пять. В ЖЭКе мне вежливо объяснили, что владелица месяц назад прописала ещё двоих — какую-то Риту и её сына.
Вечером Борис позвонил матери. «Да, это Рита попросила, — спокойно ответила свекровь. — Каринку муж бросил, работы в посёлке нет. Она в город переехала, сняла квартиру недалеко от вас, сына в садик устроила. Я не могла сестре отказать».
«А почему ты нам ничего не сказала?» — спросил Борис.
«А вам-то какая разница? Она же с вами жить не будет».
Разница, как выяснилось, была. Коммунальные платежи выросли. Но главное — у этих людей теперь было законное право прописаться в нашей квартире. Свекровь лишь отмахивалась: «Электричество и вода по счётчикам, а остальное — копейки».
Эти «копейки», умноженные на двенадцать месяцев, больно били по нашему скромному бюджету. «Ещё пару лет, и мы могли бы внести первый взнос», — с тоской говорила я Борису. С рождением ребёнка я не работала, но как только Артур подрос, нашла подработку — вела бухгалтерию для ателье подруги. Чтобы я могла работать, моя мама сидела с внуком. Жизнь снова налаживалась.
И всё рухнуло в одно воскресенье. Мы с мужем и сыном вернулись с прогулки и застали в прихожей двоюродную сестру Бориса, Карину, с её четырёхлетним Пашкой и тремя увесистыми чемоданами.
«Нас хозяйка выгнала. У неё сын жениться собрался», — заявила она, как о чём-то само собой разумеющемся.
«Она же тебя не в один день выселила, — не удержалась я. — Почему сразу не начала искать другую квартиру?»
«А зачем? У меня тут прописка есть. Значит, я имею право здесь жить».
Боря, бледный, вышел звонить матери. Та, конечно, всё знала. «Куда ей с ребёнком идти? В двух комнатах как-нибудь разместитесь».
Так и началась наша жизнь в коммуналке. Карина оказалась человеком сложным. Её сын Паша носился по квартире с дикими криками, мешая спать маленькому Артуру. На замечания Карина огрызалась: «Ребёнок не может весь день тихо сидеть!» Она не мыла за собой посуду, не убирала, а когда я напоминала, что сегодня её очередь убирать кухню, получала в ответ: «Я работаю! Ты целыми днями дома сидишь, вот и помой сама».
Она воровала мои вещи, пока я не попросила Борю врезать замок в нашу комнату. Тогда она переключилась на продукты. Детское питание, купленное на неделю вперёд, таяло на глазах. После моего замечания суп, который я оставила на плите, оказался засыпан солью и перцем так, что есть его было невозможно. В итоге мы с мужем переставили холодильник в нашу комнату — тесно, зато спокойно.
Кульминацией стал день, когда Карина, заявив, что у Паши насморк, и ей «надо на работу», тихо ушла, оставив спящего больного ребёнка одного в комнате. Мне пришлось его кормить, переодевать и сидеть с ним, пока его мама не вернулась вечером. «Ещё раз так сделаешь — вызову полицию и опеку», — сказала я ей, и в голосе моём дрожала не злоба, а холодная ярость.
Жить так дальше было нельзя. Денег на двухкомнатную квартиру не хватало, но отчаяние придавало сил. И тут помогли мои родители. Отец, узнав о нашей ситуации, сказал: «Хотели машину менять, подождём. Вам сейчас нужнее».
Мы воспользовались программой для молодых семей и через месяц въехали в собственную, пустую, но нашу квартиру. Мы забрали из старого жилья только то, что купили сами: холодильник, стиралку, телевизор и две кровати.
«Напрасно мы в той квартире ремонт делали, — вздохнул Борис, оглядывая наши голые стены. — Сейчас бы эти деньги пригодились».
«Так они у нас есть, — призналась я. — Не все, но часть».
Оказалось, что все те восемь месяцев, пока с нами жила Карина, я не оплачивала коммунальные счета. Я аккуратно снимала показания счетчиков, но деньги не платила, а переводила на отдельный счёт. «Если скажешь, что мы должны вернуть их твоей матери, я переведу», — сказала я мужу.
Борис помолчал, подумал. «Нет, — ответил он твёрдо. — Эти деньги намного меньше, чем мы вбухали в тот ремонт. Купим на них мебель».
Свекровь, обнаружив долги, устроила скандал, но Борис впервые в жизни показал ей чеки на стройматериалы, и буря поутихла. Карину же в итоге пришлось выселять через суд, а квартиру сдать свекрови так и не удалось — пришлось делать новый ремонт и оплачивать долги. Родственники, конечно, винили во всём её, такую «бессердечную».
Стоя у окна в нашей новой гостиной, где пахло свежей краской и свободой, я понимала — мы поступили жёстко, но правильно. Мы не сбежали от проблемы. Мы построили свою крепость. И это стоило всех тех битв, что нам пришлось пережить. Теперь наша жизнь была только в наших руках.