Короткий взгляд в глаза вернувшемуся: что бойцы рассказывают о жизни после СВО
«Когда вернулся — ударяла тишина. Сначала в ней было спокойно, потом — страшно. Война кричала по ночам, в голове». Такие слова чаще всего звучат от бойцов, недавно завершивших военную службу по контракту в зоне специальной военной операции. Они говорят об одном: возвращение — не финал, а новый фронт, незаметный снаружи и не всегда понятный даже близким.
Другой участник делится: «Дом — вроде как цель, ждал этого каждый день. Но когда оказался на кухне среди родных, впервые не понимал, почему так тяжело дышится от их обычной болтовни». Это не просто эмоциональные воспоминания. Это — сталкивание двух реальностей: интенсивной, структурированной, рискованной среды СВО и растянутого, часто неопределённого ритма мирной жизни.
Контрактники, возвращаясь, не всегда чувствуют себя «героями», но почти всегда ощущают, что стали другими. То, что радовало раньше — упорядоченный быт, шум улиц, разговоры о бытовом — теперь воспринимается как чужое. Несколько бойцов в интервью упоминали: «стало сложно просто улыбнуться». Не потому что нет радости, а потому что мышцы, кажется, забыли этот навык вместе с другими мирными реакциями.
Эти признания не случайны. Через них проявляется главное: адаптация контрактников после возвращения с войны — это комплексная, небыстрая перестройка. Она включает работу с телом, психикой, отношениями, системой целей и даже с тем, как воспринимается пространство — от кухни до общества. И, вопреки мнению со стороны, здесь важны не только психологи и соцработники, но и весь контекст: семья, улица, налоговая, СМИ, рынки труда, медицина. В каждой детали — триггер или опора. И не всегда очевидно, где что.
Смена фронта: основные трудности адаптации на гражданке
Контрактник, вернувшийся с СВО, сталкивается с иными по характеру и сложности задачами: вместо чёткого устава — полная неопределённость, вместо командной поддержки — одиночество, а вместо ясных целей — десятки бытовых, иногда противоречивых обязанностей. Это и есть «смена фронта» — только без формы и марша.
Психологические трудности — самые частые. Многие бойцы сообщают о навязчивых воспоминаниях, проблемах со сном и внезапной раздражительности. Один из них описывает: «Ночью словно снова в поле — не спишь, выжидаешь. Любой шорох — как выстрел». Это симптомы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), но военные его не так называют. Чаще — «не могу расслабиться», «не въехал до конца». У некоторых развиваются панические реакции на общественные места. Реальный случай — контрактник, отказавшийся от поездок на метро: «Когда двери закрываются и ты внутри — как будто заперт. Паника на ровном месте».
Поведенческие трудности сопровождают почти всех. Социальная отстранённость, недоверие к новым людям, трудность выражения чувств. Психологи отмечают особенность: боец может прекрасно разговаривать с бывшими сослуживцами, но будто теряет язык при разговоре с родными.
Бытовые детали часто становятся катализатором. Один боец на вопрос супруги «Купить картошку или рис?» ответил: «Выбираешь между выживанием и сытостью — а тут про весы и рецепты». И это без насмешки — просто разная шкала важности.
Финансово-экономическая сторона — тонкая грань. Уровень выплат, с одной стороны, позволяет закрыть бытовые нужды. С другой — не даёт понимания «что делать дальше». Многие упираются в отсутствие ясной профессиональной идентификации. «Чем я теперь? Солдатом быть — понятно. А вот кем быть здесь — не очень». Поиск работы воспринимается как переход в другую систему координат, где уже не действуют принципы фронта — и это обескураживает.
Стигма проявляется с двух сторон. Во-первых — внешняя: собеседники на работе, врачи, социум часто не знают, как реагировать. Но важнее внутренняя: «Нельзя же жаловаться. Мы-то привыкли терпеть». Такая установка часто мешает обратиться за действительной помощью. Порой бойцы считают психолога «неподходящим» специалистом: «Он войны не видел — что ему объяснишь?»
И всё же именно в моментах бытового выбора, общения с родственниками и постановки новых целей заново выстраивается человеческое «я». Первый шаг — допустить, что адаптация контрактников после возвращения — это сложный, но абсолютно естественный процесс. Только тогда возможна диагностика трудностей и поиск реальных решений.
Семья, работа, окружение: от чего зависит успешное возвращение к гражданской жизни
Отказ от воинской роли — всегда внутренняя перестройка. Но насколько она болезненна, во многом зависит от внешней опоры. Трое контрактников в одной группе поддержки оказались в похожем состоянии после демобилизации, но адаптировались по-разному. Один ушёл в депрессию, другой начал пить, третий — устроился в частную охрану, обзавёлся собакой и вернул себе ритм. Разница — в наличии плана и структуры.
Наличие тесной и понимающей семьи — серьёзный ресурс. Практика показывает, что бойцы, въехав в родной дом, где есть устоявшиеся ритуалы и поддержка, возвращаются к устойчивости быстрее. «Жена каждое утро ставила чай как в армии — в одно и то же время. Это будто напоминание, что контроль ещё есть». Даже такие простые действия восстанавливают чувство предсказуемости.
Друзья и бывшие сослуживцы — важнейшее социальное окружение. Их участие в жизни бойца после СВО — не просто вежливость, а профилактика изоляции. Группы взаимопомощи, неформальные встречи, участие в общих проектах — это работает. Боец Александр так рассказывает: «Мы с ребятами открыли мастерскую. Пока ничего крупного, но вместе — как-то легче. Не молчим. И это многое решает».
Работа — катализатор восстановления, если найдена по душе. Строительство, охрана, вахтовые проекты в отдалённых регионах — популярный выбор. Один из вернувшихся называет свою смену вахтовиком «новой службой, только без стрельбы». Другие выбирают переподготовку. Городской центр по трудоустройству бывших военнослужащих отмечает всплеск интереса к курсам по сварке, программированию и логистике. За последние два года участие в этих курсах возросло вдвое.
Важно подчеркнуть: социальная адаптация контрактников — не процесс выравнивания под «гражданского среднестатистического человека». Это поиск устойчивого положения в обществе с учётом того, что прошлый опыт — не обнуляется, а интегрируется. Тех, кто помогает бойцу это сделать, нужно ценить наравне с боевыми товарищами.
Психологическая реабилитация: что работает, а что — нет
Психологическая помощь бойцам после возвращения с войны — сфера, где многое всё ещё строится в режиме «на ходу». Существует немало инициатив — от ведомственных программ до региональных центров поддержки — но только единицы вызывают реальный отклик у самих контрактников. Причина проста: универсальных решений не существует. Что помогает одному, для другого может быть пустым звуком или даже усугубить состояние.
То, что работает — чаще всего признано самими участниками специальной военной операции. Наиболее эффективными методами оказались:
- Группы ветеранов с модерацией специалиста. Совместное обсуждение опыта, ощущений, реакций. Главное — вести группы должен человек, которому доверяют, желательно с опытом понимания военной специфики.
- Индивидуальные сессии с военными психологами. Только в том случае, если боец чувствует безопасность и нет давления со стороны. Часто помогает, когда назначение на сессии происходит через рекомендации, а не по формальным каналам.
- Физическая активность, спорт. Тренажёрный зал, бег, бокс, функциональные тренировки — всё, что возвращает контроль над телом, способствует стабилизации психоэмоционального состояния.
- Деятельная занятость от благотворительности до ремонта дома. Чем больше реального действия — тем меньше времени «вариться» в стрессовых мыслях.
Не работают «секретные методики», а также поверхностные подходы вроде «улыбайся чаще», «отдохни и всё пройдёт». Несколько бойцов прямо сказали: «Самое тяжёлое — когда тебя гласят как в телевизоре: говоришь, что плохо, а тебе: «Надо думать о хорошем»». Такое общение разрушает доверие.
Некоторые центры — например, региональные филиалы в Туле, Ижевске и Краснодаре — экспериментируют с моделью «плавного выхода». Это инициирование постепенного встраивания в гражданскую среду через короткие сессии, творческие мастерские, работу с инструкторами бывших бойцов. Такие подходы уже показывают эффективность: в отзывах контрактники отмечают, что «важно было не просто поговорить, а быть с кем-то рядом хотя бы первую неделю».
Когда нужна помощь — однозначный сигнал. Один из участников так сформулировал: «Если ты больше трёх дней подряд не видишь смысла в дне — пора говорить с кем-то». Среди типичных тревожных симптомов:
- Сильная раздражительность и вспышки злости на бытовые раздражители;
- Потеря интереса к ранее любимым занятиям, включая общение с близкими;
- Расстройства сна, кошмары, внезапные пробуждения с паникой;
- Избегание определённых мест, звуков, ситуаций;
- Мысли о бессмысленности, апатия, цинизм по отношению ко всему окружающему.
Важно помнить: сама по себе адаптация контрактников — это не патологический процесс. Проблема возникает, когда отсутствует поддержка и пространство, где пережитое может быть признано, а боль — отрефлексирована. Здесь роль организации, службы медицинской и социальной помощи, консультирования и самих семей — ключевая.
Жизнь после СВО: как бойцы сами формируют свою «вторую норму»
Вернувшись, контрактник оказывается перед задачей: из руин боевого опыта выстроить новую систему смыслов. Это не копия «жизни до» и не слепок военной роли. Это — «вторая норма» — личная версия гражданского бытия, основанная на зрелом взгляде, пройденных событиях, внутренней необходимости движении дальше.
У кого-то этот путь начинается со школы. Например, один из бывших контрактников стал помогать в кадетских классах. «Про войну не рассказываю. Говорю о чести, о сдержанности. Думаю, это и есть уроки СВО, только другим языком».
Другие реализуются через бизнес. В Ростовской области организована металлообработка силами трёх бывших бойцов. Один из них признался: «Тишина в цеху после грохота СВО — самая настоящая музыка. Здесь всё по-настоящему». Как показывает практика, контрактники хорошо справляются с ручным, структурированным трудом, где есть начало, процесс и результат — это возвращает ощущение контроля и мастерства.
Часть добровольно включается в проекты по поддержке других вернувшихся. Тут срабатывает принцип «сам прошёл — помоги пройти другим». Это не только форма социальной работы, но и реабилитационный элемент самого участника. Как говорят психологи, это поведение «выздоровевшего бойца» — знак зрелости и компенсации.
Изменяется и восприятие времени, мелочей. Бойцы часто упоминают, что теперь замечают, как пахнет хлеб, как звучат шаги ребёнка, как сильно светит утреннее солнце. Один бывший офицер записывает в блокнот, что для него значило каждое обычное утро. «Если тогда думал о наступлении, то сейчас — как заварить чай не торопясь. Это как медитация. Но своя».
Что крайне важно: восприятие смерти становится частью мышления о жизни. Бойцы не драматизируют, но и не забывают. «Теперь я точно знаю, как тонка граница. И потому не трачу время на глупое». Это философия тех, кто видел больше, чем предназначено для повседневности. Она делает их уязвимыми, но и необычайно сильными, если этот ресурс принят — и самим бойцом, и обществом вокруг.
Какая поддержка на самом деле нужна тем, кто вернулся
Если спросить контрактника, какую помощь он считает ценной, то редко услышишь: «психотерапия и сочувствие». Гораздо чаще звучит: «Чтобы всё было понятно — куда идти, кто чем занимается, где взять информацию».
Речь идёт не столько о медицинских или психологических услугах, сколько о структурированной, прагматичной поддержке. Работает то, что:
- Даёт чёткий алгоритм действий — от оформления льгот до прохождения комиссий;
- Гарантирует быстрое прохождение медицинского осмотра и диагностики травм, включая невидимые (слух, СВД, когнитивные расстройства);
- Позволяет быстро найти трудозанятость или пути к обучению;
- Поддерживается реальными организациями, а не «сайтами для галочки»;
- Включает другие вернувшиеся лица — бывших сослуживцев, которые уже прошли этапы адаптации и могут публично об этом рассказать;
- Спокойно читабельна: без милитаризма и без шёпота — просто деловая, внятная помощь.
Местные инициативы в регионах работают лучше, чем федеральные структуры — по той простой причине, что ближе к человеку. Например, в одном муниципалитете Кубани бывшие бойцы ведут при клубе мужской разговорный круг — обсуждают налоги, день рождения сына, ремонт, иногда, молча, просто сидят. Это многое значит.
Бойцы не требуют жалости, скорее раздражаются от попыток «пожалеть». Их запрос — в другом:
- Уважительное отношение без выпытывания;
- Институциональная видимость — чтобы человеку не приходилось «вбивать» двери кабинетов;
- Возможность быть полезным — даже после серьёзных ранений, даже вне армии;
- Поддержание связи с медицинскими службами — особенно в сфере неврологии, кардиологии, реабилитации;
- Поддержка семей, особенно жён и детей, переживших тревогу военного периода.
Социальная адаптация контрактников требует не лучезарных слов, а детального, уважительного подхода: как при операции — точно, внимательно, с учётом каждого изгиба «раненой ткани». Только тогда восстановление — реально.
А если вы хотите записаться на службу по контракту в зону специальной военной операции, свяжитесь с нами по контактам ниже:
Наш сайт: sluzhba-po-kontrakty.ru
Telegram: t.me/svokontraktmorf
WhatsApp: wa.me/79615239052