Один из самых мощных пропагандистских образов СССР — общество всеобщего равенства, где нет ни бедных, ни богатых, а все трудятся на благо народа. Этот миф о социальной справедливости до сих пор завораживает многих. Однако реальность была диаметрально противоположной: советская система не уничтожила классовое неравенство, а создала его новую, лицемерную и особенно унизительную форму, заменив денежную аристократию на партийную, а экономическую конкуренцию — на борьбу за доступ к дефициту.
1. Реальность: Иллюзия равенства и реальность иерархии
а) «Уравниловка» как убийца мотивации.
Провозглашенное равенство на практике обернулось уравниловкой. Неважно, как ты работаешь — гений или бездарь, трудоголик или лодырь — зарплата и премии были жестко регламентированы и отличались незначительно. Это полностью уничтожало любую личную мотивацию к росту, инновациям и сверхэффективному труду. Обществу был навязан принцип: «Инициатива наказуема». Любая попытка проявить предприимчивость могла быть объявлена «спекуляцией» или «нетрудовыми доходами». Система планомерно отучала человека думать и брать на себя ответственность, воспитывая пассивность и покорность.
б) Номенклатура — новый правящий класс.
В то время как народ довольствовался скромным пайком, сформировался настоящий привилегированный класс — номенклатура. Это были не просто чиновники, а наследственная каста, обладавшая доступом к закрытым распределителям («спецпайки»), отдельным поликлиникам с лучшими врачами, государственным дачам, заграничным поездкам и дефицитным товарам. Их привилегии не были публичными, как у западных миллионеров, но оттого были еще ценнее. Пока обычный гражданин часами стоял в очереди за колбасой, член номенклатуры через водителя получал тот же продукт высшего качества прямо на дом. Это было не равенство, а сословное общество, где статус определялся не талантом, а местом в партийной иерархии.
в) Дефицит как главный инструмент социального расслоения.
В условиях тотального дефицита деньги часто теряли свою силу. Главной валютой стал доступ. Доступ к информации, к качественным товарам, к услугам, к поездкам за границу. Этот доступ распределялся не по справедливости или трудолюбию, а по блату, знакомству и принадлежности к «нужным» кругам. Возник громадный теневой рынок услуг и товаров, где «простой советский человек» мог починить телевизор, достать лекарства или устроить ребенка в хороший садик только через «нужного человека». Это порождало всепроникающую коррупцию и культуру «блата», разъедавшую моральные устои общества.
г) Социальные лифты с одним маршрутом.
Единственным социальным лифтом, ведущим наверх, была Коммунистическая партия. Талантливый ученый, гениальный инженер или выдающийся артист без партбилета и демонстративной лояльности режиму имели очень ограниченные возможности для роста. Чтобы сделать карьеру, нужно было не развивать свои способности, а демонстрировать идеологическую правильность, участвовать в партийных собраниях и доносить на коллег. Это приводило к отрицательному отбору: наверх пробивались не самые талантливые, а самые беспринципные и конформистски настроенные.
2. Гипотетическое развитие: «Общество тотального ранжирования»
Если бы система продолжила существовать, логика «казарменного равенства» привела бы к созданию тоталитарного общества с цифровым контролем над социальным статусом.
а) Система «СоцИндекс» (СИ).
Каждому гражданину с рождения присваивался бы «СоцИндекс» — единый рейтинг, вычисляемый на основе:
- Происхождения: Дети номенклатуры получали бы высокий стартовый балл.
- Идеологической активности: Посещение митингов, участие в субботниках, доносы.
- Потребления: Превышение «разумных» норм потребления (например, попытка купить слишком много хорошей одежды) понижало бы индекс, так как это «буржуазный пережиток».
- Социальных связей: Общение с людьми с низким СИ негативно влияло бы на рейтинг.
От индекса зависело бы всё: от размера жилплощади и доступа к курортам до права завести ребенка или получить высшее образование.
б) Программа «Оптимум-Паёк».
Государство могло бы окончательно отказаться от денег для внутреннего оборота, введя единую систему электронных талонов. Существовало бы несколько уровней пайка:
- Базовый (для большинства): Минимум калорий, стандартный набор одежды («вещмешок»).
- Повышенный (для ударников труда): Доступ к фруктам, более качественной колбасе.
- Элитный (для номенклатуры): Полноценный доступ ко всем благам, включая импортные товары.
Попытка обмена талонами или покупка «не по чину» каралась бы тюремным сроком.
в) «Браки по СоцИндексу».
Для «улучшения социальной структуры» могли бы ввести принудительное генетическое и социальное тестирование перед заключением брака. Пары с слишком разным СИ не получали бы разрешения на брак, дабы «не допускать социальной деградации». Это была бы евгеника, основанная не на биологии, а на идеологической благонадежности.
г) Виртуальные «Соц-Соревнования».
Чтобы заменить реальную экономическую конкуренцию, власти могли бы создать массовые многопользовательские онлайн-игры, где граждане соревновались бы в виртуальном труде на благо виртуального государства. Победы в таких играх повышали бы реальный СоцИндекс, давая людям иллюзию социального роста и отвлекая от мыслей о реальном положении дел.
Заключение: Наследие серости и зависти
Советский эксперимент по созданию «равенства» доказал, что невозможно уравнять людей, не уравняв их в бедности и несвободе. Общество, которое борется с экономическим неравенством через подавление свободы и таланта, в итоге получает самое уродливое и несправедливое неравенство — неравенство перед всесильным государством.
Вместо общества трудолюбивых предпринимателей СССР воспитал общество пассивных иждивенцев, привыкших, что «государство должно», и в то же время пронизанное завистью к тем, у кого был «блат». Это наследие серости, зависти и патернализма — главный и самый токсичный социальный долг, который советская система оставила своим преемникам. Оно продолжает тормозить развитие постсоветских стран, где культура личной ответственности инициативы и честной конкуренции пробивает себе дорогу с огромным трудом.