Глава 9
Черным лебедем пролетел тот майский день через жизнь Веры, злобной гадюкой прополз он, оставляя за собой колею, капая ядом и отравляя все, что было до и после. Словно в беспамятстве пролежала она до самого дня похорон, не желая мириться с тем, что Сережи больше нет. Горе душило ее слезами, боль клубками свивалась в сердце, мешая дышать, думать, вставать, ходить, есть и пить.
Блеклый утренний свет сочился в комнату. Вера лежала, свернувшись комочком на кровати. Зубы были ее стиснуты, губы плотно сомкнуты, а опухшие глаза закрыты. Но она не спала. И Майя знала, что Вера не спит.
– Вера, сегодня день похорон. Ты слышишь меня, Вера? – тихо спросила Майя.
– Слышу, – прошептал в ответ слабый голос.
– Нам нужно привести тебя в порядок. Ты уже несколько дней не была в душе, – вздохнула Майя, – И волосы нужно расчесать.
– Я не хочу вставать. Зачем? – с горечью сказала Вера.
– Чтобы проводить Сережу в последний путь. Ты должна сделать над собой усилие, – терпеливо объясняла Майя.
В ответ было долгое молчание, прерываемое всхлипами. Майя присела на краешек кровати и ласково гладила ее по волосам, больно кусая губы, чтобы самой не разрыдаться.
– Давай, Вера, вставай. Я тебе помогу. Мы пойдем вместе. Я буду рядом с тобой, – шептала она, обнимая сестренку за плечи.
Продолжая всхлипывать, Вера спустила ногу с кровати и, как тяжело больная, опираясь на руку Майи, поднялась с кровати. Ее слегка шатало от слабости и кружилась голова. Сказывалось несколько дней практически без еды. Все, чем иногда Майе удавалось ее хоть немного накормить, был сладкий питьевой йогурт и молоко.
– Давай сначала пойдем на кухню и попробуем покушать, – подсказывала ей направление движения Майя. – Ты очень ослабела. Не дай бог в душе упадешь. Ты же помнишь, что у тебя анемия?
Вера молча кивнула головой, покорно соглашаясь с доводами. Хотя была не очень уверена, что ей удастся проглотить хоть кусочек.
– Медальон? Ты забрала у мастера медальон? – посмотрела она на Майю опухшими печальными глазами.
– Да, конечно. Я же тебе говорила, – утвердительно кивнула Майя.
– Нужно вставить на другую сторону фотографию Сережи. Так он всегда будет со мной, – горько сказала Вера.
– Хорошо. Я сегодня схожу и все сделаем, – твердо пообещала Майя.
Вера благодарно сжала руку Майи, тронутая ее пониманием и сестринской поддержкой.
– А мы тетю Марину не разбудим? – вдруг с беспокойством вспомнила она.
– Нет, мама часов с трех не спит. Я уже на кухню ходила, – успокоила ее Майя. – Ты на лестнице, крепко за поручни держись, и пойдем потихоньку.
На кухне ярко горел свет. Это тетя Марина пекла оладьи, чтобы хоть как-то себя отвлечь от нервозного беспокойства и тревоги за Веру. Что теперь будет с ее маленькой девочкой? Серега всегда был для нее и опорой и каменной стеной, а теперь весь мир, можно сказать, рухнул. Да и у нее все чаще и чаще шалит сердце. Кто тогда присмотрит за Верой, если она сляжет? Ведь Майю тоже долго в доме не удержишь. У нее вся молодая жизнь впереди, того гляди, сама замуж соберется. А Вера как же? Сможет ли она перенести такой жестокий удар? Боже, как ноет сердце за бедную девочку. Она весь совершенно не приспособлена к жизни. Одни и те же мысли снова и снова прокручивались в голове у тети Марины, заставляя ее беспокойно ходить и суетиться на кухне. Было бы кого кормить, она и на пирожки бы тесто поставила, лишь занять себя делом и отвлечься от тревоги. Слезы ее то и дело капали в миску с жидким тестом.
Услышав, как по лестнице спускаются девочки, она торопливо вытерла глаза рукавом. Не нужно расстраивать девочек. Она должна быть сильной ради Веры.
Щелкнув кнопкой электрического чайника, она суетливо стала накрывать на стол, сама не понимая, куда она торопится. На часах было 6 утра. Вишневое варенье выскользнуло из торопливых рук и брызнуло густыми липкими каплями на белый кухонный шкаф, рассыпая повсюду осколки битого стекла. Ее руки бессильно упали. Она словно в прострации стояла и тупо смотрела на ярко вишневые капли, стекающие вниз по белой дверце шкафа и до дрожи в коленках поразительно точно напоминающие густеющие капли крови.
Когда девочки вошли в дверь, она все так же стояла, словно потерявшись в неведомом пространстве. Оладьи брызгали вокруг раскаленным маслом, уже основательно подгорая и начиная дымиться.
Майя бросилась к ней:
– Мам, ну ты чего?
Тетя Марина молча посмотрела на нее полными слез глазами и кивнула на разбитую банку варенья.
– Да бог с ним, с этим вареньем, – махнув рукой, сказала Майя и, обняв мать за плечи, усадила ее на стул. Потом подошла к плите, выключила газ и закрыла дымящуюся сковороду крышкой.
– Как остынет, я выкину сгоревшее и помою сковороду, – сказала она, обращаясь к матери.
– Вера, ну чего ты стоишь? Садись за стол. Ты должна покушать. Помнишь? – со вздохом сказала она, как единственный взрослый человек в этой комнате на этот момент.
Сосредоточенно деловитая, она осторожно собрала салфетками лужицу варенья, растекшуюся на полу, и липкие осколки стекла, а затем основательно протерла дверцы, не оставляя и малейшего намека на то, что здесь произошло.
Ловкими движениями она накрыла на стол и разлила по стаканам крепкий свежий чай.
Какое-то время они сидели молча, пока тетя Марина не опомнилась и не вспомнила про свое намерение отвлекать Веру от грустных мыслей. Хотя вряд ли такое было возможно, учитывая состояние Веры. Тут она досадливо поморщилась, вспоминая про визит участкового, который сообщил ей последние новости и попросил привести Веру в полицию, как только она немного оправится.
Никуда не денешься, а придется снова бередить душу бедной девочки воспоминаниями.
– Вера… – неуверенно начала тетя Марина. – Ты помнишь, как все случилось? Тебе нужно будет рассказать следователю, как все произошло.
В ответ было тягостное молчание.
– Там был один свидетель, но он подошел, когда Сережа уже лежал на земле, – продолжала тетя Марина дрогнувшим голосом. – Он только видел, как трое молодых людей сели в машину и уехали. Он их опознал.
– Опознал? – в тоскливых глазах плеснулся слабый интерес – Их поймали?
– Их нашли на дороге. Машина врезалась в столб освещения, – сообщила последние новости тетя Марина.
Майя удовлетворенно мотнула головой, выражая свое одобрение:
– Так им и надо, подлюгам. Надеюсь, все сдохли.
– Ну зачем же ты такое говоришь, Майя? – мягко упрекнула ее мать – Совсем молоденькие ребята. У них тоже есть мать.
– А мне совсем их не жалко, – жестко ответила Майя. – Ты только скажи, все сдохли?
– Девушка осталась жива, но ничего не помнит после удара головой. Даже имя свое забыла, – ответила тетя Марина.
– Собакам – собачья смерть, – проскрипела надтреснутым голосом Вера, – Это они убили Сережу. Подло убили.
– Кто они? – внимательно глядя на нее, спросила Майя.
– Мои бывшие одноклассники. Те, что издевались надо мной на озере, —ответила ей Вера, уставившись невидящим взором куда-то в сторону. – Они хотели меня куда-то увезти. Затолкали в машину.
Тетя Марина молча слушала сбивчивый рассказ Веры. Все становилось на свои места. Теперь понятно, что произошло. Воистину, подлость человеческая не имеет границ.
– В крови были обнаружены наркотики, – зачем-то добавила она, как будто пытаясь найти какое-то объяснение случившемуся.
– Это их не оправдывает, – отрезала Майя.
– А я и не пытаюсь их оправдать, – задумчиво ответила мать. – Просто хочу понять, как молодые ребята, практически дети, могли совершить такое злодейство?
– Участковый говорит, что набежала толпа свидетелей, родители. Все в один голос твердят, что такого не может быть. Что дети были очень воспитанные. В драках никогда не участвовали. А нож им подбросили, – продолжила свой рассказ она. – Поэтому все в твоих руках Вера. Ты ключевой свидетель. Ты все видела своими глазами.
– Я расскажу все, как было, – с неожиданной твердостью сказала Вера. – Сразу после похорон пойду и все расскажу.
Майя с любовью посмотрела на сестру. Молодец! Нужно бороться и отомстить за Сережу. Чтобы эти подонки не ушли от ответственности, хоть и мертвые уже.
– Где мой медальон? – спросила Вера, глядя на Майю.
– У меня в сумочке. Ты же хотела фото Сережи туда вставить, – напомнила она.
– Сама схожу, а сейчас мне он нужен. Не хочу его снимать, – отвернувшись, ответила Вера.
– Хорошо, сейчас принесу. А к мастеру можем вместе сходить, – предложила ей свою помощь Майя.
– Хорошо. Спасибо! – с благодарностью кивнула ей сестренка.
Спустя три часа все еще слабая, но решительная Вера вышла из дома и зашагала к остановке. Она решила не ждать Майю и побыть с Сережей подольше, пока тело не повезут на кладбище. Она и так долго провалялась в кровати, терзаясь и жалея себя. А теперь сердце застыло в груди твердым скалистым обломком, онемело и не чувствовало боли. Так было надо. Смерть Кирилла и Вовчика не вызвала в ней особых эмоций. Не было желанного облегчения. Не было никаких чувств. Нужно было сначала похоронить Сережу и сделать все необходимые дела. А потом она отдохнет и даст волю своему горю.
Около дома собирались люди и кучками стояли в тени деревьев, тихо переговариваясь. Мужчины с потемневшими от несчастья лицами, женщины, прижимающие к губам платки. Вся большая и дружная Сережина семья собиралась здесь, все еще до конца, не веря и не осознавая свою потерю.
Обычно застенчивая Вера уверенным шагом прошла мимо собравшихся, коротко кивнув в качестве приветствия. Волосы ее больше не сияли золотистым пушистым облаком, а глаза напоминали застывшую воду, голубыми льдинками мерцающую на бледном осунувшемся лице.
Люди с сочувствием и тревогой проводили ее взглядами и зашептались по-новому, жалея и сокрушаясь о сломанной судьбе.
В дверях Вера столкнулась с Яковом Васильевичем, который выходил из дома, тяжело опираясь на трость. Одна нога у него совсем отказывалась ходить. При виде Веры лицо у него скривилось в жалкой гримасе, а губы затряслись, отказываясь служить попыткам сказать что-то.
Вместо этого он молча прижал Веру к себе и тихо плакал в ее макушку, шепча: «Как же так, маленькая, как же так? Осиротели мы с тобой. Нет больше нашего Сережки».
Немного успокоившись, он слегка отстранил от себя Веру и пытливо заглянул ей в глаза: «Расскажи милая, как все было? За что они его так? Не терзай старое сердце».
Вся Верина решимость держаться и не давать волю слезам мгновенно рухнула. И вместо ответа она снова прижалась к груди Якова Васильевича. И задрожала в рыданиях, которые, как не старалась она удержать внутри, рвались наружу пронзительной болью и мукой.
Прижимая ее к себе одной рукой и ласково перебирая ее волосы другой, Яков Васильевич смотрел куда-то вдаль, словно задумавшись о чем-то, и тихонько шептал: «Ничего. Ничего, поплачь, милая. Все, может, полегче станет. А как все было, потом расскажешь, когда время для того придет».
Так и стояли они в дверях, обнявшись и утешая друг друга своим присутствием, пока Яков Васильевич не опомнился и не завел Веру в дом, чтобы не мешать приходящим попрощаться людям.
Внутри царил полумрак и тишина. Задрапированные зеркала напоминали о том, что в доме покойник. Оттого и люди переговаривались приглушенно, почти что шепотом, будто боясь разбудить хозяина дома.
Только старые часы в медной раме все так же привычно тикали на стене, напоминая о том, что время не стоит на месте, а продолжает свой бесконечный бег, не замечая, что чья-то жизнь уже остановилась.
Темные плотные шторы гостиной были наглухо задернуты. Перед иконами, потрескивая, горели лампадки. Колышущиеся фитильки огня бросали неровные тени на лица присутствующих и бликами отражались от позолоты искусственных цветов, заплетенных в траурные венки.
В центре комнаты стоял гроб, вокруг которого медленно проходили люди, вглядываясь в черты воскового лица, уже совсем непохожего на то, каким они помнили его.
Около стена на стуле, сгорбившись, сидела тетя Зоя, его мать. Покрасневшие глаза ее выдавали бессонную ночь, которую она провела рядом с сыном, провожая его в последний путь. Эти глаза уже больше не плакали, лишь тускло блестели из-под челки спутанных волос.
Вера тихо присела рядом, не решаясь подойти к гробу. Увидеть его мертвым —значит согласиться, что его больше нет. Тетя Зоя машинально взяла ее за руку и крепко сжала ее, делясь своей болью, а в ответ забирая частичку ее страданий.
Тикали секунды и текли минуты. И невозможно точно сказать, сколько прошло времени. Но вскоре тетя Зоя встала и мягко потянула ее за собой. Нужно было идти. Нужно было последний раз посмотреть на его лицо, прежде чем над ним опустится крышка гроба. Ряды провожающих постепенно редели. Приближалось время похорон.
Ей хотелось закрыть глаза и не смотреть. Хотелось сохранить в памяти его живую и добрую улыбку. Но она смотрела, впиваясь взглядом в маску Сережиного лица. Никак иначе нельзя было назвать эти застывшие восковые черты, заострившийся нос и плотно сжатые чужие губы. Нелепая, робкая надежда ворошилась у нее в душе. Может быть, это и не он вовсе? Но она знала, что это он. Она видела, как он умирал у нее на руках. Не в силах больше сдерживать слезы, Вера закрыла руками лицо и на дрожащих ногах медленно пошла прочь из комнаты, натыкаясь на людей и мебель, но больше не замечая никого и ничего вокруг.