«На площади Святого Марка каждый вечер играет австрийский оркестр из 60 человек. Поэтому сюда собирается, кажется, вся Венеция. Площадь тогда становится похожей на большую гостиную, освещается газовыми фонарями из окружающих аркад — там сидят дамы и кавалеры за кофе, сигарами и водой со льдом, а густая толпа мужчин, женщин, детей, солдат, турок и фантастических фигур в греческих одеяниях движется туда-сюда, и все это под ночным небом, полным бесчисленных мерцающих звезд. Я была там вчера вечером с Джоном до восьми вечера, без чепчика, но с высоко заколотыми волосами, мы бродили и безумно веселились…»
То, что Эффи Раскин писала своей матери в Шотландию 13 ноября 1849 года, вполне можно было бы написать сегодня. Ну, разве что газовые фонари сменились электрическими, оркестры стали меньше, а мужчин от турок отличить уже невозможно. Но та радостная картина, которую двадцатилетняя девушка описывала в ноябре более чем полтора века тому назад, была обманчивой. Всего за несколько месяцев до того, в последние дни европейской революции 1848—1849 годов тогда еще входившая в империю Габсбургов восставшая Венеция три недели подвергалась обстрелу австрийцев. Было выпущено 23 000 гранат, многие сооружения, в том числе мост Риальто, были сильно повреждены. Город вынужден был покориться. На Пьяцетте высадился старый вояка, восьмидесятитрехлетний габсбургский фельдмаршал Йозеф граф Радецкий со своей армией. 3 000 солдат захватили площадь, а за ней и всю Венецию.
Глубоко встревожен судьбой города, которому угрожала холера и голод, был муж Эффи, английский искусствовед и философ Джон Раскин. Он усердно зарисовывал и фотографировал великолепные здания площади Святого Марка и многие другие архитектурные памятники Венеции. «Была ли площадь пуста или полна народа, — писала Эффи, — Джон либо, спрятавшись под черным покрывалом, делал дагерротипы, либо лазил между капителями, так покрытыми пылью и паутиной, что он возвращался, словно после скачки с ведьмой».
Раскин был убежден, что дивная красота города на лагуне будет рано или поздно уничтожена войнами или индустриализацией. «Как кусок сахара в чае, тает Венеция»,— жаловался он своему другу в Англии. С помощью карандаша и камеры он пытался спасти хотя бы на бумаге то, что еще можно было увидеть. Его трехтомный труд «Камни Венеции», который через несколько лет был издан в Англии – впечатляющее свидетельство скрупулезной и тщательной работы Раскина. Много восторженных страниц посвящено там «нереальному и фантастическому характеру» площади Святого Марка.
Единственная из всех площадей Венеции, эта площадь носит гордое название «пьяцца» — остальные довольствуются более скромным «кампо», «поле».
Однако и это роскошное место было некогда мирным лугом под фиговыми и гранатовыми деревьями. Посредине протекала узенькая речка Рио ди Батарио, и это дало возможность монахиням монастыря Сан Заккарио возделывать это небольшое поле и выращивать на нем овощи. Были ли в то время там голуби? Кто знает! Но спустя 1 200 лет венский фельетонист Альфред Полгар насчитал «три тысячи шестьсот сорок штук, не считая двух чудаков, прогуливавшихся по Пьяццетте».
Все уважающие себя христианские города всегда имели городского святого. У юной Венеции он тоже был — святой Теодор, но его город на лагуне позаимствовал у могущественной Византии. Обогатившись на торговле с Левантом, Венеция почувствовала себя уверенно и, демонстрируя независимость как от Константинополя, так и от империи Карла Великого, решила обзавестись собственным святым. Более всего подходил евангелист Марк, о котором было известно, что он проповедовал поблизости, в Аквилее. Но подлинная реликвия святого Марка была, казалось, для Венеции недостижима: забальзамированное тело евангелиста бережно хранилось в мавзолее коптского монастыря Святого Марка в Александрии.
В 828 году Джустиниано Партечипацио отправил в Египет двух купцов. Украли ли они мумию или сумели договориться с монахами монастыря — вопрос спорный. По первой версии, двое венецианцев тайно похитили завернутого в льняные пелены покойника, уложили в корзину и, спрятав между двумя половинами свиной туши, беспрепятственно вывезли из исламского Египта в Венецию.
Эта кража, которая на благородной латыни называется Translatio Sancti Marci, «перенесением Святого Марка», стала в известном смысле предпосылкой возникновения площади Святого Марка. Чтобы защитить драгоценную добычу, была построена маленькая церквушка. Этот первый дом Божий был деревянным; в 976 г. он сгорел. Только через десять лет здесь воздвигли, по образцу Апостольской церкви Константинополя, массивное кирпичное строение, в плане имеющее очертания греческого креста. В 1094 году она была освящена. Эта церковь в основном отвечает современной базилике святого Марка.
Но по окончании строительства храма с ужасом обнаружили, что труп евангелиста пропал. Сгорела ли драгоценная реликвия в пожаре? Немыслимо, ужасно! Дож, священник и народ молились три дня о небесном знамении. На третий день земля внезапно задрожала, колонна у алтаря треснула и из обломков, к общему восторгу, показалась рука святого. Дата этого удивительного события, 25 июня, отныне будет праздноваться как постоянный праздник Inventio Sancti Marci. То, что по-латыни inventio — не столько «обнаружение», сколько «изобретение» — чистая случайность.
Чтобы пустое пространство перед церковью преобразить в настоящую площадь, дож Себастьяно циани в ХII веке велел засыпать речку Батарио. Поверхность укрепили, замостив кирпичом, и только в 1723 году его заменили серым трахитом. По длинным сторонам площади вскоре были построены здания, выражаясь нынешним языком, административные – Прокурации, чьи аркады стали ажурной рамой пьяццы. Церковь Сан-Джеминьяно, воздвигнутая на короткой стороне площади, напротив собора Святого Марка, завершила ансамбль площади. В 1499 году была завершена часовая башня, на крыше которой два бронзовых исполина тяжелыми молотами отбивают время. Через несколько лет почти стометровая кирпичная кампанила Сан-Марко получила свой окончательный вид. В 1902 году она обрушилась. Погибла кошка. Копия башни, украшающая площадь сегодня, считается удачной.
Торговля и войны, не в последнюю очередь Крестовые походы, бывшие по существу грабительскими, сделали Венецию богатой и могущественной. После захвата византийской столицы Константинополя в апреле 1204 года «к вящей славе Господа и святой римской церкви» венецианские рыцари завалили площадь Сан-Марко бесценными сокровищами, которые свозились туда целыми кораблями. Собор Святого Марка украсился уникальными мозаиками, а лодия базилики — четырьмя бронзовыми конями, увезенными с берегов Босфора. Намек был ясен: Венеция теперь властвует на восточном Средиземноморье.
Прошло полтора века, и площадь Святого Марка оказалась усеянной трупами. Одна венецианская галера, вернувшаяся из торгового плавания в Черное море, завезла в город чуму. Болезнь распространилась с невероятной скоростью. «Весь город стал одним сплошным кладбищем», — писал хронист Лоренцо де Моначис. Венеция, один из самых больших городов Европы, из своих 120 000 жителей за полтора года потеряла 70 000.
Болезнь еще не раз возвращалась. В 1576 году ее жертвой стал один из величайших живописцев города — Тициан. Особенно она свирепствовала в 1630 году. А когда она наконец отступила, сенат решил, что 15 суббот подряд на площади Святого Марка будет проходить большая благодарственная процессия. Для богослужения в соборе праздничную мессу сочинил капельмейстер Клаудио Монтеверди.
Даже в ХVIII веке чума еще не была побеждена. Прежде чем въехать в Венецию во время своего большого тура в феврале 1740 года Иоганн Каспар Гете, отец поэта, должен был пройти карантин. Только после четырех недель вынужденного пребывания в одиночной камере на хлебе и воде он смог ступить на венецианскую землю. К его радости, карнавал был в полном разгаре, и площадь Святого Марка, какой ее изображали в то время Антонио Каналетто и Франческо Гуарди, была заполнена праздничной толпой. Гете-старший запасся белой маской, приобрел черный капюшон, так называемую бауту, завернулся в длинный черный плащ-табарро и вооружился трезубцем. «В этом одеянии сумасбродного венецианца, — писал он в «Путешествии по Италии», — вернулся я на площадь Св. Марка и выступал там так гордо, словно вырос в этой маске».
О рискованных эротических прогулках по родному городу Казановы благовоспитанный Иоганн Каспар не пишет ничего, зато сорок шесть лет спустя об этом мог бы порассказать его сын — Иоганн Вольфганг. Зато Гете-папа пережил одно из кровавых народных развлечений, так называемый Праздник Быка. Над площадью натянули три крепких каната, на середине которых висело наполненное петардами ядро. К радости зрителей на площадь выпустили дюжину быков и громадных собак, и среди животных тут же началась жуткая бойня. «Вопли 50 000 масок вызвали у меня такой ужас, что волосы на голове встали дыбом», — записывает путешественник в своем дневнике. После того как убитых и раненых животных сволокли с площади, к канатам привязали трех следующих быков и подожгли ядро с фейерверками. Пока оно сверкало и стреляло, на быков выпустили собак. Этот безжалостный «праздник» кончился тем, что трем полумертвым быкам отрубили головы. Мастерство мужчины, одним ударом обезглавившего могучее животное, особенно впечатлило Иоганна Каспара.
Уже к началу ХVIII века на площади Святого Марка одно за другим открыли двадцать маленьких кафе, в том числе одно с гордым названием Alla Venezia Triomfante — «У Венеции Торжествующей». В декабре 1780 года под аркадами Новых Прокураций открыл свое заведение ресторатор Флориано Франческони. У «Флориана» встречались аристократы, художники и интеллектуалы. Здесь Гаспаро Гоцци, брат поэта и драматурга Карло Гоцци, в 1760 году набросал проект первой итальянской газеты. Здесь же он ее и распространял: в своей «Gazzetta Veneta» он объявлял, что ее можно купить «в кафе Флориан на площади Св. Марка» за 5 сольди. Сюда заходили Казанова, Гольдони и Гете, позже Стендаль, Шопенгауэр и Бальзак, Пруст, Генри Джеймс и многие другие литературные знаменитости. Бывал здесь и английский живописец Уильям Тернер. Его блистательные виды площади Святого Марка — одно из лучших свидетельств признательности европейского искусства этому дивному городу.
Кафе «Флориан» существует и сегодня. Несмотря на конкуренцию «Куадри» и «Лавена» с другой стороны площади, оно, бесспорно, остается первым и главным. Оно пережило вместе с городом все превратности судьбы – падение Венецианской республики и отречение дожа в мае 1797 года, когда впервые в истории Венеции чужие солдаты маршировали по площади Святого Марка. Армия генерала Наполеона Бонапарта во время войны с Габсбургами разграбила город. Чтобы оставить преследующим его австрийцам как можно меньше ценного, Наполеон забрал с собой в Париж и четырех бронзовых коней с собора Святого Марка. Позже (1805—1815) французы снова вернулись. Наполеон велел снести Сан-Джеминьяно и здесь, на узкой стороне площади, воздвиг свою резиденцию, строение сомнительного вкуса, которое с тех пор соединяет обе Прокурации.
После Венского конгресса Венеция стала провинциальным городом империи Габсбургов. Восстание 1848 года, которое зародилось скорей всего в кафе «Флориан», было подавлено. Трехдневный обстрел в августе 1849-го вынудил город, объявивший себя республикой, прекратить сопротивление. Венеция осталась подданной Габсбургов – до 1866 года, когда она стала частью новой Италии.
Но не только Джон Раскин, но и другие романтически настроенные авторы до него брались приукрашивать прошлое «Серениссимы», изображать Венецию как воплощение болезненно-пышного и фантастического. От Эдгара По до Томаса Манна, от Эдит Уортон до сегодняшней Донны Леон с ее детективами — все любили разыгрывать свои драмы и трагедии в этих роскошных и мрачных декорациях. Одним из них был Гофман. В своей новелле «Дог и догаресса» он рассказывает историю старого дожа Марино Фальери и его юной жены. Исторические факты переплетаются с любовной историей, сценой для которой служит, конечно, площадь Сан-Марко. «Аннунциата должна была надеть парадное платье, и окруженный советниками, в сопровождении благородных юношей и телохранителей шествовал Фальери через заполненную народом площадь. Люди толпились и давили друг друга чуть не до полусмерти, чтобы увидеть прекрасную догарессу, и кому это удавалось, тот верил, что увидел рай и что прекраснейший ангел, сияющий и величавый, сошел к нему…»
К несчастью, юная догаресса влюбилась в другого. Но не только по этой причине брак закончился трагически: Марино Фальери, как свидетельствует история, обезглавлен 17 апреля 1355 года за попытку путча. Его голову выставили на один день и одну ночь на площади Сан-Марко. Байрон воспользовался этим сюжетом для своей трагедии в стихах, в которой Фальери перед смертью произносит страстный монолог о свободе Венеции, которую извратили аристократы. Семь лет спустя французский художник Эжен Делакруа написал картину «Казнь Фальери», а Гаэтано Доницетти написал оперу на тот же сюжет, которая была исполнена в Париже в 1835 году.
К страстным романтическим обожателям Венеции принадлежал и Фридрих Ницше, который часто здесь бывал между 1880-х. «Своим прекраснейшим рабочим кабинетом» называл он площадь Святого Марка. «Лучше всего весной, до полудня, между 10 и 12 часами». И надо же здесь философ охотней всего слушал… военную музыку австрийских оркестров – так же как его «любимый враг» Рихард Вагнер, который считал, что площадь представляет собой «отменное акустическое пространство для такого рода музыкальной продукции».
Летом 1858 года Вагнер впервые приехал в город на лагуне и поселился в роскошном Палаццо Джустиниан на канале Гранде. Оттуда он ежедневно после полудня брал гондолу до площади Святого Марка, ел мороженое у Флориана или в кондитерской Лавена, потом прогуливался и возвращался к ужину в один из ресторанов на площади. Капельмейстеры оркестров двух расквартированных в Венеции австрийских полков исполняли в его честь увертюру к «Риенци» или «Тангейзеру». «Я не знал, что за окном ресторана производило на меня большее впечатление, что было более чарующим: эта несравненная площадь, роскошно освещенная, полная движущегося народа, или эта словно из сияющего воздуха рожденная музыка».
Рихард Вагнер умер 13 февраля 1883 года в Венеции. А полвека спустя, 16 июня 1934-го, здесь прозвучала другая военная музыка, не предвещавшая ничего доброго. «В 9 часов, — оповещала Германию газета «Фелькишер беобахтер», — на площади появляется Адольф Гитлер. Его приветствуют громкие овации. Военные части еще во время ожидания репетируют приветственные возгласы. Но почему-то делают ударение на последнем слоге – Гитлер. Через несколько минут появляется Муссолини. Ураган воодушевления бушует над площадью…»
Но и эти мрачные дни, когда сотни евреев — жителей Венеции — были вывезены и убиты, выдержала старая площадь. В феврале 1945 года в Венецию вошли новозеландские части союзников. А 29 апреля, когда Муссолини уже висел вниз головой в Милане на бензоколонке, а Гитлеру оставалось жить еще несколько дней, «гостиная Европы» снова была открыта для всех.
И так продолжается до сих пор. Площадь сопротивляется и нашему времени. К 9 часам утра она опять готова к игре, к борьбе и торговле. Под звон колоколов кампанилы поднимаются металлические роллеты витрин, ювелирные магазины, лавки стекла из Мурано, кафе и обменные конторы ждут ранних посетителей. Продавцы открыток и карманные воры занимают свои места, первые колонны туристов устремляются на площадь, и начинается маленькое всемирное представление, которое каждый день дает самая знаменитая площадь Европы.
Военной музыки, слава богу, не слышно. Осталось только воркование голубей и шум их крыльев. Голуби Святого Марка ищут свой корм и, не боясь людей, бесстрашно бродят между колонн…
Галина Мазанова
