Найти в Дзене
Истории Из Жизни

Почему не стоит терпеть ради чужого спокойствия

В мои студенческие годы мне довелось жить в общежитии с соседкой. По характеру она была вроде бы не злым человеком, но её бытовые привычки сводили меня с ума. На её столе и под кроватью вечно громоздились завалы из одежды, книг и каких-то бумаг. Но главным кошмаром была грязная посуда: чашки с остатками чая, тарелки с засохшими объедками, которые она могла неделями оставлять в раковине, пока они не начинали покрываться пушистой, отвратительной плесенью. Ночью она включала музыку или смотрела сериалы без наушников, а на мои робкие просьбы сделать потише отмахивалась коронной фразой: «Это и моя комната тоже, я имею право делать что хочу». Моё личное пространство и потребности для неё просто не существовали. Я пару раз пыталась съехать, отпрашивалась у коменданта, но свободных комнат не было. Ситуация дошла до абсурда: мне начал звонить её отец. Он умолял меня «не бросать» его ненаглядную дочь, говоря, что я такая «ответственная и положительная» и подаю ей хороший пример. Когда же я, собр

В мои студенческие годы мне довелось жить в общежитии с соседкой. По характеру она была вроде бы не злым человеком, но её бытовые привычки сводили меня с ума. На её столе и под кроватью вечно громоздились завалы из одежды, книг и каких-то бумаг. Но главным кошмаром была грязная посуда: чашки с остатками чая, тарелки с засохшими объедками, которые она могла неделями оставлять в раковине, пока они не начинали покрываться пушистой, отвратительной плесенью.

Ночью она включала музыку или смотрела сериалы без наушников, а на мои робкие просьбы сделать потише отмахивалась коронной фразой: «Это и моя комната тоже, я имею право делать что хочу». Моё личное пространство и потребности для неё просто не существовали.

Я пару раз пыталась съехать, отпрашивалась у коменданта, но свободных комнат не было. Ситуация дошла до абсурда: мне начал звонить её отец. Он умолял меня «не бросать» его ненаглядную дочь, говоря, что я такая «ответственная и положительная» и подаю ей хороший пример. Когда же я, собравшись с духом, описала ему реалии нашей комнаты — вечный бардак и антисанитарию, — он лишь удивлённо произнёс: «Странно, дома она у нас всегда убирается».

Я терпела почти четыре года. Мне, тогдашней, было невероятно сложно отстаивать свои границы. Я пыталась договариваться по-хорошему, предлагала даже взять всю уборку в комнате на себя, лишь бы был порядок. Но соседка и тут была категорична: она запрещала мне прикасаться к её вещам и «её половине» комнаты, словно это была неприкосновенная территория.

В один день моё терпение лопнуло. Чаша переполнилась, когда я, не выспавшись из-за её ночных бдений, пришла на пару с мигренью. Я прямым ходом отправилась к коменданту и написала официальную жалобу со всеми подробностями.

Эффект был мгновенным. После строгого разговора «сверху» соседка вдруг стала шелковой: посуда мылась, вещи убирались, а по ночам воцарялась тишина. Казалось бы, победа? Но нет. Вскоре я поняла, что многие обитатели нашего общежития навесили на меня ярлык «стукача» и «крысы». Мне в открытую заявляли, что «проблемы нужно решать самостоятельно», а если я не смогла «найти подход к человеку» — то это мои личные трудности.

Я до сих пор искренне не понимаю такой логики. Я не вижу ничего предосудительного в том, чтобы обратиться к третьей, нейтральной стороне (в данном случае — к администрации), чьей прямой обязанностью как раз и является урегулирование таких конфликтов. Почему терпеть невыносимые условия годами считается нормой, а использование официальных каналов помощи — предательством? Для меня это остаётся загадкой.