Не каждый понимает, что за ошибки молодости, порой приходится расплачиваться одиночеством в старости.
Я заболел и попал в больницу.
Не то чтобы серьёзно заболел, но лечащий врач настоял на госпитализации. Мне повезло, меня положили в двухместную палату. Вторым пациентом оказался девяностолетний старик. Когда я вошёл в палату, он лежал лицом к стене и даже не пошевелился.
- Спит, наверное.
Подумал я и, не нарушая тишину, тихонько улёгся на уже застеленную кровать. Сам не заметил, как задремал. Проснулся от шума вошедшей «кормилицы» и яркой вспышки лампочки без абажура под потолком.
- Ужин, сони, поднимайтесь!
Я спросил, чем будут кормить, и был приятно удивлён, на ужин давали картофельное пюре с небольшим кусочком запечённой рыбы, кажется, хек. Я не рыбак и в рыбе ничего не понимаю. Но рыбные блюда люблю, даже если это будет мойва. Я приступил к трапезе, но старик так и не повернулся. Я хотел было окликнуть его, но санитарочка остановила меня жестом и тихо, почти одними губами промолвила:
- Не трогайте его, пусть спит!
Я благополучно поужинал, немного почитал прессу, оставленную тем, кто лежал здесь до меня, и впал в забытье. Спал я тревожно, постоянно просыпаясь. Хоть и привык к чужим кроватям, но больница — это нечто другое, чем гостиница. Здесь тишина другая, тревожная что ли. Утром меня рано разбудили и позвали на сдачу анализов. Вернулся я весь опустошённый, обколотый, но довольный. Теперь-то я смогу доспать то, что не успел ночью. Но не тут-то было. Привезли завтрак, и снова старик даже не повернулся.
Через время к нам в палату зашёл врач. И вот только тут я и увидел лицо второго жителя палаты. Старик выглядел очень уставшим от жизни, и на лице его зияла печать одиночества и безысходности. Врач осмотрел старика и поругал его:
- Вы опять ничего не ели, нельзя так, вы нам прибавляете работы.
- Доктор, я устал жить!
- Ну, это не нам с вами решать. Сколько положено сверху, столько и будем жить. Каждому своё.
Доктор развернулся и ушёл, всё-таки осмотрев больного и сделав кое-какие записи у себя. Следом в палату пришла прекрасная, как небесный ангел, медсёстричка, принесла капельницу для старика и кучу таблеток мне. Одарив нас прекрасной улыбкой, скрылась бесшумно за дверью. Я воспользовался тем, что с капельницей в руке старик не мог принять свою обычную позу, лицом к стене, и попробовал разговорить его.
- Я вот смотрю на вас и восхищаюсь, дожить до такого возраста и быть в здравом уме, не каждому дано такое. Хотел бы и я прожить до глубокой старости.
Старик слегка напрягся, было видно, что ему совсем не хочется вступать в беседу со мной. Но из чувства такта он пересилил себя и ответил:
- Может, кому-то и в радость, а мне совсем не хочется жить!
- Как так, ведь жизнь прекрасна во всех её проявлениях.
- В одиночестве нет ничего прекрасного, а я одинок, как волк, воющий на луну среди ночи!
- А где же ваша семья, жена, дети!
- Нет никого у меня, один я, никому не нужный.
Но ведь так не бывает, подумал я, но вслух произносить эти слова не стал.
- Что же за несчастье случилось, что вы остались один?
- Главное несчастье — это я сам и мой ужасный характер.
Старик проговорил это тихим голосом, как будто разговаривал сам с собой, и закрыл глаза.
Он сделал всё, чтобы я отстал от него, но меня уже было не остановить. Я хотел узнать, почему он остался на склоне лет один. Я почувствовал всем своим нутром, что рассказ его будет очень интересным и поучительным. А я до таких историй очень охоч.
Но мне не удалось вывести его на откровенный разговор, старик замкнулся в себе, и никакие ухищрения его не заставили говорить. Вечером пришла проведать меня моя старшая дочь. Мы с ней мило побеседовали, она принесла две сумки вкусно пахнущей домашней еды. Запах заполонил собой всё пространство палаты.
Старик повернулся и посмотрел на Нину. Одинокая слеза скатилась по его морщинистой щеке. Нина взяла один судок и подошла к старику.
- Возьмите, я сама готовила, здесь гречка и говяжьи котлетки, нежные, как прикосновение младенца.
И в этот момент что-то произошло со стариком, он улыбнулся и взял судочек из рук моей дочери.
Когда дверь закрылась за Ниной, старик вдруг заговорил, без предисловий и лишних вступлений он стал рассказывать историю краха его жизни. Я слушал его и боялся пошевелиться, чтобы ненароком не прервать нить его повествования...