Ирина сидела за столом с кружкой чая, в которой чайного пакетика уже не было минут десять — только мутноватая вода и терпкий запах липы. Она листала коммунальную квитанцию: газ, свет, вода. Внизу жирно выведено — «Итого к оплате: 7 842 рубля».
— С ума сошли, — пробормотала она и отложила бумажку в стопку, где аккуратно лежали другие: банковская карта, список покупок, распечатка из поликлиники для соседки. И всё это на том самом клеёнчатом столе с подтеками от кофе и скошенными углами — «наш уютный очаг», как любил шутить её муж Олег.
В дверь ключом щёлкнул замок, и он вошёл. Сумка через плечо, на лице вечная усталость тридцатилетнего мужчины, который так и не определился: он уже взрослый или всё ещё «мамин сынок».
— Привет, — буркнул, раздеваясь. — Что, опять считаешь?
— А что делать? — Ирина вздохнула. — Семь восемьсот за коммуналку. А ещё продукты, ещё интернет. Мы с тобой когда последний раз на море были?
Олег пожал плечами:
— Да кому оно надо, море. Давай лучше картошки пожарим.
Картошку они жарили часто. Это был такой символ их брака: быстро, дёшево, сытно.
Олег присел рядом, замялся, потом достал из кармана пачку сигарет. Пальцами пощёлкал — видно, собирался о чём-то серьёзном.
— Слушай, Ир, надо поговорить, — сказал он.
Она сразу насторожилась: таким голосом обычно сообщают о болезнях или больших долгах.
— Что ещё?
— У мамы там проблемы. Ну… с деньгами. Надо помочь.
Ирина уставилась на него:
— Опять? Ты ж говорил, что в прошлый раз она закрыла всё.
Олег отвёл глаза:
— Закрыла… частично. Там осталось. Не так уж много.
— «Не так уж много» — это сколько?
— Четыреста, может, пятьсот тысяч.
Она рассмеялась коротко, зло:
— «Не так уж много»? У нас ипотека на комнату в хрущёвке, у меня зарплата тридцать тысяч, у тебя сорок. Где ты видел у нас такие деньги?
Он сглотнул и достал из сумки какую-то бумагу. Ирина прищурилась — кредитный договор.
— Подожди, — сказала она медленно, как будто проверяя слух. — Ты что, хочешь, чтобы я подписала?
Олег замялся:
— Понимаешь, у меня уже есть кредит, мне не дадут. А ты… у тебя история чистая, всё вовремя платишь, ты же ответственная.
Ирина резко встала, кружка с остатками чая качнулась и брызнула на стол.
— Так, стоп. То есть твоя мама берёт микрозаймы под конский процент, а я должна влезть в кредит на полмиллиона, чтобы всё это закрыть?
Олег поднял ладони, будто защищался:
— Это временно. Мы выплатим. Мама обещала, что квартиру свою потом продаст.
— Квартиру? Ту, где она живёт? — Ирина прижала руки к груди. — Да никогда она её не продаст!
Тишина повисла густая, как дым от его сигарет.
— Ир, ну ты не понимаешь… Это же семья. Мы же семья! — сказал он тоном, который обычно ставит точку в споре.
Но Ирина только усмехнулась:
— Семья? То есть твоя мама — семья. А я кто? Дойная корова?
Олег нахмурился, голос стал жёстче:
— Ты зря так. Если откажешься, она скажет, что ты против нас.
— Пусть скажет, — отрезала Ирина. — Я не собираюсь подписывать чужие долги.
Он хлопнул ладонью по столу, отчего стопка квитанций разлетелась:
— Ты мне не веришь?
— Не верю, — спокойно сказала она. — Потому что я вижу бумаги. Потому что я знаю, как работает твоя мама.
В этот момент дверь распахнулась — Наталья Петровна, свекровь, вошла без звонка, как всегда. Пальто нараспашку, в руках сумка из магазина с акциями.
— О! А я как раз к вам. — Она оглядела стол, квитанции, договор, подняла одну бумагу, поджала губы. — Уже обсуждаете? Молодцы.
Ирина села обратно, спина прямая, руки на коленях. Смотрела на свекровь, как на врага.
— Наталья Петровна, — сказала она холодно, — вы же понимаете, что это незаконно.
— Девочка моя, — протянула та, театрально закатывая глаза. — Это не незаконно, это жизнь. Либо семья, либо нет. Ты должна решить.
Олег вжал голову в плечи, как школьник на разборке.
— Я ничего подписывать не буду, — отчеканила Ирина. — Ни сегодня, ни завтра.
Тишина. Потом Наталья Петровна сощурилась:
— Значит, не семья. Ну-ну.
Она хлопнула дверью так, что посыпалась штукатурка. Олег вскочил:
— Зачем ты так? Она же мать!
— А я себе тоже мать, — ответила Ирина. — И лучше я останусь без тебя, чем с долгами на всю жизнь.
Первый взрыв состоялся. Они замолчали, сидели напротив друг друга, будто на допросе. В глазах Олега было что-то новое — не только злость, но и страх. А у Ирины внутри уже складывался холодный план: выяснить всё до конца и не дать себя утопить.
Ирина не спала всю ночь. Сидела на кухне, слушала, как в соседней комнате муж сопит в подушку, и листала телефон. В голове стучало одно: «Четыреста, пятьсот тысяч. На моё имя. И развод. Господи, какой же я дурак… дура?»
Наутро, когда он ушёл «на работу», она взяла его телефон со стола. Олег обычно не ставил пароль — доверие, любовь, всё вот это. Но в этот раз экран вдруг мигнул: запрос кода. Значит, поставил вчера.
— Ах ты, хитрец, — пробормотала Ирина. — Значит, есть что скрывать.
Пароль всё равно был простенький: дата их свадьбы. Она ввела — и попала внутрь. Переписка с мамочкой.
«Документы почти готовы. Подсунем ей вечером. Не дрейфь, всё будет. Потом спокойно разводимся, а кредит на ней».
«Главное, не проговорись. Ирина доверчивая, подпишет. А там уже поздно».
У Ирины пересохло во рту. Вот оно. Не просто долги, а схема. Они вдвоём, мать с сыном, готовились сделать из неё заложницу банка.
Она аккуратно положила телефон на место, пошла в комнату, достала из шкафа сумку — ту самую, в которую обычно складывала вещи для отпуска, которого у них так и не случилось. Начала складывать своё: джинсы, футболки, зарядку. На комоде — банка с деньгами. Их маленький запас на «чёрный день». Там было двадцать восемь тысяч, накопленных мелочью и купюрами «по чуть-чуть». Ирина положила банку в сумку первой.
Вечером Олег вернулся. С порога улыбнулся, но глаза бегали.
— Ну как день? — спросил он.
— Отлично, — спокойно ответила Ирина. — Только у меня к тебе вопрос.
Она пододвинула ему телефон. На экране — открытая переписка с мамочкой.
Олег побледнел.
— Ир… Это не то, что ты думаешь.
— Ах, ну конечно. Что же я думаю? Что ты со своей мамочкой решили повесить на меня кредит, а потом развестись? Да нет, наверное, мне показалось.
Он рванулся к ней, схватил за запястья:
— Я не хотел тебя обманывать! Просто… ну, мама в долгах, ей тяжело.
— А мне, значит, легко будет с полумиллионом на шее? — Ирина выдернула руки. — Ты вообще головой думаешь?
Олег попытался сгладить:
— Ну мы же семья. Разве не должны помогать друг другу?
Она рассмеялась, но смех вышел злым, металлическим:
— Семья? У тебя семья — это твоя мама. А я так, временный донор.
В этот момент дверь снова распахнулась — Наталья Петровна вошла, как хозяйка.
— Ну что, оформили? — спросила она, кидая сумку на стул.
Ирина встала, руки в боки:
— А вот и нет. Знаете почему? Потому что я не идиотка.
Свекровь фыркнула:
— Девочка, не строй из себя умную. Либо семья, либо нет.
— Нет, — отчеканила Ирина. — Семья — это там, где не предают.
Наталья Петровна шагнула ближе, лицо перекосило злое выражение:
— Да кто ты вообще такая? Я его мать! Я его вырастила! Ты никто и звать тебя никак!
— Зато я та, на кого вы хотели повесить ваши долги, — холодно ответила Ирина. — И это не выйдет.
Свекровь рванулась, будто хотела врезать, но Олег удержал её за локоть. Сам же при этом крикнул на Ирину:
— Ты специально всё портишь! Если уйдёшь сейчас — не возвращайся!
Ирина молча пошла в коридор. Подняла сумку, надела куртку. Ключи от квартиры положила на полку.
— Я уйду сама, — сказала она, поворачиваясь к ним. — Но без долгов. И не смейте меня искать.
Она захлопнула за собой дверь. Внизу, у подъезда, холодный ветер ударил в лицо. Но впервые за долгое время ей стало легко. Сумка тянула руку вниз, а внутри гремела банка с деньгами — её собственный билет на свободу.
Ирина шла к метро и думала только одно: «Они хотели выкинуть меня вместе с долгами. Но я выкинула их. Первая».
Ирина сняла маленькую «однушку» на окраине. Дом старый, но внутри — светлые стены, чистая кухня и окно во двор с облезлой детской площадкой. Она впервые за много лет проснулась одна — без храпа Олега, без стука каблуков свекрови по коридору.
Казалось, что всё закончилось. Но жизнь не бывает такой простой.
Через неделю хозяйка квартиры — полная женщина лет пятидесяти с прической «как в 90-е» и цепким взглядом — пришла за арендой.
— Девочка, — сказала она строго, — у нас договор до конца месяца, но цена вырастает. Коммуналка поднялась, свет дорожает. Если не платишь — ищи другое жильё.
Ирина прикусила губу. Все её сбережения — те самые двадцать восемь тысяч из банки — таяли на глазах: половину уже отдала за первый месяц, остальное уходило на продукты.
В этот же вечер позвонил Олег.
— Ир, ну ты чего? Давай поговорим. Мама уже успокоилась, мы всё решим. Вернись.
Она услышала на фоне голос Натальи Петровны:
— Скажи ей, что если она не подпишет, то мы квартиру продадим без неё.
Ирина сжала телефон так, что побелели костяшки.
— Олег, — сказала она тихо, но твёрдо, — я уже не твоя жена. И твоей мамы тоже. Хотите — живите вместе. Хотите — тяните кредиты. Но без меня.
— Ир, не руби с плеча, — заныл он. — Я не хотел тебя обманывать…
Она оборвала:
— А я не хочу больше жить в обмане.
Ирина повесила трубку. Телефон задрожал в руке, но внутри стояла странная тишина. Всё — конец.
Она вышла на улицу. Двор был белый от свежего снега, фонари бросали мягкий свет. Воздух пах железом и холодом. Она вдохнула полной грудью. Да, будет трудно: работа, аренда, неизвестность. Но это её трудности. Её свобода.
Ирина пошла по скрипучему снегу и вдруг рассмеялась — звонко, отчаянно, впервые за долгое время. Она уходит с пустыми руками, кроме сумки и банки с деньгами, но при этом чувствует себя победителем.
Они хотели сделать из неё жертву. А она вышла первой — и свободной.
Конец.