5 октября отмечается День Учителя, профессиональный праздник всех учителей, преподавателей и сотрудников сферы образования. И мы поздравляем сегодня всех, кто посвятил себя благородному делу обучения и воспитания! Всех, кто трудится изо дня в день в театральных вузах, творческих студиях и учебных заведениях искусства, чтобы помочь раскрыться новым талантам!
Вячеслав Долгачёв, художественный руководитель МНДТ — о Георгии Александровиче Товстоногове
Никогда не забуду уроков Товстоногова. За весь первый курс, который я проучился в ЛГИТМиКе, он появился на занятиях не более пяти раз. Но именно эти встречи заложили во мне режиссерский фундамент, без которого я вряд ли смог бы сделать то, что удалось в профессии. Именно его ясная и стройная трактовка Станиславского, которую он получил в конце 1930-х годов в ГИТИСе, стала основой и моей педагогической деятельности.
С самого начала он запретил нам читать книги Константина Сергеевича по его системе. «Сначала я вам растолкую все элементы, чтобы они сложились в стройную систему, а потом читайте. Ведь Станиславский был актёр, а не теоретик. Зачем-то решил изложить то, что хотел, в форме почти романа с действующими лицами, сам иногда запутывался в изложении. Но, создавая этот труд, он продолжал искать, экспериментировать, поэтому в его двух томах можно найти и противоречия. На первых страницах он сам еще не знал об открытиях, которые его ждут впоследствии. Поэтому сначала я вам все классифицирую, а затем каждый из вас отправится в самостоятельное изучение его трудов». И дал точное представление о законах поведения человека, открыв нам глаза на то, что «система» Станиславского — не эстетический свод правил, привязанный только к какому-то одному типу театра, как считают многие. Станиславский изучал законы поведения человека, чтобы потом, при воспроизведении его на сцене, не искажать его и не делать ошибок. То есть, классик изучал психологию, потому что при любой эстетике на сцену выходит живой человек. Можно воссоздавать жизнь в любых формах. Но человек должен оставаться человеком. Нарушение же органики превращает человека в мертвеца...
Александр Курский. Не только ко Дню Учителя
В середине пятидесятых годов прошлого столетия, будучи совсем мальчишкой, я нашёл на чердаке дедовского дома в Останкино старую ученическую тетрадку, в которой на последней странице, где впоследствии печаталась таблица умножения, были написаны правила поведения школьника. Один из пунктов гласил, что ученик, встретив на улице своего преподавателя, обязан снять с себя головной убор. Мне везло с учителями, начиная с воспитательницы в детском саду добрейшей Сарры Борисовны и первой учительницы начальной школы прекрасной Глафиры Ивановны Голубкиной.
Когда я учился в восьмом классе, замечательная учительница русского языка и литературы Людмила Алексеевна Лебедева рекомендовала мне посещение театральной студии при Доме пионеров Дзержинского района, которой руководили высокопрофессиональные режиссёры-воспитатели Виктор Александрович и Екатерина Николаевна Стратилатовы, ученики основателя Ленинградского ТЮЗа А. А.Брянцева. Именно у них я получил первые уроки актёрского мастерства и театральной этики. Именно им я благодарен за подготовку к поступлению в театральный институт.
Великий театральный педагог Виктор Карлович Монюков был моим Учителем в Школе-студии МХАТ. Будучи руководителем курса, он оставался учителем все 24 часа в сутки.
Школу-студию тогда не зря называли и называют ЛИЦЕЕМ, по аналогии с Пушкинским. Мне очень повезло. Я застал многих из той "могучей кучки" педагогов, которой славилась Школа. И не только выдающихся актёров, преподающих на других курсах. А. А. Белкин (русская литература), В. Я. Виленкин (история МХАТа), Н. С. Тодрия (история театра), В. В. Шверубович (руководитель постановочного факультета), В. Ю. Силюнас (зарубежная литература) и так далее, и так далее... Всё это золотой фонд, легенды Школы-студии МХАТ той поры.
Мне много лет. За всё это время я был знаком и общался с интереснейшими людьми, не имеющими отношения к театру, но которых я считаю своими УЧИТЕЛЯМИ. И когда я вспоминаю кого-либо из них (из них всех-всех), то мысленно кланяюсь и снимаю шляпу.
Ирина Мануйлова — о Римме Гавриловне Солнцевой
У меня были замечательные педагоги. Рассказывать о каждом из них можно часами. Но один случай из студенческой жизни мне запомнился очень хорошо. Римма Гавриловна Солнцева на втором курсе репетировала с мужской половиной нашего курса отрывок из "Поднятой целины" М. А. Шолохова. Сцену, когда Семён Давыдов призывает мужиков выйти на работу, а они устраивают саботаж. Билась, билась... никак не получалось то, как ей было нужно! Говорит: "Что вы мне писи сиротки Хаси здесь играете?! Сейчас я сама с вами сыграю!.."
Посадила на место студента, игравшего Давыдова. Вышла на площадку... и началось. Задача — заставить нерадивых работников трудиться, работать в поле. И Римма Гавриловна, чтобы расшевелить учеников, с самого начала сцены стала ТАК действовать, ТАК "наезжать" на них по ситуации из отрывка!.. Дошло до того, что она схватила за волосы своего главного оппонента по сцене и начала буквально таскать по всей площадке. Надо было видеть, как сначала обалдели и замерли ребята... а потом завелись. Ну, думаю, не дай Бог, они сейчас ещё и ударят Римму Гавриловну, разыгрались-то не на шутку. А она, достигнув своей цели, вдруг резко остановилась и сказала: "Вот так играть надо, понятно?!" Ну, и дальше — всеобщий вздох облегчения... Всё ради дела. Всё ради правдивого существования на сцене.
Алексей Красовский — о Юрии Мефодьевиче Соломине
Юрий Соломин был уже очень немолодым человеком, когда набрал наш курс. Здоровье уже подводило... Но, удивительно, как при всей его колоссальной занятости в Малом театре, в училище, при всех общественных нагрузках — у него на всё хватало сил. Бывало, приходит он к нам на показы, сидит, смотрит отрывки... а потом вдруг выскакивает на сцену, заводится, начинает бегать, кричать, объяснять, жестикулировать!.. Мы просто в ступор и восторг впадали... из пожилого, на вид совсем слабого человека, он вдруг резко превращался в сильного, мощного артиста. Мог показать и голосом, и движением, взорваться, переиграть всех нас в эмоциональном плане! Это всегда было неожиданно и удивительно...
Он безумно любил животных. Его дом был всегда полон собак, кошек... и он часто повторял, что именно у них нужно учиться мастерству актёра. Умению выразить без слов любую эмоцию, любой смысл... искренности, естественности поведения. Один взгляд — и человеку всё сразу понятно.
Юрий Мефодьевич всегда говорил: "Когда выходишь на сцену — оставляй на ней кусочек своего сердца. Иначе в твоей работе, в твоём творчестве нет никакого смысла". Пожалуй, это главный урок, который я от него получил, и я стараюсь соблюдать заповедь своего учителя.
Владислав Владимиров — о Юрии Борисовиче Ильяшевском
Этот человек внушал непоколебимое доверие и уважение к себе. Помню, выходишь на сцену, начинаешь работать в отрывке, скажешь пару слов... и слышишь, как из зала негромко, но увесисто, со смехом звучит: "Ты прости дедушку, можешь сказать, что дедушка дурак, но ты про что, родненький? Ты зачем на сцену вышел? Чтобы что? Вам бы только щеки намазюкать и рожи корчить. А был такой чудак — Станиславский, который верил, что мастерство — это передать жизнь человеческого духа в художественно-выразительной форме..."
И дальше он вставал со стула и, игриво впрыгивая на сцену, показывал, какова твоя задача, зачем ты вообще сюда выперся, "чтобы что" ты тут делаешь и какая твоя главная хотелка. Он показывал голую конструкцию поведения, основу, которую необходимо иметь и понимать, а дальше — давать персонажу воздух и жизнь. Он никогда ни под кого не подстраивался, имел своё весомое слово и собственное мнение. Даже когда другим нравилось, он мог быть недоволен.
Я неплохо танцую, каждый экзамен по танцу меня хвалили педагоги... хвалили все, кроме него. И вот был уже третий курс, мы сдаём танец в зимней сессии, и тут я ВДРУГ от него слышу: "А ты, оказывается, неплохо танцуешь!" Казалось бы, сколько экзаменов он смотрел на меня, видел всё то же самое, слышал, как меня хвалили педагоги по специальности, но только спустя три года понял, что я хорошо танцую?! Но в тот момент я не задавал себе этих вопросов, для меня это была победа. Нет, не над ним, над самим собой.
Всё же было банально просто. Три года я был, будто спортсмен — быстрее, выше, сильнее. Да, я был гибким, ритмичным, пластичным, но я всё делал механически, и в этом "всём" не было жизни. Комплекс упражнений, которые по технике я выполнял блестяще, но, по сути, это был набор бессвязных движений. А на том экзамене я отпустил себя, убрал принцип "отличника" и кайфовал от каждого движения, рождая в танце единую историю. Юрий Борисович это разглядел и открыл для себя, что я могу...
Он не любил смотреть отрывки. Часто опускал голову, отворачивался, воспринимал всё происходящее на слух. Если ты убедителен в своих желаниях, если ты "не благодаря, а вопреки" в своих действиях, то зритель всё поймет и без визуального восприятия. Его очень любили за прямоту и честность, как сам он говорил: "А я как тот сумасшедший, что вижу, то пою". Много крылатых выражений Юрий Борисович оставил после себя. Они были и до него крылатыми, но он умело интегрировал их в свою методику, свою систему мастерства, и нас тоже учил находить свою систему, свои принципы работы на сцене, которые подходят лично тебе: "Made in ...".
К сожалению, Юрий Борисович ушел из жизни сразу же, как закончил передавать нам свои знания, за месяц до моего выпускного. Но его мысли, учение, весь тот огромный опыт, который у него был, продолжает жить, и распространяется уже нами, его учениками, которых у него огромное количество, и которые живут сегодня в самых разных уголках земного шара.
Лидия Харламова — о Борисе Владимировиче Клюеве
Первого сентября на втором курсе Борис Владимирович внезапно устроил дефиле для девушек. Он хотел посмотреть, изменились ли мы как-то за лето, поправились или похудели... Он всегда говорил, что актрисы должны держать себя в форме, чтобы достойно играть свои роли. Это было так неожиданно, что все девочки сконфузились и зажались. Но, уже после дефиле, наш мастер сказал: «Вы должны уметь нести себя, несмотря ни на что». Эти важные слова от него и этот урок я запомнила навсегда.
Иван Ходимчук — об Александре Яковлевиче Михайлове
Про дядю Сашу... всегда вспоминаю, как на первом курсе мы делали этюды, и мой этюд попал к нему в менторство. То есть, он должен был посмотреть, оценить, подправить ошибки. Он приехал на репетицию — и ЗА ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ сыграл ВОСЕМЬ разных персонажей! Нас было восемь человек, и он сыграл за каждого. Показал, каждому из парней сказал несколько слов, и в итоге наш этюд прошёл с успехом. Благодаря его коррективам, его объяснениям и комментариям, наша работа была сразу принята на экзамене.
Его любимая фраза: "Надо пахать!.. Ух! Пашем, пашем! Ванька, пашешь? Молодец!.." Я на всю жизнь запомнил, что актёр должен ПАХАТЬ! Отдых — это для других. Ночью не спать, а думать над ролью, размышлять, записывать мысли, разбираться в материале... Работать!
Наталья Мехия — об Андрее Дмитриевиче Андрееве
Мой мастер — выпусник Марии Осиповны Кнебель и Андрея Алексеевича Попова... легендарных театральных педагогов. Он говорил, что любой ЖЕСТ на сцене (психологический или просто физический) должен быть выразительным. Он должен быть таким, чтобы зритель мог его увидеть и считать даже с самого последнего ряда. Крупным. Отчётливым. И в то же время, обеспеченным смыслом.
С тех пор я и стремлюсь претворять это негласное правило нашей мастерской в жизнь. Везде ищу выразительность — и театральную, и человеческую.
#деньучителя
Московский Новый драматический театр (ул. Проходчиков, д. 2)
