Июньское наступление: последняя ставка на войну
Весна 1917-го кончается обещанием. После апрельского кризиса кабинет расширяют за счёт социалистов; Александр Керенский становится военным и морским министром, ездит по фронтам, выступает в клубах и на плацах: «революционной армии — революционную славу». В штабах спорят, но решают: наступать. Мотивы понятны и противоречивы сразу — поддержать союзников, вернуть дисциплину «общим делом», показать, что новая власть способна на победу.
Командующим назначают героя прошлой кампании Алексея Брусилова. Приказам теперь сопутствуют комитеты и митинги: каждая армия согласует «цели операции» с избранными делегатами. В тетрадях штабистов рядом с картами лежат резолюции рот: «идти — если земля будет, если мир близок, если офицеры выбраны». В этих «если» уже слышен скрип будущего.
Как готовили и где ударили
План вырастает из географии довоенных успехов: удар главными силами Юго-Западного фронта в Галиции, в районах Бучача—Тернополя—Збруча; вспомогательные атаки — на Северном и Западном фронтах. Подвезли снаряды, свели штурмовые группы, объявили «декрет о наказах» — и назначили дату.
18 июня (1 июля н. ст.) 1917 артиллерия берёт слово. Гул тянется по позициям от Карпат до Полесья. В Петрограде в этот же день на Марсовом поле — демонстрации: одни поддерживают «войну до победы», другие несут лозунг «Вся власть Советам». Страна встаёт на два ритма сразу — фронтовой и уличный.
Микроистория (реальная): бой под Зборовом
19 июня (2 июля н. ст.) у местечка Зборов на Юго-Западном фронте в атаку идёт Чехословацкая стрелковая бригада — добровольцы из пленных и перебежчиков, мечтающие о своей державе. Они прорывают первую линию, берут пленных и трофеи, держатся при контратаках. Это один из самых заметных тактических успехов операции: дисциплина в бригаде выше, мотивация яснее. В газетах появится слово «Зборов» — короткая вспышка победы на тёмном фоне.
От успеха к распаду
Но соседние участки уже сипят. На многих направлениях роты не поднимаются из окопов: комитеты спорят всю ночь, утром люди остаются лежать. Где-то идут вперёд, но, увидев пустоту слева и справа, останавливаются; где-то поднимаются — и тут же братание с противником. Офицеры пытаются вести, но их слова тонут в обсуждениях на позициях. В частях срабатывает новая грамматика войны: перед атакой — митинг, после — выборы виноватых.
К началу июля (н. ст.) инициатива уходит. Противник, опомнившись, контратакует — и пробивает тонкие места. Российские части откатываются в беспорядке, оставляя Тернополь и склады; обозы тянутся к востоку по разбитым дорогам, газыри рвут ремни у кушаков, чтобы не отстать. По утрам у армейских комитетов — очереди просителей: «освободить от атаки», «направить домой на посев», «перевести в обоз». Брусилов шлёт в Петроград тревожные сводки; в газетах — сухие слова «переходим на ранее подготовленные позиции».
Политические итоги наступления
Военный смысл операции почти исчезает — она не принесла стратегического выигрыша и оголила слабость управления войсками. Политический смысл — огромен и разрушителен:
- Доверие к правительству падает. Те, кто поддерживал «коалицию ради победы», видят, что фронт не слушается. На заседаниях Совета звучит: «не силой наступления, а силой мира удержим армию».
- Большевики получают аргумент улицы: «обещали мир — получили отступление». Лозунг «Вся власть Советам» впервые начинает звучать как практическая альтернатива, а не газетный крик.
- Кадровые перестановки превращаются в лихорадку. Через несколько дней после провала Керенский возглавит уже весь кабинет (князь Львов уйдёт), а наверху начнут искать «твёрдую руку» в лице генералов — это дорога к делу Корнилова.
- Дисциплина после неудачи становится ещё слабее: во фронтовых деревнях и в тылу ширятся самовольные «земельные комиссии», в городах растёт влияние фабзавкомов.
Фронт, который должен был «сцементировать» страну, стал лакмусом распада. За короткую кампанию Россия увидела — приказ, не поддержанный ни хлебом, ни смыслом, превращается в бумагу. А бумага в июльском ветре рвётся быстро.
В Петрограде же в эти же дни загустевает воздух: на заводах — митинги, в казармах — слухи, в редакциях — споры до рассвета. Керосин пахнет сильнее, чем уверенность. Июль уже собирается в кулак.
В следующующей части: Июльские дни — вооружённые демонстрации, срыв коалиции и охота на большевиков. Это был «почти Октябрь» или шаг к нему? Разберёмся в выпуске №7.