Слоган: «И увидел тельца и пляски, тогда он воспламенился гневом и разбил скрижали под горою» (Исх. 32:19)
Логлайн: Онколог Дмитрий Бурягин идентифицирует человеческую цивилизацию как патологический процесс в рамках макроорганизма «Планета Земля». Его попытка довести до сведения системы диагноз и протокол лечения вызывает агрессивную иммунную реакцию, приводящую к ускоренной терминальной фазе заболевания.
Постановка диагноза
Дмитрий Бурягин, онколог, в ходе анализа данных обнаруживает аномальное соответствие между поведением раковых клеток и глобальными процессами на Земле. На основании сравнительного анализа (эффект Варбурга и глобальная энергетика, деполяризация клеточной мембраны и аномалии магнитного поля, хаотичное деление клетки и потребление ресурсов) он выдвигает гипотезу: планета представляет собой живую клетку, вступившую в стадию амитотичного патологического деления. Человеческая цивилизация выполняет функцию гиперактивных митохондрий, потребляющих ресурсы, предназначенные для упорядоченного митоза планеты, и отравляющих среду продуктами распада. Смерть матери Дмитрия от онкологического заболевания рассматривается не как личная трагедия, а как исходная точка сбора данных, приведшая к формированию гипотезы.
Разработка протокола и иммунный ответ системы
Для купирования патологического процесса Дмитрий Бурягин разрабатывает протокол «OSG-SPAS» — технологию, имитирующую здоровый клеточный метаболизм путем возврата ресурсов в цикл. Формируется группа единомышленников для апробации протокола.
Публикация диагноза вызывает прогнозируемую реакцию отторжения. Система идентифицирует гипотезу как патогенную информацию и запускает стандартные механизмы иммунного ответа:
- Дезориентация: Координированные атаки в информационном поле с целью дискредитации теории и ее носителей.
- Изоляция: Отстранение сторонников протокола от научных и социальных институтов.
- Подавление: Попытка корпорации GENETICCORP инкорпорировать и нейтрализовать угрозу через поглощение.
Символическое вмешательство и нейтрализация агента
В ответ на давление группа инициирует акцию «Скрижали» — символическое разрушение пенопластовых плит с заповедями о фасады финансовых институтов. Акция является демонстрацией конфликта между предлагаемым протоколом лечения и доминирующей парадигмой системы.
Вскоре после этого происходит смерть ключевого агента изменений — Дмитрия Бурягина. Его гибель в результате бытового инцидента (падение на лестнице во время спонтанного конфликта) не является запланированной ликвидацией, а свидетельствует о высоком уровне энтропии и неконтролируемой агрессии, характерной для терминальной стадии системы. Данные об инциденте, распространенные в сети, выступают в роли катализатора, ускоряя распад.
ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ
Смерть Дмитрия не стала концом. Она стала спусковым крючком. Кадры его смерти, снятые камерами наблюдения, ушли в сеть как вирус. Но это был не вирус скорби. Это был вирус истины. Соцсети взорвались. Хештег #КлеткаЗемля стал топовым во всем мире. Люди не просто делились новостью — они смотрели в глаза его невольных убийц, видели их пустые, лишенные осознания лица, и в миллионах умов щелкал один и тот же вывод: «Это не люди. Это органеллы. Безумные, вышедшие из-под контроля митохондрии, пожирающие сами себя».
По всему миру прокатилась волна стихийных протестов. Но это были не политические митинги. Это был акт коллективного экзорцизма. Толпы людей шли к банкам, корпорациям, правительственным зданиям. Они не несли плакатов. Они несли распечатанные страницы доклада Дмитрия, его графики и формулы. Они молча приклеивали их к стеклам и стенам, как обвинительные акты. В Лондоне кто-то вывел на цифровое табло биржи цитату: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Это был суд не улиц, но разума.
Смерть Дмитрия становится искрой, упавшей в пороховую бочку расколотого военного сообщества. Узнав об этом, группа прогрессивных офицеров, и без того потрясенных кадрами разбитых скрижалей, приходит в ярость. Они видят в этом акте не просто преступление, а окончательную капитуляцию разума перед слепой силой, тот самый «раковый процесс», о котором говорил Дмитрий. Они предпринимают попытку мятежа, чтобы арестовать виновных и взять под контроль стратегические объекты, дабы не допустить эскалации. Это становится роковой ошибкой. Все уже зашло слишком далеко.
Гнев сменился леденящим душу осознанием. Новостные студии, еще вчера кричащие об «экстремистах», теперь показывали балет «Лебединое озеро». Это был «Страшный суд» по версии науки: без апелляций, без адвокатов, с неумолимыми доказательствами в качестве приговора.
Люди замирали у экранов, на улицах, в своих домах. Они смотрели на свои руки, на продукты в магазинах, на машины — и видели не блага цивилизации, а акты расхищения. Каждая капля бензина, каждая кВт/ч энергии — это квант ресурса, кража у «клетки», обрекающая ее на амитозное деление. Наступила глобальная кататония осознания. Магазины стояли пустые. Не потому, что нечего было купить, а потому что не было смысла. Потреблять — значит продолжать быть раковой клеткой.
Психика вида не выдержала диагноза. По улицам городов, опустевших и молчаливых, начали бродить «отключившиеся». Это не были зомби в классическом смысле. Это были живые аналогии распада. Одни, охваченные кататонической депрессией, просто ложились на землю и замирали, отказываясь от еды и воды, уходя в состояние глубокой медитации, тем самым «добровольно» прекращая свое существование. Другие, у кого резко возникли состояния аффекта и диссоциативно-агрессивный синдром, набрасывались на все, что символизировало их старую жизнь: разбивали витрины бутиков, жгли шикарные автомобили, рвали деньги. Они умирали от того, что пытались съесть самих себя. Их укусы — это не акт каннибализма, а последний, извращенный акт потребления: своей плоти и плоти себе подобных, как итог всей их экономики роста.
В эпицентре этого хаоса горстка уцелевших последователей Дмитрия — ученых, инженеров — наблюдала за коллапсом. Они были теми, чья психика смогла интегрировать ужасающую истину, не сломавшись. Для них Дмитрий стал пророком, предсказавшим не будущее, а настоящее.
Веретено деления не сформируется. Ресурсов нет. Магнитное поле рвется. Это уже не остановить. Амитоз подходит к своему логическому завершению.
Они понимали. Спасать было уже нечего. Их миссией теперь было не лечение, а сохранение диагноза и рецепта для следующего цикла жизни. Они активировали протокол «Ноев Ковчег» — не для спасения людей, а для спасения знания. Началась финальная подготовка капсул времени.
Обреченные, но спокойные, они работали, пока за стенами их убежища мир быстро и необратимо восходил на ум, с которого незаметно для себя сошёл.
АМИТОТИЧНОЕ ДЕЛЕНИЕ
Группа Дмитрия пытается воплотить план OSG-SPAS. Однако случившееся не позволяет развернуть инициативу. Тем временем специалисты готовят капсулы времени из прочного материала, не пропускающего радиацию и выдерживающего высокую температуру. Внутри каждой капсулы хранятся записи научного доклада Дмитрия, видеообращения, презентации и инструкция по митозному развитию Земли в виде словаря для новой жизни.
Военный психоз. Смерть Дмитрия стала не искрой, а кислотой, разъедающей последние барьеры сознания. В казармах и штабах, на командных пунктах и авиабазах началось то, что не поддавалось уставам. Это был не бунт, а распад. Солдаты и офицеры, месяцами находившиеся под прессом осознания глобального диагноза, перестали видеть друг в друге сослуживцев. Они видели лишь органеллы вышедшей из-под контроля системы. Аффект был глухым, немым, выражавшимся не в криках, а в хриплом, животном дыхании и стеклянных глазах. Первые выстрелы прозвучали не по приказу. Кто-то впал в кататонию, застыв у пульта управления, а его напарник, с лицом, искаженным немой яростью, просто разрядил в него автомат. Цепная реакция была мгновенной. По коридорам штабов хлюпали кровавые лужи, как следы лопнувших вакуолей. Механики, не способные осознать, зачем они чинят танк для мира, который уже мертв, бросались друг на друга с монтировками, превращая технику в металлические гробы. В небе истребители, лишенные команд, начинали хаотичную дуэль, видя в каждом другом самолете враждебную митохондрию. Этот хаос был слепым, инстинктивным самоуничтожением организма, который пожирал сам себя. И именно в этой агонии, в пене кровавого психоза, пальцы, не контролируемые разумом, а лишь древним позывом к разрушению, нажали кнопки. В атмосферу один за другим устремились ядерные боеголовки. Это не был целенаправленный обмен ударами, а судорожная, рефлекторная агония системы. Взрывы не столько стирали города, сколько наносили планете последний, смертельный удар. Чудовищная энергия тысяч одновременных детонаций стала тем самым «ионным импульсом», который окончательно дестабилизировал и без того расшатанное магнитное поле Земли. Гигантский сейсмический резонанс разрывал тектонические плиты по швам. Ядерная зима наступила на несколько часов, чтобы тут же смениться адским жаром недр, вырвавшихся на свободу. Это не война. Это последняя, фатальная судорога раковой клетки, которая, умирая, разрывает свою мембрану.
Магнитное поле, аналог клеточной мембраны, рвется и ослабевает до критического уровня, теряя способность удерживать внутреннюю структуру. Тектонические плиты, подобные цитоскелету, приходят в состояние хаотического напряжения. Планета входит в глобальный конвульсивный припадок.
Начинается процесс, не имеющий аналогов в нормальной геологии — амитотичный разлом. В отличие от упорядоченного митотичного, это хаотичный, прямой разрыв "клеточного тела" без формирования веретена деления. Гигантская трещина, эквивалентная смертельной ране, мгновенно расползается вдоль линии экватора — зоны наибольшего напряжения. Это не одно землетрясение, а единый акт разрыва, длящийся считанные минуты, но высвобождающий энергию, накопленную за миллиарды лет. Литосфера расходится, обнажая раскаленную мантию — внутренности планеты.
Вода океанов, будучи основной составляющей "цитоплазмы" Земли, реагирует мгновенно. Чудовищные массы воды приходят в движение.
Инерция вращения и гравитационный коллапс заставляют водные массы с полюсов с колоссальной скоростью устремиться к зоне разлома. Формируется не волна, а водяная стена высотой в несколько километров, которая сметает все на своем пути, полностью уничтожая жизнь в экваториальных и умеренных широтах. Слетая с края разломов, кипящая вода в вакууме консолидируется в шар возле большего сфероида и быстро превращается в ледяной шар с оставшимся сфероидом внутри. Меньший сфероид образовался из быстрой остывающей раскаленной массы.
Разрыв магнитного поля берет верх над силами сцепления. Единое планетарное тело больше не может существовать. Земля раскалывается на два неравных сфероида, которые медленно расходятся по новым орбитам. Это типично для амитоза — дочерние "клетки" не идентичны.
Больший сфероид: Покрыт мутной, кипящей (больше из-за вакуума) водой с остатками затопленных материков. Кипение быстро прекращается, вода на поверхности начинает замерзать.
Меньший сфероид: Практически лишен воды, представляя собой раскаленную пустыню с тонкой пленкой влаги у одного из полюсов. Напоминает современный Марс.
Образование "Новой Луны": Тяжелое железное ядро бывшей Земли, потерявшее свою оболочку, постепенно остывает и формирует новое, меньшее небесное тело — аналог оформившегося ядра при делении клетки. Это и есть новая Луна, холодный свидетель катастрофы.
7. КОНЕЦ ИЛИ НАЧАЛО?
Последняя сцена фильма: мутные шары медленно движутся по собственным орбитам, содержащие обломки старых континентов и грязь. Сквозь мутную толщу воды ничего не просматривается.
Камера ныряет внутрь мутной и уже замерзающей воды , углубляется в полость большей сферы, напоминающую старую Землю. Внутри загадочной глубины обваренные туши больших и средних морских обитателей, камера проезжает мимо капсулы времени в глубине бывшего континента. Проехав мимо неё, камера достигает внутреннего участка старого континентального массива, где обнаруживает огонь торфяного пожара, тихонько мерцающий в темноте.
Через миллиарды лет, пройдя долгий эволюционный путь, из этого пожара может появиться новая жизнь, выбравшись на поверхность.
P.S.(Появляется после финального титра «КОНЕЦ?» на чёрном экране. Весь эпизод снят в «грязном» цифровом стиле.)
Пыльная африканская равнина. Крупный план. По потрёпанному временем чемодану-контейнеру бьют первые капли тропического ливня. ЗВУК: гром, шум дождя.
Группа людей вида Hómo hábilis с примитивными чертами лица сидят у раскрытого чемоданчика - капсулы времени. Один из них, молодой самец тычет пальцем в экран усиленного водонепроницаемого планшета, на котором мелькают архивные кадры: взрывы, горящие леса, смог над городами. Остальные смотрят с суеверным ужасом.
Крупный сородич хмуро выхватывает планшет и швыряет его в реку. Всплеск. Наступает тишина.
На другом берегу реки. Сидит тот самый молодой самец. Просто смотрит на воду. В его руках — губная гармошка. Он извлекает из неё один-единственный, чистый и грустный блюзовый аккорд.
(Эпизод резко обрывается, переходя в чёрный экран.)