Вечер. 19:30. Просыпаюсь тяжело, мозг еще не переключился после перехода с дневной полувахты на ночную. Пятнадцать дней по двенадцать часов — с восьми до восьми. Одно радует: вахта на убыли. Осталось отстоять еще четырнадцать ночей на буровой, и — домой.
Нехотя одеваюсь. Во рту сушняк, будто с бодуна, хотя никакого алкоголя здесь и в помине нет. Просто голова чугунная от дневной спячки, похожей на кому. Нас в вагоне-доме восемь человек — четверо дневных, четверо ночных. И вся эта машина никогда не затихает: пока одни спят, другие готовятся к смене, храпят, ворочаются на скрипучих койках. Вагон-дом — далеко не «Хилтон», особенно зимой. На улице мороз под тридцать, внутри три электрических конвектора выжигают воздух дотла, кожа трещит от сухости, будто старый пергамент.
Бреду в столовую. Ужин, как всегда, готов. Компания подрядчик по питанию «КорпусГруппинтернешенел» кормит по высшему разряду: стандартные «макароны, гречка, рис», из мяса — вечные окорочка. Ни тебе поджарки, ни салатов — всё, «всем спасибо, все свободны». Праздником живота и не пахнет. Быстро закидываю в топку всё это дело — и на вечернюю планерку.
Сегодня ночь предстоит монотонная — поднимаем бурильный инструмент для смены долота с трех километров. Поисково-оценочная скважина в глухой сибирской тайге. Дорога — зимник в одну колею, до ближайшего поселка из пяти домов — тридцать километров. Летом — только вертолетом или на МТЛБ через болото. Романтика, блин.
Постепенно в вагоне собирается наша вахта — те, кого судьба или жизнь загнала в эту сибирскую глушь. Все мы здесь не от хорошей жизни. Кто-то не нашел себя в городе, кто-то учится на буровика и выбрал буровую вместо подработки барменом или охранником. А кто-то, как бурильщик Андреич, просто всю жизнь в экспедициях и без вахты себя не видит. Наверное, он только благодаря ей и жив до сих пор. Старый, седой как лунь, но любого молодого за пояс заткнет. Только зачем так рвать себя? Недавно, чтобы не ждать, пока кермак вспомогательной лебедки спустят, закинул цепь привода ротора на плечо и потащил — «учитесь, щеглы». Теперь ходит с позвоночной грыжей, в специальном поясе. Видать, спекся железный Феликс. Говорит, грыжа, а по мне — это не медицинский диагноз, а след от вахты длиною в жизнь.
Начинается планерка. Мастер бубнит про задачи — то, что мы и так знаем. Делаем вид, что слушаем. Затем — обязательные мантры про технику безопасности: каску с ремешком, очки, а также священное правило «при перемещении по лестницам держаться рукой за поручень». Как будто от этого наши сапоги меньше скользят, а обледеневшие ступени волшебным образом обрастут резиной. Ну и ладно.
Расписываемся в журналах и в очередной пачке «Молний». Эти сводки с «большой земли» никого не волнуют, главное — расписаться, что ознакомлен. А там внутри — настоящая круговерть жизни: на развороте описание, как человека намотало на кардан, а через страницу — официальное извещение о том, что секретарша Мария Ивановна неудачно упала со стула в центральном офисе. И то, и другое — грозной «молнией» приходит на буровую, как будто это события одинаковой степени важности. Прямо чтение для поднятия настроения. Похоже, техника безопасности постепенно превращается в новую религию, а наш ТБ-специалист — в её капеллана, который без устали вещает о грядущем конце света за расстегнутую пуговицу на робе.
Идем в сушилку переодеваться. Роба сухая и горячая, воздух печет кожу и дерет горло. На улице — безветрие и яркая луна. Вокруг нее — морозное гало. Чует мое сердце, к утру мороз упадет под сорок.
Одел спецодежду — считай, полвахты уже отработал. Подтягиваемся на буровую.
И вот она — наша машина. Буровая установка 3Д-86. Не просто железка, а исполин, порождение крайней необходимости. Эта установка — легенда. Половину разведок Севера прошла именно такая. Вышка ВБ-53 башенного типа вздымается на пятьдесят три метра в ночное небо. Ее массивное основание стоит на мощной деревянной лежневке, уходящей в мерзлую землю. Внутри — своя вселенная: три групповых дизельных агрегата рычат, приводя в движение лебедку ЛБУ-1200. Мощность — такая, что хватило бы на небольшой поселок. Эта махина берет свои проектные 5000 метров, и ей плевать на сибирскую стужу. Она здесь — царь и бог.
Каждый идет на свое место. Я поднимаюсь на нижний балкон — работаю верховым. Поначалу, после первых смен, руки отвисали, как у орангутанга. Хотел все бросить. Потом втянулся.
Работа пошла. Подъем — конвейер, монотонный и выматывающий душу. Вот они, свечи — каждая собрана из четырёх стальных труб, скрученных в единое целое. Диаметр — 127 миллиметров, общая длина — 36 метров. Вес такой штуковины — под тонну с лишним, не меньше. Вот веревки, чтобы привязывать их к балкону. Вот толстый пеньковый канат, которым я должен подтащить свечу, когда ее отвернут.
Главный наверху — Василий, на верхней люльке. Его задача — открыть элеватор, когда свечу поставят на подсвечник. А моя — с высоты 25 метров, вовремя и ловко затянуть эту махину внутрь балкона. В этом весь фокус. Проспишь момент — свеча выгнется дугой, и тогда работа превратится в адскую каторгу. Не зная этого трюка, многие новички ломались и сбегали после первой же вахты. Мне, к счастью, быстро объяснили, что и как.
Сначала подъем идет медленно, но потом скорости растут. Уже не покуришь. Отвернули свечу, приподняли, поставили на подсвечник — мы подтаскиваем. Василий открывает, я выдергиваю — и ставим в магазин, привязываем веревками. Говорят, на соседней точке новая китайская буровая — у них один балкон и кассеты, никаких веревок, и верховой справляется в одиночку. Но у нас — как у нас.
Время летит незаметно. Вот и обеденный перерыв — остановили подъем на «обслуживание лебедки». Ништяк. Спускаемся в трехдизельную, греемся. Дизелист Петрович как раз сало нарезал. Успеваем перекусить, чаю хлебнуть. Эх, будь у нас не подъем, а ОЗЦ или геофизика — загасились бы сейчас в котельной или в сварочнике на пару часов. Но не судьба.
Продолжаем. Останавливаемся только на долив. На улице уже тот еще дубак, под сорок.
Ближе к утру задумался: придется ли начинать разборку КНБК (компоновки низа бурильной колонны)? Ну его, такое счастье — таскать тяжеленные УБТ (утяжеленные бурильные трубы) диаметром 203 мм, потом долото отворачивать. Но до этого дойти не успели — вахта заканчивается, когда до компоновки остается четыре свечи.
Для дневной смены мы сейчас — самые натуральные враги. Они уверены, что мы специально тянули, чтобы оставить им эту канитель. Это они с Андреичем не работали, который орал на дизелиста: «Врубай третью! Врубай четвертую! Давай, давай!» — и тот переключал скорости, не глядя на износ. Мы бы спокойно могли половину подъема им оставить. Так нет же, гнал. Теперь они днем какую-нибудь поломку устроят — саботаж в отместку, — и нам вечером придется собирать эти УБТ. Враги, что с них взять.
Ну вот и всё. Вахта закончилась. Осталось переодеться, проглотить в столовой манную кашу, сходить в баньку попариться — и провалиться в сон без сновидений.
И так — еще тринадцать ночей. Или четырнадцать? Какая разница. Пока офисные работники заканчивают свой восьмичасовой день и едут домой, к семьям, к ужинам, мы только начинаем нашу вахту. У них зажигаются огни в окнах, у нас — заливается светом прожекторов буровая. У них — короткие радости выходных, у нас — долгая дорога домой. Здесь никто с пятницами не поздравляет. Для нас нет разницы между ночью и днем. Каждая смена — одно и то же. Каждый день здесь — вторник. Однообразный, серый, бесконечный вторник.