Вокзал в семь утра — это отдельный мир. Здесь пахнет кофе из автоматов, свежими булочками и чем-то неуловимо дорожным. Люди торопятся с чемоданами, целуются на прощание, машут из окон поездов.
Алёна стоит посреди этого хаоса и... не прячется.
Шесть месяцев назад она бы не смогла войти сюда без панической атаки. Толпа, шум, объявления по громкоговорителю — всё то, что превращало её в дрожащий комок нервов.
А сейчас она стоит у табло и читает названия городов.
Москва. Санкт-Петербург. Казань. Екатеринбург.
— Какой выбираем? — Илья появляется рядом с двумя стаканами кофе.
— Не знаю. А ты что выберешь?
— Тоже не знаю. Это же не главное.
Она понимает, что он прав. Главное не то, куда они едут. Главное — что едут.
Вместе.
Полгода назад она боялась выйти в магазин. А теперь покупает билеты в незнакомый город просто потому, что хочется посмотреть на мир. На настоящий мир, а не тот, что помещается в четырёх стенах её квартиры.
— Может, Суздаль? — предлагает она. — Там тихо.
— Слишком тихо. Давай что-нибудь... живое.
— Нижний Новгород?
— А почему бы и нет?
Они покупают билеты. Первый раз в её жизни она покупает билет на поезд, не зная точно, зачем едет. Просто... ехать.
Безумие? Наверное.
Но хорошее безумие.
— У нас ещё полчаса, — говорит Илья, глядя на часы. — Хочешь посидеть?
Она кивает. Они находят скамейку подальше от основного потока людей. Алёна достаёт из сумки скетчбук — новый, купленный на прошлой неделе. Первый за десять лет.
— Что рисуешь? — спрашивает он, заглядывая через плечо.
— Людей.
На листе — быстрые зарисовки пассажиров. Женщина с младенцем, мужчина с огромным рюкзаком, парочка, которая не может оторваться друг от друга.
— А раньше что рисовала?
— Клетки, — честно отвечает она. — Стеклянные шары. Закрытые двери.
— А теперь?
Она показывает ему последний рисунок. Девушка стоит на перроне, лицо повёрнуто к поезду. Волосы развеваются от ветра.
— А теперь — открытые пространства.
Илья улыбается:
— Прогресс.
— Илья... — она откладывает карандаш. — А если ничего не выйдет? В поезде, в чужом городе?
— А если получится?
— Нет, серьёзно. Что, если одолеет паника? Что, если я не справлюсь?
Он поворачивается к ней:
— Алён, помнишь, что я тебе говорил про деда?
— Про то, что он полгода молчал после войны?
— Не только. Он мне рассказывал про первый раз, когда решил поехать в отпуск. Это было через десять лет после фронта. Десять лет он боялся покидать родной город.
— И что случилось?
— Панические атаки начались ещё в поезде. Он хотел выйти на первой же станции и вернуться домой.
— Но не вышел?
— Вышел. На второй станции.
Алёна удивлённо смотрит на него:
— И?
— И провёл там три дня. В маленьком городке, название которого даже не запомнил. Жил в привокзальной гостинице, ел в единственном кафе. А потом понял — ничего страшного не произошло. Мир не рухнул. Он просто... был в другом месте.
— И поехал дальше?
— Не в тот раз. Но через год — да. А через пять лет объездил полстраны.
Алёна молчит, переваривая услышанное.
— То есть ты хочешь сказать...
— Что можно выйти на любой станции. Что поездка — это не экзамен, который нужно сдать на отлично. Это просто... поездка.
Объявляют посадку на их поезд. Люди начинают подниматься, собирать вещи.
— Готова? — спрашивает Илья.
Алёна смотрит на толпу, которая движется к платформе. Раньше вид стольких людей вызывал у неё тревогу. А сейчас...
Сейчас она думает о том, что каждый из них куда-то едет. У каждого своя история, свои страхи, свои надежды.
Я не одна в этом. Мы все чего-то боимся. И все куда-то идём.
— Знаешь что? — говорит она, вставая. — Да. Готова.
Они идут к платформе. Алёна не ищет его руку, не цепляется за рукав. Просто идёт рядом.
Первый раз за десять лет иду куда-то, не боясь.
На платформе ветер. Он треплет волосы, приносит запах железной дороги и далёких городов. Алёна закрывает глаза, вдыхает полной грудью.
— Хорошо? — спрашивает Илья.
Она открывает глаза:
— Странно. Но хорошо.
Поезд подходит медленно, тяжело. Громко. Раньше этот звук пугал её — слишком много железа, слишком много мощи.
А сейчас он звучит как... обещание.
Обещание дороги.
Они заходят в вагон. Алёна находит своё место у окна, устраивается с сумкой и скетчбуком.
— Не жалеешь? — спрашивает Илья, садясь напротив.
— О чём?
— О том, что согласилась. На всё это. На меня. На поездку в неизвестность.
Она смотрит в окно. Поезд ещё не тронулся, но перрон уже кажется другим миром. Местом, которое она оставляет позади.
— Знаешь, чего я жалею по-настоящему?
— Чего?
— Что потратила десять лет на страх. Десять лет жизни на то, чтобы прятаться от мира, который... в общем-то, не такой уж и страшный.
Поезд дёргается, начинает медленно набирать скорость. За окном поплыли пригородные домики, потом поля, перелески.
— А не жалею... — продолжает она, — что согласилась довериться. Тебе. Себе. Жизни.
— Даже если будет трудно?
— Особенно если будет трудно.
Илья достаёт из кармана что-то маленькое, завёрнутое в салфетку.
— Это тебе.
Алёна разворачивает. Внутри — ещё одно кольцо из медной проволоки. Такое же простое, как то, что у неё на пальце. Но другое.
— А это что?
— Запасное. На случай, если первое сломается.
— Оно не сломается.
— А если всё-таки?
Она смотрит на второе кольцо. Поворачивает в руках.
— Тогда починим. Или сделаем новое.
— Именно.
Алёна надевает кольцо на другую руку. Теперь у неё два — на левой и правой. Как весы. Как равновесие между прошлым и будущим.
За окном мелькают незнакомые пейзажи. Деревни, речки, леса. Мир огромен, и она едет прямо в него.
Безмолвная.
Так её называли в школе. За то, что не отвечала на провокации, не плакала на глазах у всех, не просила помощи.
Безмолвная.
Но теперь она понимает — молчание бывает разным.
Бывает молчание страха, когда слова застревают в горле от ужаса.
А бывает молчание силы, когда не говоришь, потому что знаешь: твои поступки скажут больше слов.
И бывает молчание покоя, когда просто... хорошо. И ничего больше не нужно.
— Илья, — говорит она тихо.
— Да?
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не пытался меня изменить. Не пытался сделать громче, ярче, "нормальнее". Просто... принял.
— А тебе спасибо за то, что позволила.
— Что позволила?
— Быть рядом.
Поезд набирает скорость. Алёна открывает скетчбук, начинает рисовать то, что видит за окном. Поля, облака, линию горизонта.
Открытые пространства.
— Куда мы едем? — спрашивает она, не отрываясь от рисунка.
— В Нижний Новгород.
— Нет, я не про город. Куда мы едем... в большом смысле?
Илья думает:
— Не знаю. Но мне кажется, это нормально — не знать.
— Да, — соглашается она. — Нормально.
За окном раскинулся мир — огромный, полный людей и историй, радостей и печалей. Мир, которого она боялась десять лет.
А теперь едет прямо в него.
И не боится.
Впервые за десять лет — не боится.
Алёна переворачивает страницу и начинает новый рисунок. На этот раз — не пейзаж. Не людей.
Себя.
Девушка в поезде. Лицо спокойное, руки не дрожат. Медные кольца поблёскивают на пальцах.
— Красивый рисунок, — говорит Илья, заглянув через плечо.
— Спасибо.
— Как назовёшь?
Алёна смотрит на свой рисунок. На девушку, которая больше не прячется в стеклянных шарах и не боится открытых пространств.
— "Дорога", — говорит она. — Назову "Дорога".
Поезд мчится вперёд, увозя их в неизвестность.
И впервые в жизни неизвестность не кажется Алёне страшной.
Кажется... интересной.
