Маленький мальчик ковырял железной ложкой в тарелке с разноцветными колечками.
«Доедай свои хлопья и отправляйся в кровать.Мне нужно уложить тебя спать, так мама сказала», — строго приказала Кэт своему младшему брату.
«Беее...Отстой... Я хочу, чтобы мама рассказала мне сказку на ночь. Когда мама с папой приедут? Я скучаю по маме...» — прокапризничал Карл.
«Мама с папой приедут утром.Чем быстрее ты съешь хлопья, быстрее ляжешь в кровать и уснёшь, тем быстрее приедут мама с папой», — произнесла Кэт.
«Лаааадно...Только посиди со мной, пока я не усну», — попросил Карл. «Окей»,— сказала Кэт.
Кэт уложила брата спать, вышла из его комнаты, оставив дверь приоткрытой.
Громкий стук во входную дверь. Бам-бам-бам. Кэт поспешила отворить её.
«Джаспер,ну я же просила не так громко, мой брат уже уснул», — разозлилась Кэт.
«Почему так долго?Мы с Хлоей устали тебя ждать», — возмутился Джаспер. «Извините,ребят, Карл совсем не хотел ложиться спать, мне пришлось его уговаривать», — сказала Кэт.
«Ладно,идём, иначе всё пропустим», — произнёс Джаспер.
Друзья отправились на ночную прогулку. Они шли по безлюдной, малоосвещённой улице.
«Джас,так что за история произошла в том старом храме и почему мы туда идём?» — спросила Хлоя.
История Джаспера:
«Давным-давно, во времена, когда твоя бабушка была спелым, сочным виноградом и не была похожа на сморщенный изюм...» — пошутил Джаспер и посмотрел на Хлою.
«Ээээээй...Джас, ты придурок!» — Хлоя ударила Джаспера кулаком в плечо. «Ахахахааа...Ладно, ладно, извини!..»
«Это история о старом храме, который находится на окраине нашего города. Служил в нём один-единственный батюшка, отец Герман, всем сердцем преданный своему делу. Жил он не один: у него была дочь, которую звали Энджел. Девочка и правда была его ангелом-хранителем. Она всегда была рядом с отцом, помогала ему во время служб, а её звонкий смех озарял мрачноватые своды церкви.
Но однажды случилось непоправимое. Местный алкаш, Рой, напился до скотского состояния и сел за руль. Он был настолько пьян, что не заметил на дороге маленькую Энджел, возвращавшуюся из леса с охапкой луговых цветов. Удар был страшным, скорость — слишком высокой. Малютку спасти не удалось.
С этого дня для отца Германа мир перевернулся. Горечь утраты была слишком великой, после чего батюшка помутился рассудком. В отчаянии священнослужитель стал бродить по улицам города, обращаясь к прохожим с одним и тем же навязчивым вопросом: „Вы верите в Бога?“. Если человек отвечал „да“, отец Герман с горящим безумием в глазах хватал его за руку и умолял прийти в воскресенье на особую службу, чтобы помолиться за упокой души его ангелочка.
Выбрав определённый день, он назначил службу на полдень. Но именно в это воскресенье в городе как раз проходил большой ежегодный фестиваль, посвящённый сбору урожая. На площади гремела музыка, шумела ярмарка, и все жители, от мала до велика, были там.
Храм опустел. Отец Герман ждал до последнего, пока не догорели все свечи. Тишина и одиночество стали для него последней каплей. Он увидел в этом не просто забывчивость, а страшное предательство, насмешку над памятью о его дочери. Если эти люди, притворяющиеся верующими, не сдержали слово, значит, их вера — ложь, а их дети — не невинны, а прокляты. В его воспалённом сознании родился чудовищный план: „Они должны понять меня, они должны разделить со мной моё горе... Я знаю, как сделать так, чтобы они пришли в мой храм!“
В священной рясе, с крестом на груди, с кадилом в левой руке и огромным тесаком в правой, батюшка отправился на улицы города. Глубокая ночь,праздник был давно окончен. Жители города уже давно спали глубоким сном. Отец Герман принялся воплощать в жизнь свой ужасающий план. Батюшка проникал в дома некоторых жителей и зверски обезглавливал несчастных ребятишек. Один за другим, один за другим, отец Герман „освобождал“ детей от проклятья... На месте преступления Герман оставлял маленькие крестики для того, чтобы родители могли молиться за своих проклятых детей.
Следующее утро для города было адским. Толпа разъярённых, кричащих от горя родителей ломилась в церковь. В ярости и отчаянии, потеряв своих детей, обезумевшие жители ворвались в святилище. Они не стали ждать суда. То, что люди увидели, повергло их в ступор. Тело батюшки парило в воздухе,словно колокол; он был повешен на огромном церковном кресте. Их руки дрожали от слёз и ненависти.Этот адский день в календаре навсегда остался зловещим для жителей города.
С тех пор храм стоит заброшенный и проклятый. Говорят, что в полнолуние из него доносятся тихие детские всхлипы, а в полночь можно увидеть силуэт повешенного монаха, качающийся на фоне кроваво-красного неба. И на вопрос „Верите ли вы в Бога?“ в нашем городе до сих пор отвечают молчаливым, полным ужаса взглядом. Если верить легенде,то сегодня именно тот день, когда произошла та самая трагедия, и если войти в этот монастырь в полночь, то можно увидеть того самого батюшку. Жуть, правда?» — закончил Джаспер.
«Ужас...»— сказала Хлоя.
«Напомни-ка мне,зачем мы тащимся туда?» — спросила Кэт.
«Мне нужен новый,шокирующий материал для школьной газеты. Ведь до этого я пока не встречал ничего более шокирующего, чем твоя бабушка, Хлоя!» — язвительно пошутил Джаспер.
«Ну всё,ты меня достал...» — Хлоя шуточно избила Джаспера.
«Всё,всё, перестань. Ну вот мы и пришли... Прошу вашего внимания, дамы, тот самый монастырь...» — проговорил Джаспер.
Перед глазами друзей возвышался огромный старый, бездушный, зловещий храм. Дорога к нему тонула во мраке и уже давным-давно поросла бурьяном. Холодный, густой туман волочился по земле. Здесь не было ни души, только мёртвая тишина и обжигающе холодный ветер. В лунном свете храм казался злобным, холодным и устрашающим.
«Ну что, пойдём?» — спросил Джаспер.
«Стой. Нет, я не пойду туда...» — испуганно сказала Хлоя.
«Хорошо,ты можешь остаться здесь, а мы с Кэт...»
«Нет, нет, нет. Я пойду с вами», — перебила Хлоя. — «Уж лучше с вами...» «Выглядит и правда жутковато...»— подтвердила Кэт.
Ребята молча переступили через порог храма, через груду сгнивших досок. Внутри холод был особым, пронизывающим до костей, не ночным, а могильным. Высоченные своды поглощали свет их фонарей, уходя в непроглядную черноту, откуда на ребят сыпалась мелкая пыль и паутина. И запах. Запах мха, сырости и гнили.
В центре, под главным куполом, всё ещё висела та самая массивная балка-перекладина, на которой, по легенде, повесился отец Герман.
Джаспер достал свою камеру в ожидании уличить что-то сверхъестественное в этом месте.
Тишина стала абсолютной. Далёкий лай собак и шум ветра разом стихли, будто кто-то выключил звук у мира.
«Ну и...А дальше-то что?» — шёпотом спросила Кэт.
«Тише,через минуту, ровно полночь. Говорят, что именно в это время отец Герман появляется в этом храме, а затем отправляется в город», — сказал Джаспер.
«Бред...»— прошептала Хлоя.
Полночь.
Ребята стояли в центре зала. Старые, выцветшие иконы создавали ощущение того, что за ними кто-то наблюдает. Они смотрели на них. Они были будто живыми. Друзья уже не шутили. Даже Джаспер, затеявший эту авантюру, сжал свою камеру чуть крепче обычного.
«Ну всё,пошутили и хватит, пора домой...» — испуганно прошептала Хлоя.
От гробовой тишины в храме напряжённая обстановка становилась всё сильнее.
« Ничего не будет, идём!» — сипло прошептала Хлоя, и шёпот гулко отразился от каменных стен, вернувшись к ним эхом, будто кто-то повторил эти слова прямо за спиной.
Они замерли, вглядываясь в темноту. Сердцебиение Кэт стучало так громко, что отдавалось толчками прямо в её горло.
Тонкий, металлический. Скрип. «Шрк... Бам... Бум...»
Он донесся справа, от исповедальни. Все вздрогнули, повернув головы. Ничего. Только глубокий, непроглядный мрак в её прорези.
«О Боже,кто здесь?» — ошарашенно спросила Хлоя.
Прошла минута. Другая. Кто-то уже хотел выдохнуть с облегчением, как скрип повторился. Теперь уже слева. Будто кто-то только что приоткрыл дверцу другой исповедальни. Головами метнулись в эту сторону. Снова ничего.
«Ветер», — выдавил из себя Джаспер, но голос его был тонким и испуганным.
Но ветра не было. Внезапно холод усилился в разы. Откуда-то сверху, с хоров, посыпалась мелкая штукатурка, зашептавшая по полу, как дождь из песка.
И снова — тишина. Ни теней, ни шагов, ни голосов. Ничего. Только давящая, насмешливая тишина.
«Вот и всё?» — разочарованно выдохнула Хлоя, и её голос прозвучал оглушительно громко. — « Никакого батюшки. Я зря промочила новые кроссовки.»
Напряжение стало понемногу спадать, сменяясь досадой и облегчением.
« Подождите, я хотя бы пару кадров сделаю для газеты» , — сказал Джаспер. Он поднял камеру, пытаясь поймать в кадр висящую балку на фоне разбитого купола.
В этот момент с хоров, прямо над их головами, рухнула куча щебня и гнилой штукатурки. Все трое вскрикнули и ринулись к выходу, охваченные слепой, животной паникой.
Из облака пыли на место падения, на груду битого кирпича, грациозно спрыгнуло большое белое животное. Кошка: «Мяу!»
Ребята, уже выскочившие на крыльцо, остановились как вкопанные, переводя дух.
« Кошка? » — захлебнулась слезами смеха и испуга Хлоя. — «Это всего лишь кошка!»
« Я чуть не умерла от страха! » — прислонилась к косяку Кэт, чувствуя, как коленки подкашиваются.
« Ладно, приключение окончено. Призраков нет », — констатировал Джаспер, всё же сделав несколько снимков тёмного зала. — Идём по домам.
Они поспешно зашагали прочь, не оглядываясь. Никто из них не заметил, как на одном из снимков на экране камеры Джаспера, в проёме алтарной двери, проявилось тёмное, расплывчатое пятно с бледным, нечётким ликом.
Кэт тихо закрыла за собой входную дверь, стараясь не скрипеть ключом. В доме было темно и тихо. Родители должны были вернуться только утром. «Карл, наверное, крепко спит», — подумала она.
Она щёлкнула выключателем в прихожей. Ничего не произошло. «Лампочка перегорела, что ли?» Она провела рукой по стене, нащупала выключатель в гостиной. Щёлк. Тьма. Паническая мысль пронеслась в голове: «Неужели отключили свет?» Она потянулась к торшеру, нажала на кнопку в его основании. Ничего.
Тишину в доме нарушил тихий шорох. Прямо впереди, в темноте гостиной. Кэт замерла. —Карл? — позвала она шёпотом. — Ты что, не спишь?
В ответ — приглушённый скребущий звук, будто по деревянному полу протащили что-то тяжёлое. Сердце Кэт забилось чаще. «Это он, маленький проказник, наверное, игрушку какую-то катает, чтобы меня напугать», — попыталась она успокоить себя.
Но внутри всё сжималось от холодного, растущего ужаса. Темнота была слишком густой, непроглядной. Она достала телефон, дрожащими пальцами включила фонарик.
Круг света осветил предметы гостиной: диван, телевизор, книжную полку. Никого. Луч осветил кресло в гостиной. И там, на полу, прямо посреди комнаты, лежал маленький старинный крестик из тёмного дерева.
«Ах вы жулики! — мысленно обратилась она к друзьям. — «Подбросили мне это, пока я раздевалась в прихожей? Хлоя, наверное, под дверь просунула. Очень смешно».
Она сделала шаг, чтобы поднять крестик, и луч её фонарика пополз дальше, поднявшись с пола и остановившись на чьих-то ногах. На чьих-то ногах, обутых в старые, пыльные, протёртые сапоги.
Кэт медленно повела лучом вверх. По длинному, чёрному подряснику. По бледным рукам. Одна из них сжимала туго свёрнутое кадило, другая — длинный, затупленный тесак, на лезвии которого поблёскивал тусклый отсвет фонарика.
Луч дрогнул, пополз выше, к лицу. И Кэт застыла, не в силах издать ни звука, её разум отказывался верить в увиденное.
Это был он. Тот самый батюшка. Его шея была неестественно вытянута и перекошена, как у повешенного, а лицо было мертвенно-синим, с выпученными, мутными глазами, полными бездонной скорби и безумия. Но самое ужасное было не это.
На острие тесака, который он держал, была нанизана голова. Голова её младшего брата, Карла. Лицо мальчика было бледным, глаза закрыты, как во сне, а на тонкой шее темнел ужасный, рваный рубец.
Призрак скрипнул, будто шевеля сведёнными петлей позвонками, и мёртвые, выпученные глаза уставились прямо на Кэт. Воздух наполнился знакомым сладковато-тленным запахом.
Из перекошенного, посиневшего рта батюшки послышался сиплый, хрипящий шёпот, больше похожий на скрежет:
«Вы верите в... Бога?»