Всё началось три недели назад, в обычный понедельник. На работе у нас появилась новенькая. Света. Менеджер по маркетингу. И она… она просто с ума сводит. Нет, я не влюблён, конечно. У меня же есть Галя, жена, мы вместе семь лет. Но Света – это что-то. Такая лёгкая, всегда улыбается, пахнет чем-то цветочным, а не борщом, как у нас дома после работы.
Я стал задерживаться в офисе, подходить к кулеру чаще, чем нужно, потому что она там. Я пил воду стаканами, лишь бы пройти мимо. Глупо, да. Но чертовски приятно.
– Игорь, вы сегодня пятый раз за час пьете воду, – как-то заметила она, поднимая на меня смеющиеся глаза. – У нас в офисе так жарко?
– Воздух сухой, – брякнул я первое, что пришло в голову, и почувствовал, что краснею, как мальчишка.
Мы стали иногда пересекаться в столовой. Она рассказывала о своих идеях для рекламной кампании, жестикулируя руками, а я слушал, заворожённый.
А потом я возвращался домой. К Гале. Она встречала меня на кухне, в растёртом до дыр домашнем халате, с мокрыми от мытья посуды руками.
– О, вернулся! – говорила она, и в её голосе я слышал лишь усталость. – Картошка в духовке, котлеты на плите. Соседка Нина сегодня опять скандалила с мужем, представляешь...
Я кивал, садился за стол и ел, а сам думал о том, как Света сегодня за обедом смеялась над моей шуткой. Искренне, не притворно. Галя давно уже не смеялась над моими шутками.
Роковая оговорка
Это случилось в пятницу вечером. Неделя была адской, отчеты, проверка, я еле ноги волочил. Но почему-то перед уходом зашел к Свете в кабинет под предлогом согласовать счет.
– Игорь, вы совсем измотаны, – с искренним участием сказала она, глядя на меня.
– Да уж, – вздохнул я, чувствуя, как от её взгляда по телу разливается приятная теплота. – Вы даже не представляете.
– Знаю, знаю, – она улыбнулась. – Но завтра выходной! Можно выспаться.
Эти слова "можно выспаться" прозвучали как обещание чего-то беззаботного и светлого. Я шел домой и всё повторял их в уме, представляя, как она это сказала.
Дома пахло жареной курицей и стиркой. Галя, бледная, с мокрыми волосами, развешивала постиранное белье на сушилке в гостиной.
– Ужин на плите, – бросила она, не глядя на меня. – У Машки в школе опять проблемы с математикой, нужно будет в выходные позаниматься.
Я кивнул, сел есть. Вечер прошел как в тумане. Я мыл посуду, Галя гладила, потом мы смотрели сериал, который она выбрала. Я почти ничего не помнил из того, что происходило на экране.
Потом мы легли спать. В спальне было темно и тихо, пахло нашим привычным стиральным порошком. Галя прижалась ко мне спиной, я обнял её. Всё было как всегда – тепло, привычно, безопасно. Я закрыл глаза, и моё измотанное сознание начало отключаться. И в этот момент, в полусне, граница между реальностью и фантазией стёрлась. Вместо запаха порошка мне почудился лёгкий цветочный аромат. Вместо привычного изгиба спины Гали я представил другую спину, более хрупкую... Имя вырвалось само собой, шёпотом, полным нежности, каким я не разговаривал с женой уже несколько лет:
– Света…
Тишина. Абсолютная, звенящая. Затем Галя замерла. Не просто перестала двигаться, а будто превратилась в камень. Я почувствовал, как её спина стала жесткой и отстраненной у меня в объятиях.
– Чтооо? – её голос был тихим, но в нём была сталь. Он резал тишину, как лезвие. Это был не вопрос. Это был требующий ответа приговор.
Гениальное оправдание
Внутри у меня всё оборвалось. Сердце заколотилось с такой силой, что я почувствовал его в висках. Адреналин ударил в голову, заставив кровь бежать с бешеной скоростью. Процессор в голове перебрал тысячи вариантов за долю секунды. И вдруг – озарение.
Я резко отстранился, сделав вид, что мне неудобно, и потянулся к торшеру на тумбочке. Рука дрожала, но я сделал над собой усилие.
– Света, – повторил я уже громче, более уверенным тоном, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. – Света мало, тут ничего не видно, черт возьми.
Я щёлкнул выключателем. Комната залилась резким светом. Мы оба зажмурились. Я первым рискнул открыть глаза и посмотреть на Галю.
Она лежала на боку, опираясь на локоть, и смотрела на меня. Её лицо было каменной маской без единой эмоции. Только глаза... Глаза были буравчиками, которые сверлили меня насквозь, выискивая малейшую трещину во лжи. Я чувствовал, как под этим взглядом покрываюсь липким потом.
Нужно было играть дальше. Я изобразил самую невинную и немного дурацкую улыбку, какую только мог выжать из себя.
– Язык, блин, заплетается уже, – сдавленно выдавил я, потирая переносицу. – Совсем устал, наверное. Голова квадратная.
Она молчала. Потом, медленно, слишком медленно, она перевела взгляд с моего лица на лампу торшера, будто изучая её дизайн.
– Да, – наконец произнесла она ровным, абсолютно плоским, ни о чём не говорящим тоном. – Действительно, темновато было.
Она не стала больше ничего говорить. Просто перевернулась на другой бок, спиной ко мне, и натянула одеяло до подбородка.
– Ладно, спи, – бросила она в стену.
Последствия
Я лежал на спине, уставившись в потолок, и слушал, как бешено колотится моё сердце. Чёрт. Чёрт! Какой же я идиот. Но следом за ужасом накатила волна странного, почти детского восторга. "Света мало"! Это же гениально! Какая же всё-таки удача, что её зовут Света, а не, скажем, Маргарита или Вероника. "Маргарита мало" – это уже была бы явная ложь. А так... так это почти правда. В комнате и правда было темновато. Мне невероятно повезло. Пронесло. Я выкрутился.
Потом пришло холодное, тяжёлое осознание. Я не просто смотрю на другую женщину на работе. Я принёс её образ в свою спальню. В нашу с Галей спальню.
Галя ничего не сказала. Она не кричала, не рыдала, не требовала объяснений. Но она не дура. Она всё поняла. Это затишье – самое страшное. Это не прощение. Это – суд, приговор по которому будет вынесен позже.
И теперь вопрос: что делать? Забыть про Свету, заткнуться и делать вид, что ничего не было? Или эта оговорка – тот самый звонок, который должен заставить меня очнуться, пока не стало слишком поздно?
А пока я лежу и прикидываю, какого чёрта мне вообще мало света. Его было вполне достаточно.
Подписывайтесь на канал — впереди ещё много жизненных историй, которые заставляют задуматься.