Наш дом был нашей крепостью. Пятнадцать лет мы с Игорем строили этот мир по кирпичику: выплатили ипотеку за нашу уютную «двушку», сделали ремонт, в котором каждая деталь была выбрана с любовью, вырастили двоих детей. Теперь, когда сын с дочерью стали почти взрослыми и жили своей студенческой жизнью, мы наконец-то могли насладиться тишиной и покоем. По крайней мере, так думала я.
Родственники Игоря жили далеко, в маленьком городке за Уралом, и это расстояние всегда казалось мне благословением. Я не была злой или негостеприимной, но его семья... они были особенными. Они жили большой, шумной, немного хаотичной общиной в старом родительском доме: его мать, отец, незамужняя сестра Лена и тетя Валя, мамина сестра. И каждый их редкий визит в столицу превращал нашу крепость в проходной двор.
Все началось, как всегда, с телефонного звонка. В тот вечер я вернулась с работы, мечтая только о горячей ванне и тишине. Игорь встретил меня в коридоре с выражением, которое я научилась безошибочно читать за годы брака. Это было лицо человека, который собирается сообщить плохие новости и заранее просит прощения.
— Юль, тут такое дело… — начал он, нервно теребя пуговицу на рубашке. — Мама звонила.
— Что случилось? — спросила я, и сердце тревожно сжалось.
— У тети Вали проблемы. Серьезные. Ей нужно обследование в Москве, в специализированном центре. Местные врачи разводят руками.
— Господи, — выдохнула я, искренне сочувствуя. — Конечно, пусть приезжает. Мы ее встретим, поможем, чем сможем.
Игорь замялся.
— Понимаешь, Юль… она не может приехать одна. Она почти не ходит. Мама поедет с ней, чтобы ухаживать.
Я кивнула. Это было логично.
— Хорошо. Где они остановятся? В гостинице? Я могу помочь найти недорогой вариант рядом с больницей.
— Вот в этом-то и проблема, — он наконец посмотрел мне в глаза, и в его взгляде была мольба. — Денег у них на гостиницу нет совсем. Обследование очень дорогое. Они хотели… они хотели пожить у нас.
«Пожить у нас». Эта фраза прозвучала как сирена. Я вспомнила их последний визит пять лет назад, когда они приезжали на свадьбу к дальним родственникам. Тогда они тоже «просто пожили» у нас неделю. Эта неделя стоила мне седых волос.
— Игорь, — начала я осторожно. — У нас всего две комнаты. Дети приезжают на выходные. Куда мы их поселим?
— Ну, мы с тобой в гостиной на диване, а они в нашей спальне, — он уже все продумал. — Юль, ну войди в положение. Это же не навсегда. Пару недель, пока все обследования пройдут. Это же моя мать, моя тетя. Я не могу оставить их в беде.
Я смотрела на его умоляющее лицо и понимала, что не смогу отказать. Он был хорошим сыном и племянником. И я не хотела быть той, кто заставит его выбирать между мной и его семьей.
— Хорошо, — выдохнула я. — Пусть приезжают.
Они приехали через три дня. Две пожилые, уставшие женщины, с огромными клетчатыми сумками, в которых, казалось, уместилась вся их прошлая жизнь. С порога наша квартира наполнилась суетой, запахом валокордина и ощущением чужого присутствия.
Первые дни я держалась. Я взяла на работе отпуск за свой счет, чтобы возить тетю Валю по врачам. Я готовила диетические супы, покупала лекарства, выслушивала бесконечные жалобы на здоровье и плохих докторов. Свекровь, Антонина Сергеевна, вместо помощи создавала только проблемы. Она взяла на себя роль главной страдалицы.
— Ох, Юлечка, я так переживаю за Валюшу, — вздыхала она, сидя на моей кухне и критически осматривая содержимое холодильника. — Совсем аппетита нет. Ты бы сварила ей бульончик, да не из курицы, а из домашнего петушка. И картошечку бы не магазинную, а с рынка.
Я молча шла на рынок.
Вечерами, когда я падала с ног от усталости, начинался второй акт. Они обе усаживались перед телевизором, включали его на полную громкость и начинали обсуждать сериалы, перекрикивая актеров. Игорь, возвращаясь с работы, тут же присоединялся к ним. Он садился рядом, и они втроем погружались в свой, отдельный мир. Мир, в котором меня не было. Я была для них функцией: приготовить, убрать, отвезти, привезти.
Через две недели стало ясно, что обследование затягивается. Назначили новые анализы, консультации. «Пара недель» превратились в месяц. Мой отпуск закончился, и я разрывалась между работой и домашним лазаретом. Дети, приезжая на выходные, чувствовали себя неуютно в собственном доме и старались поскорее уехать обратно в общежитие. Моя крепость была захвачена.
Последней каплей стал вечер пятницы, ровно через месяц после их приезда. Я вернулась домой, выжатая как лимон после тяжелой рабочей недели. В квартире стоял дым коромыслом. На кухне что-то подгорело, а в гостиной свекровь и тетя Валя громко спорили с телевизором. Игоря не было.
Я прошла на кухню. На плите стояла почерневшая кастрюля.
— Антонина Сергеевна, что случилось? — спросила я, открывая окно, чтобы проветрить.
— Ой, Юлечка, это я кашу Вале варила, да отвлеклась на сериал, — без тени смущения ответила она из комнаты. — Ты там помой, пожалуйста, а то у меня что-то спину прихватило.
Я смотрела на эту кастрюлю, на гору немытой посуды в раковине, на крошки на столе. Я смотрела на свою кухню, превращенную в чужую. И в этот момент позвонил Игорь.
— Привет, Юль! Ты не волнуйся, я сегодня задержусь. Мы тут с ребятами с работы решили немного посидеть, пива выпить. А то неделя такая напряженная была, надо расслабиться. Ты там как, справляешься?
Я молчала. Я слушала его беззаботный голос, веселый шум бара на заднем плане и чувствовала, как внутри меня что-то обрывается. Он отдыхает. Он расслабляется. А я… я должна отмывать его матери сгоревшую кашу после своей «напряженной недели».
— Справляюсь, — сказала я ровно. — Отдыхай, милый. Не торопись.
Я положила трубку. Я не стала отмывать кастрюлю. Я молча взяла свою сумку, бросила туда паспорт и кошелек. Нашла на полке книгу. И вышла из квартиры. Моей квартиры. В которой мне больше не было места.
Я не поехала к подруге, чтобы в слезах жаловаться на мужа. Я не поехала к маме, чтобы обременить ее своими проблемами. Я зашла в маленькую, почти пустую кофейню на соседней улице, заказала большой капучино с корицей и села за столик у окна. Я достала книгу, которую носила в сумке уже месяц, но так и не находила сил открыть. И впервые за много недель я почувствовала, как спадает напряжение.
Я сидела там два часа. Я читала, пила кофе, смотрела на прохожих, спешащих по своим делам в свете вечерних фонарей. Я выключила телефон, отрезав себя от мира, в котором я была функцией, а не человеком. В этой тишине, в этом анонимном тепле чужого заведения, я вдруг почувствовала себя собой. Не женой, не невесткой, не сиделкой. Просто Юлей. И эта Юля поняла, что больше так не может.
Когда я вернулась домой, было уже поздно. Я знала, что Игорь давно должен был прийти с «отдыха». Я тихо открыла дверь своим ключом. В квартире было темно, только из гостиной лился синеватый свет телевизора. Я прошла в спальню. На нашей кровати спали свекровь и тетя Валя. Игорь постелил себе на полу, на надувном матрасе, который мы покупали для походов. Он спал, свернувшись калачиком, и выглядел таким беззащитным, что у меня на секунду екнуло сердце. Но эта жалость тут же прошла, сменившись холодной решимостью.
Я не стала его будить. Я молча взяла из шкафа дорожную сумку, сложила в нее несколько своих вещей, ноутбук, косметичку. Потом прошла на кухню. Сгоревшая кастрюля так и стояла на плите немым укором. Я взяла мусорный пакет и с отвращением выкинула ее. Потом заварила себе чай и до утра просидела за кухонным столом, работая над своим проектом.
Утром меня разбудил шум. Игорь проснулся и, обнаружив меня на кухне, а не в постели, замер на пороге.
— Ты где была? — спросил он, и в его голосе смешались облегчение и раздражение. — Я звонил, телефон отключен. Мама с тетей сказали, ты просто ушла!
— Я ходила подышать, — спокойно ответила я, отхлебывая остывший чай.
— Подышать? Ты на часы смотрела? Я всю ночь не спал, волновался!
— А я не спала последние три ночи, потому что тетя Валя стонет во сне. Но ты этого почему-то не замечал, — я посмотрела ему прямо в глаза.
В этот момент из спальни вышла свекровь.
— О, Юлечка, ты вернулась! — сказала она с укоризной. — А мы уж думали, ты нас бросила. Игореша так переживал. Сделай нам, пожалуйста, завтрак, а то у меня что-то совсем сил нет.
Она села за стол, ожидая обслуживания. Игорь посмотрел на меня, потом на мать. Он был между двух огней, и ему это явно не нравилось.
— Юль, ну что ты в самом деле? Маме плохо, — начал он.
И тут я встала.
— «Сам обслуживай своих родственников», — твердо заявила я, глядя прямо на мужа. — Я не кухарка и не сиделка. Я твоя жена. И последние пятнадцать лет я была партнером. А последний месяц я чувствую себя прислугой в собственном доме.
Я взяла свою заранее собранную сумку, которая стояла в коридоре. Игорь и свекровь смотрели на меня, ошарашенные.
— «Я поживу пока у мамы», — добавила я, надевая куртку. Моя мама жила одна в соседнем районе, и ее квартира сейчас пустовала — она уехала на месяц в санаторий.
— Ты… ты что, уходишь? — пролепетал Игорь. — Из-за такой ерунды?
— Это не ерунда, Игорь. Это моя жизнь. Которую я больше не хочу тратить на то, чтобы отмывать чужие сгоревшие кастрюли и выслушивать упреки. Ты привез в наш дом свою семью. Это твое решение. Значит, это твоя ответственность.
Я повернулась к свекрови.
— Антонина Сергеевна, я искренне желаю вам и тете Вале здоровья. Но мой дом — это не больница и не гостиница.
Я открыла дверь. Игорь бросился за мной.
— Юля, постой! Ну что я буду делать один?
— То же, что и я делала весь этот месяц. Заботиться о них, — я посмотрела на него в последний раз. — Когда твои гости уедут, и ты вспомнишь, что у тебя есть жена, а не бесплатное приложение к квартире, можешь мне позвонить. Тогда и поговорим. О том, как мы будем жить дальше. Если будем.
Я вышла и закрыла за собой дверь. Я не оглядывалась. Спускаясь по лестнице, я чувствовала, как с моих плеч падает огромный, неподъемный груз. Я не знала, чем закончится эта история. Позвонит ли он. Поймет ли что-нибудь. Но в тот момент это было неважно. Важно было то, что я впервые за долгое время выбрала себя. И этот шаг, из моей захваченной крепости на свободу, был самым правильным решением в моей жизни.