Стоя в проеме, он нервно стучал по косяку.
— Мне же некуда идти, Соня. Ты это осознаешь?
Раздражение поднималось во мне. Этот его старый растянутый свитер, немытые волосы… Я установила четкие правила: мой холодильник — мой, его — его. Он жил на крохи с временных подработок, питаясь дешевой лапшой. Я же покупала качественные продукты для себя и для Алины. Он никогда не прикасался к моим запасам, даже в самые голодные дни.
— До какой же степени ты мне надоел. — Я резко провела подводкой, глядя на его отражение в зеркале. Смотреть прямо на него не было сил. — Мне абсолютно безразлично, куда ты отправишься. Хоть под мост.
— Сонечка, прости… — умолял он снова. — Мы же вроде как договорились.
Договорились? Когда? В ту пору, когда он казался перспективным, а я верила в наше общее будущее. Мы продали комнату, влезли в кредит, который теперь гашу одна. Квартира — наша, он знает законы.
Если бы не эта жилищная удавка, я бы уже давно была свободна. Возможно, встретила бы кого-то настоящего.
— Дай мне еще немного времени. У меня вот-вот появится постоянная работа. Я съеду сам, — он пытался казаться уверенным.
Боже, почему я не наделена беспощадностью? Настоящая стерва выбросила бы его вещи и поменяла бы замки.
— Просто уйди. Умоляю, — повторила я. — Так больше не может продолжаться.
Он не двигался, смотря на меня умоляюще. Тогда в комнату вошла Алина, молча взяла его за руку: «Пап, пойдем, помоги мне с рисунком».
Единственное, что он умел — быть отцом. Но я не хотела, чтобы моя дочь выросла с убеждением, что так и должны выглядеть мужчины.
Я дописала стрелку, осмотрела свою светлую спальню. Жаль было бросать это место, в которое вложила столько души. Но иного выхода не существовало.
В тот же вечер собрала чемоданы. На следующий день мы с дочкой переехали в новую квартиру, а я записалась к юристу.