Жизнь и творчество Льва Николаевича Толстого малоизученными назвать трудно. Еще будет написана не одна тысяча страниц, снят не один десяток художественных и документальных фильмов. От внимания исследователей вполне естественно не ускользает необыкновенный парадокс биографии писателя — он, создавший эталонные литературные образцы семейного счастья, тайно бежит в конце жизни из яснополянского дома и встречает смерть не среди родных и близких, а в одиночестве глухой железнодорожной станции Астапово. Кинематографичное по сути своей противоречие породило множество теорий, предположений, гипотез. Мы же не будем выпытывать у писателя, а прислушаемся, что говорят нам о семье и счастье герои его произведений.
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», – кому разбираться в семейных отношениях лучше автора этой давно превратившейся в афоризм цитаты? С самого детства от него мы узнаем – чтобы жить счастливо, нужна семья, в которой любят и почитают старших («Старый дед и внучек»), говоря друг другу правду («Косточка»), живут в мире и согласии («Отец и сыновья»).
Но с расширением повествования усложняется и формула счастья. В автобиографической трилогии «Детство. Отрочество. Юность» к простым ее составляющим добавляются сложносочиненные: не просто отсутствие лжи, но ощущение общего единства. Семейное счастье уже тут оказывается не априорным, со временем уходящим. Так, Николенька Иртеньев, главный герой трилогии, с любовью и ностальгией вспоминает: «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений».
Семнадцатилетняя Маша из «Семейного счастья», как и Николенька, с нежностью воскрешает в мыслях счастливое прошлое, в котором ее родители были живы. Но с этого рассуждения о семейности только начинаются. Она выходит замуж за друга отца, Сергея Михайловича. Между ними любовь и большая разница в возрасте — 20 лет. Героиня, от лица которой ведет повествование сам еще молодой писатель, еще до замужества рассуждает о любви так: «Недаром он говорил, что в жизни есть только одно несомненное счастье – жить для другого. Мне тогда это странно казалось, я не понимала этого; но это убеждение, помимо мысли, уже приходило мне в сердце. Он открыл мне целую жизнь радостей в настоящем, не изменив ничего в моей жизни, ничего не прибавив, кроме себя, к каждому впечатлению. Все то же с детства безмолвно было вокруг меня, а стоило ему только прийти, чтобы все то же заговорило и наперерыв запросилось в душу, наполняя ее счастием». И пусть сам брак Маши с Сергеем Михайловичем отличается от той идеальной картины, которую девушка рисовала себе до замужества, он все же выдерживает выпавшие им испытания ревностью, изменой, светом. Под конец произведения Маша остается с уже иначе сложенной формулой счастья: «С этого дня кончился мой роман с мужем; старое чувство стало дорогим, невозвратимым воспоминанием, а новое чувство любви к детям и к отцу моих детей положило начало другой, но уже совершенно иначе счастливой жизни, которую я ещё не прожила в настоящую минуту…».
Истории не одного, а сразу нескольких семейств разворачиваются перед читателем в «Войне и мире». Многоголосье романа-эпопеи делает искомую формулу семейного счастья настолько же выверенной и точной, насколько и простой. Все хрестоматийно: в семьях Ростовых и Болконских есть место любви, им противопоставлено привыкшее к интригам и лжи семейство Курагиных. Когда князь Василий говорит о детях: «Мои дети – обуза моего существования. Это мой крест. Я так себе объясняю». Княжной Марьей в разговоре с братом Андреем об отце движут совсем иные чувства: «И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я».
Воплощение идеальной формулы семейного счастья — Наташа Ростова в эпилоге романа. Она посвящает прежнюю пылкость материнству, служению родным, бросает все свои «очарованья»: «Она чувствовала, что те очарования, которые инстинкт ее научал употреблять прежде, теперь только были бы смешны в глазах ее мужа, которому она с первой минуты отдалась вся — то есть всей душой, не оставив ни одного уголка не открытым для него. Она чувствовала, что связь ее с мужем держалась не теми поэтическими чувствами, которые привлекали его к ней, а держалась чем-то другим, неопределенным, но твердым, как связь ее собственной души с ее телом». В романе, полном описаний сражений, сюжетным каркасом остается история обретения семьи, путь к ней. В «Анне Карениной» это движение совершается одновременно в обе стороны — рушится семья у Карениных, но рождается у Кости Лёвина и Кити Щербацкой. И если слова о семьях несчастливых из самого начала романа знает наизусть почти каждый, то мысль Кости чаще опускается. Хотя может быть именно в нее непрерывно вместе с героями ищущий писатель и спрятал, уложил то самое: «В браке главное дело любовь и что с любовью всегда будешь счастлив, потому что счастье бывает только в тебе самом».