Предлагаем вниманию читателей первую публикацию из цикла "Небесная мозаика", посвященного иконографии христианских праздников.
"Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней", — поёт Церковь в день Рождества Богородицы Марии.
Уже в самом названии праздника звучит двойное рождение — рожд-род, а между ними — Бог.
Это день рождения в земную жизнь Той, Которой предстояло стать Богородительницей, послужить Воплощению Сына Божия, стать соработницей в деле спасения всего рода человеческого. Бог заранее, в существующих с момента творения человека логосах всех людей, имеющих родиться в мир, возлюбил эту Деву и избрал Её Себе в земную Матерь.
Св. архиепископ Фаддей (Успенский) пишет об этом празднике так:
"Рождество Пресвятой Девы — начало домостроительства нашего спасения. Ещё не Сам Господь Спаситель мира рождается, а Его Пречистая Матерь; не самое Солнце мира восходит уже, а только занимается предрассветная заря, как бы утренний ветер разносит во все концы мира благую весть о скором появлении Солнца".
В Священном Писании Нового Завета о Рождестве Богородицы ничего не сказано. Так же, как о Её Успении, о Рождестве Марии мы узнаём не из Евангелий, а из Предания, записанного ещё в древние времена, а именно — из апокрифического источника, так называемого Протоевангелия Иакова.
Это литературное произведение о Христе и земной Матери Его, которое Церковь не приняла в качестве Священного Писания, так как оно появилось несколько позднее Евангелий канонических — не ранее II века. Однако Церковь его не отвергла, а приняла как благочестивое чтение, поскольку ничего еретического в нём нет, каноническим Евангелиям оно не противоречит, но содержит сведения, удовлетворяющие желанию христиан знать о своём Боге как можно больше.
Ценность этого предания неоспорима, и многие праздники были установлены Церковью именно на основании сведений, почерпнутых из Протоевангелия Иакова о Рождестве и детстве Марии. При этом считается, что автор этого Протоевангелия — Иаков, брат Иисуса по плоти, т. е. младший сын Иосифа Обручника от первого брака, который узнал всё от отца и Самой Богоматери, а также сам был участником и свидетелем некоторых событий, а после Воскресения Христова стал одним из самых преданных Его служителей, был первым епископом Иерусалимской общины, заслужившим именования "Праведный", и в конце концов пострадал за Христа. Ему же принадлежит одно из Посланий, вошедших в канон Нового Завета.
Итак, из Протоевангелия Иакова о Рождестве и детстве Марии мы прежде всего узнаём, что Ребёнок этот был не совсем обычный — вымоленный на протяжении долгих лет супружеской жизни благочестивой пары Иоакима и Анны, вымоленный со слезами, с болью сердечной, с отчаянием. Известно, что быть бездетным среди иудеев считалось знаком гнева Божия, позором таким, что первосвященник отказался даже принять у них дары на храм, как от великих грешников, "не давших потомства Израилю".
Но этим причина отвержения даров Иоакима и Анны далеко не исчерпывается. В наш век тотального смешения всех понятий о добре и зле, когда быть "чайлдфри" считается нормальным, трудно представить себе, сколь глубокое горе испытывали праведные Иоаким и Анна. Ведь тогда полагали, что бездетный человек выходит из-под закона, т. е. проклят пред Богом! Вот причина того, что дары Иоакима и Анны не были приняты в Храме.
Напомним также: каждая женщина Израиля мечтала (и до сих пор мечтает, т. к. Спасителя нашего Иисуса Христа евреи Мессией не признали) родить Мессию. И, может быть, Анна более, чем кто-либо, мечтала о таком ребёнке — ведь муж её Иоаким был из рода Давидова, сама же она происходила из священнического рода Аарона, так что потомки этой пары по крови совмещали бы в себе оба эти призвания — царское и священническое — и, таким образом, Мессия, произошедший от этой пары, стал бы Царём по чину Мелхиседекову.
У иудеев считалось нормальным оставить бесплодную жену и взять себе другую, однако Иоаким, любивший Анну искренне и преданно, этого не сделал. И не только священнослужители-левиты упрекали Иоакима, но даже и рядовые его сограждане. И однажды, когда первосвященник не принял от него жертвы, Иоаким, не стерпев позора, удалился со своими стадами подальше от людских глаз, Анна же осталась дома — плакать о своём горе.
Первые изображения на тему рассказов из Протоевангелия Иакова появились довольно рано, ещё в V—VI веках. Однако со времён доиконоборческих осталось всего одно изображение — иллюстрация к рассказу из Протоевангелия Иакова. Это костяная пластинка из Сирии, изображающая эпизод плача Анны в саду и явления ей Ангела, которая ныне хранится в Эрмитаже.
Протоевангелие Иакова пользовалось в церковном народе большой популярностью и в постиконоборческую эпоху. На стенах византийских храмов, особенно посвящённых Божией Матери или Её святым родителям, часто изображались отдельные сцены из Протоевангелия Иакова или даже целые подробные циклы, в которых сцена Рождества Богородицы занимает центральное место. Интересно, что иконография праздника возникает сразу в готовом виде, включая практически все традиционные для неё элементы.
Самой ранней (из сохранившихся до наших дней) настенной иконой Рождества Богородицы в православном искусстве, по всей видимости, является фресковая композиция первой половины XI века в Иоакимо-Аннинском приделе собора Св. Софии в Киеве, где представлен обширный цикл Жития и детства Богородицы Марии, на основе Протоевангелия Иакова.
Пожалуй, один из самых ранних и очень подробный цикл иллюстраций к Протоевангелию Иакова о Рождестве и детстве Марии дошёл до наших дней на стенах Преображенского собора Мирожского монастыря под Псковом, где ему отведён весь юго-западный угол (работа византийских мастеров XII в.).
Протоевангелие Иакова издано много раз, но сейчас, к сожалению, прихожане наших храмов с ним не знакомы, хотя Богородичные праздники знают и любят. Поэтому здесь стоит привести отрывок из этого интереснейшего древнего произведения, повествующий о Рождестве Богородицы и предшествующих ему событиях.
Итак, читаем:
"I. В двенадцати коленах Израиля был некто Иоаким, очень богатый человек, который приносил двойные дары Богу, говоря: "Пусть будет от богатства моего всему народу, а мне в отпущение в умилостивление Господу". Наступил великий день Господень (какой праздник конкретно — автор Протоевангелия не указывает. — Авт.), когда сыны Израиля приносили свои дары. И выступил против него (Иоакима) Рувим, сказав: "Нельзя тебе приносить дары первому, ибо ты не создал потомства Израилю".
И огорчился очень Иоаким, и стал смотреть родословную двенадцати племён народа, говоря: "Поищу в двенадцати коленах Израиля, не я ли один не дал потомства Израилю". И, исследовав, выяснил, что все праведники оставили потомство Израилю. Вспомнил он и об Аврааме — как в его последние дни Бог даровал ему сына Исаака. И столь горько стало Иоакиму, и не пошёл он к жене своей, а ушёл в пустыню, поставил там свою палатку и постился сорок дней и сорок ночей, говоря: "Не войду ни для еды, ни для питья, пока не снизойдёт ко мне Господь, и будет мне едою и питьём молитва".
II. А жена его Анна плакала плачем и рыданием рыдала, говоря: "Оплáчу моё вдовство, оплачу мою бездетность". …И пошла в сад, гуляя около девятого часа, и увидела лавр, и села под ним, и начала молиться Господу, говоря: "Бог моих отцов, благослови меня и внемли молитве моей, как благословил ты Сарру и дал ей сына Исаака".
И, подняв глаза к небу, увидела на дереве гнездо воробья и стала плакать, говоря: "Горе мне, кто породил меня? Какое лоно произвело меня на свет? Ибо я стала проклятием у сынов Израиля, и с осмеянием меня отторгли от храма. Горе мне, кому я подобна? Не подобна я птицам небесным, ибо и птицы небесные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и тварям бессловесным, ибо и твари бессловесные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и водам этим, ибо и воды приносят плоды у тебя, Господи. Горе мне, кому подобна я? Не подобна я и земле, ибо земля приносит по поре плоды и благословляет тебя, Господи".
"IV. И тогда предстал пред ней Ангел Господень и произнёс: "Анна, Анна, Господь внял молитве твоей, ты зачнёшь и родишь, и о потомстве твоём будут говорить во всём мире". И Анна сказала: "Жив Господь Бог мой! Если я рожу дитя мужского или женского пола, отдам его в дар Господу моему, и оно будет служить Ему всю свою жизнь".
Формула "Жив Господь Бог мой" — это не просто выражение радости. Это торжественная клятва-рота перед лицом Божиего посланника. Ибо она знает — вымоленное и обещанное ей Богом через Ангела Дитя — любого пола! — Богу и принадлежит, т. к. с самого начала ясно, что по возрасту родить она уже не может, и дарование ей чада, как когда-то Сарре, будет чудом, и чадо это посылается в мир с особой миссией.
"И пришли вестника два (теперь уже люди. — Авт.) и сказали ей: "Муж твой, Иоаким, идёт со своими стадами, ибо Ангел явился к нему и возвестил: "Иоаким, Иоаким, Бог внял молитве твоей. Иди отсюда, ибо жена твоя Анна зачнёт во чреве своём". И пошёл Иоаким, и приказал пастухам своим, сказав: "Приведите десять чистых без пятен агниц, будут они для Господа Бога моего, и приведите мне двенадцать молодых телят, и будут они для жрецов и старейшин, и сто козлят для всего народа".
И вот Иоаким подошёл со своими стадами, и Анна, стоявшая у ворот, увидела Иоакима идущего, и, подбежав, обняла его и сказала: "Знаю теперь, что Господь благословил меня: будучи вдовою, я теперь не вдова, будучи бесплодною, я теперь зачну!" И Иоаким в тот день обрёл покой в своём доме.
Между тем прошли положенные ей месяцы, и Анна в девятый месяц родила и спросила повивальную бабку: "Кого я родила?" Ответила та: "Дочь". И сказала Анна: "Возвысилась душа моя в этот день, и положила дочь". По прошествии дней Анна поправилась и дала грудь ребёнку, и назвала её Мария".
Как видим, о Рождестве Богородицы говорится очень кратко, только сам факт. Но зато интересная деталь: любая мать интересуется, кого же она произвела на свет Божий, но в устах Анны этот вопрос звучит как-то особенно тревожно — ясно, что она ожидала сына. Но в ответ слышит: "Дочь". Понятно, что Анна разочарована, но одновременно и обрадована — судьба Мессии неопределённа, полна тягот, тревог и огромной ответственности. Дочь — ну и слава Богу! Может быть, судьба Её будет полегче. Что она станет бабушкой Мессии, Анна, конечно, не догадывалась.
Читаем далее:
"VI. Изо дня в день крепло дитя, и, когда ей исполнилось шесть месяцев, поставила её мать на землю, чтобы попробовать, сможет ли она стоять, и она, пройдя семь шагов, вернулась к матери. Мать взяла её на руки и сказала: "Жив Господь Бог мой, ты не будешь ходить по этой земле, пока я не введу тебя в храм Господень". И устроили особое место в спальне дочери, и запрещено было туда вносить что-либо нечистое, и призвала (Анна) непорочных дочерей иудейских, чтобы они ухаживали за нею.
Когда исполнился девочке год, Иоаким устроил большой пир и созвал жрецов, книжников и старейшин и весь народ израильский. И принёс свою дочь жрецам, и те благословили её, сказав: Бог отцов наших, благослови это дитя и дай имя славное во всех родах. И сказал народ: "Да будет так!" И затем поднёс её к первосвященникам, и они благословили её, сказав: "Бог всевышний, снизойди к ребёнку сему и дай высшее и непреходящее благословение".
На этом рассказ о Рождестве Богородицы в Протоевангелии Иакова заканчивается. Далее идёт повествование о Введении Её во Храм. Но это — другая тема.
Теперь же, по прочтении начального отрывка Протоевангелия, в котором говорится о Рождестве Богородицы и Её детстве, пройдёмся ещё раз по его событиям, рассматривая иконы, посвящённые этому замечательному празднику.
Здесь следует напомнить, что византийская сакральная живопись всегда имеет символический подтекст; художники-изографы следовали разработанной святыми отцами теории образа: сквозь изображение самой заурядной бытовой сцены всегда просвечивает глубинный символический пласт — так же, как при чтении Священного Писания, по учению св. отцов (первым это выявил христианский писатель III века Ориген), следует выделять три пласта: буквальный (исторический или телесный), назидательный (душевный) и богословско-символический, прообразовательный или же пророческий (духовный).
Итак, в XII веке общая схема построения художественных композиций практически ко всем эпизодам рассказа о Рождестве Богородицы Марии уже есть. Тем не менее, каждая несёт индивидуальные черты в соответствии с видением и талантом художника.
Один из сюжетов — уставшей от родов Анне служанки подносят еду и питьё. Иногда, как, например, на мозаике в соборном храме Успенского монастыря в Дафни близ Афин (мозаики XII в.) в чаше что-то есть. Но обычно содержимого чаши не видно. Да это и не так важно — важна здесь сама эта золотая чаша, которая по форме напоминает потир — вместилище евхаристических даров, т. е. Тела и Крови Христовых. Но чаша является также и символом судьбы, и женского естества, а в данном случае и самой Богородицы — вместилища Тела Христова.
Мы можем провести такие ассоциативно-логические цепи. Чаша омовения Богородицы — вода — серебро — Луна — ночь в преддверии рассвета.
Чаша омовения Младенца Христа на иконах часто золотая. Христос — Солнце Правды — рассвет и солнечный свет, а также свет нетварных энергий — золото — Кровь Евхаристии — Новый Иерусалим (золотые стены города в описании св. апостола Иоанна Богослова).
Особенно явственно эти смыслы присутствуют в композиции Дионисия над порталом церкви Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря (роспись 1502 г.) — есть и золотая чаша в центре композиции, и такая же купель для омовения.
Вообще фреска Дионисия — одна из самых выразительных и лиричных, может быть, благодаря особенно нежному пастельному колориту. Обычная, в общем-то, бытовая сцена здесь (как, впрочем, и на всех иконах Рождества Богородицы) приобретает характер священнодействия. Здесь всё исполнено какой-то необыкновенной плавности, тишины и радости, ведь перед нашими глазами не просто человек рождается в мир, что само по себе уже есть чудо, но начинается история спасения рода человеческого. Рождением Девы, которой суждено стать Матерью не только Сына Божия, но всего человечества, Новой Евой, освящается весь домашний обиход, семейный очаг и семейная жизнь вообще, забота о матерях и детях, приготовление пищи, все бытовые мелочи и домашние дела — если они совершаются с молитвой и любовью.
Замечательные слова по этому поводу сказал протопресвитер Александр Шмеман: "Да и что особенного можно сказать о рождении ребёнка, рождении, подобном всякому рожденью. И если Церковь стала в особом празднике вспоминать и праздновать это событие, то не потому, что оно было чем-то исключительным, чудесным, из ряда вон выходящим, нет, а как раз потому, что сама обыденность его раскрывает новый и лучезарный смысл во всём том, что мы называем "обыденным", придаёт новую глубину тем подробностям человеческой жизни, о которых мы так часто говорим, что они "ничем не замечательны".
Но посмотрим на икону этого праздника, вглядимся в неё духовным нашим взором. Вот на постели — только что родившая дочь женщина. Церковное предание утверждает, что звали её Анна. Рядом с нею — отец, имя которого, по тому же преданию, — Иоаким. Рядом с постелью женщины совершают первое омовение новорождённой. Самое обыденное, ничем не замечательное событие. Но так ли это? Не хочет ли Церковь иконой этой нам сказать прежде всего, что рожденье в мир, в жизнь нового человеческого существа — это чудо всех чудес, чудо, именно разрывающее обыденность, ибо тут начало, у которого уже нет и не будет конца. Начало единственной, неповторимой человеческой жизни, возникновение новой личности, в появлении которой как бы заново творится мир, и вот — дарится, даётся этому новому человеку как его жизнь, как его путь, как его творчество.
Итак, первое, что мы празднуем в этом празднике, это пришествие в мир самого Человека, пришествие, о котором в Евангелии сказано, что, когда совершается оно, мы не помним уже скорби из-за радости, что родился человек в мир (Ин.16:21). Второе: мы знаем теперь, чьё рожденье, чьё пришествие мы празднуем. Мы знаем единственность, красоту, благодатность именно этого ребёнка, его судьбы, его значения для нас и для всего мира. И третье — мы празднуем и всё то, и всех тех, которые как бы подготовили Марию, наполнили Её этой благодатью и красотой. …Сколько веры, сколько добра, сколько поколений людей, живших высшим и небесным, нужно было, чтобы на древе человечества вырос этот изумительный и благоуханный цветок — пречистая Дева и всесвятая Мать! И потому это также и праздник самого человечества, веры в него, радости о нём".
Удивительным умением обладали средневековые иконописцы — в самой обыденности показать высокое, выявить глубинные смыслы события, вызвать ассоциации с другими священными событиями, тем самым углубив смысл данной конкретной иконы.
На иконах Рождества Богородицы также много различных тканей. Помимо часто присутствующего в верхней части иконы велума и завесы в дверном проёме символического храма или дома, это и складчатые античные хитоны и туники на служанках и гостьях Анны, и сама она укрыта с головой в просторный палестинский плат-мафорий. Но особенно обращает на себя внимание украшенное узором покрывало, на котором возлежит роженица. Обычно эти покрывала, как и завесы, — красного цвета или белого, или же совмещают в себе оба этих сакральных цвета; иногда появляются и золотые — цвета нетварных энергий Св. Духа — украшения.
Какой замечательный Иоаким на мозаике Хоры! Такого выразительного отца нет, пожалуй, больше нигде. С какой надеждой Иоаким подглядывает из-за двери, не верит своему счастью… Но не смеет войти — пока что здесь делами занимаются женщины и — ангелы.
Удивительно нежные, человечные и трогательные сцены семейного счастья на стенах православных храмов.
На мозаике XII века в Дафни изображения старцев — служителей Иерусалимского храма, благословивших годовалую Марию, — не сохранились, но сама святая семья удивительно хороша. Так же, как и нежное детское личико годовалой Младеницы Марии в традиционном одеянии взрослой палестинской женщины — мафории.
Может быть, именно тогда Иоаким договорился с храмовыми священниками о том, чтобы отдать Дочь на воспитание в Храм. Кроме того, что это было принято в уважаемых семействах, годы Иоакима и Анны уже клонились к закату — скоро они покинут этот мир и будут дожидаться своего воскресшего великого Внука в шеоле вместе с другими праведниками, жившими на земле по закону и по правде…
Одна из ранних отдельных икон праведной Анны (VIII в.) была на стене христианского храма в Судане. Фреска снята со стены и ныне экспонируется в Национальном музее Варшавы. Обратим внимание на характерный жест: прикрытые пальцем уста — символ великой тайны, о которой следует молчать (до времени, разумеется).
Интересно, что св. Анна появляется на некоторых ранних иконах Рождества Христова… На ещё одной русской иконе XVI века — "Встреча Иоакима и Анны у Золотых ворот", — хранящейся в Новгородском музее, изображены фигуры праведных супругов, а на заднем плане во всю ширину иконы помещено брачное ложе. Такая иконография принята для праздника Зачатия Анною Пресвятой Богородицы, который отмечается 22 декабря, — заметим — незадолго до Рождества Христова. Случайно ли? Получается, что начало нашего спасения — земное зачатие Небесной Девы — происходит, как и Рождество Спасителя, в самое тёмное время годового круга, незадолго до зимнего солнцеворота. И тогда во тьме кромешной приходит надежда на появление света, вместе с солнцем тварным — Солнца Правды, и с Ним — спасения человечества. Вспомним, что время до пришествия в наш земной мир Спасителя воспринималось христианами как ночь, а время после Его Рождества, время Церкви Нового Завета — как день, а Вифлеемская звезда часто именуется как "Звезда Утренняя", знаменующая Рождество Христово. Вспомним в связи с этим, что чин таинства венчания начинается с возгласа священника "Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа", — и с этих же святых слов начинается божественная литургия…
Рождённая долгожданной и желанной праведниками Иоакимом и Анной, Пресвятая Богородица стала нашей небесной Предстательницей, Молитвенницей и Заступницей. Именно Её День Рождения в земной мир мы и празднуем 21 сентября. И воистину можем, как в праздник Благовещения, петь вместе с Церковью:
"Днесь спасения нашего главизна…"
"Велича́ем Тя, Пресвята́я Де́во, и чтим святы́х Твои́х роди́телей, и всесла́вное сла́вим Рождество́ Твое́".
Пресвятая Богородице, спаси нас!
Марина Голубина