Михаил Ширвиндт, чей голос давно стал неотъемлемой частью культурного ландшафта, с болью и горечью отозвался на недавнее откровенное интервью Аллы Пугачевой.
В одном из интервью Примадонна, чье имя стало синонимом целой эпохи, обнажила причины, вынудившие ее покинуть Россию. Ширвиндт же, в своем искреннем и эмоциональном обращении, винит в этом изгнании тех, кто, по его выражению, «душит живое слово, заковав его в кандалы бесконечных запретов, карающих приговоров и осуждающих ярлыков».
«Это поистине ужасающе! — восклицает он на страницах своего блога, и за этими словами слышится не просто возмущение, но глубокая экзистенциальная тоска. — Алла Пугачева, живая легенда, чье творчество стало неотъемлемой частью жизни для миллионов, была вынуждена покинуть землю, которую она десятилетиями прославляла своим искусством.
И выжили ее оттуда те, чья единственная функция, кажется, заключается в том, чтобы ставить палки в колеса любой свободной мысли, выносить вердикты направо и налево и клеймить всё, что выходит за узкие рамки дозволенного.
Эти современные цензоры, эти душители самой сути творчества, даже не ведают, какой непоправимый вред наносят они самим себе. Но история неумолима — и это им еще аукнется!»
Артист с горечью констатирует, что те, кто приложил руку к отъезду Пугачевой, растеряли фундаментальные человеческие и национальные добродетели — благородство, великодушие, доброту и милосердие. Он с болью вопрошает, куда канули эти непреложные качества, всегда бывшие духовным стержнем и отличительной чертой русской культуры.
Эти слова прозвучали на фоне неоднозначной реакции со стороны других деятелей шоу-бизнеса. Так, продюсер Иосиф Пригожин предположил, что причиной отъезда стала не абстрактная «измена родине», а сугубо личное недовольство Пугачевой изменением отношения к ее персоне в высоких кабинетах власти.
Совершенно иную, подозрительную ноту в этот хор голосов внес Виталий Бородин, глава Федерального проекта по безопасности и борьбе с коррупцией. Он позволил себе предположение, что откровения Примадонны могли быть спонсированы из-за рубежа, и напомнил, что, несмотря на всю критику, Пугачева формально остается свободной в своем праве вернуться, не будучи признанной иностранным агентом.
Примечательно, что сам Ширвиндт, не будучи близким другом певицы, всегда испытывал к ней глубочайшее профессиональное уважение и восхищение ее феноменальным талантом, считая ее одной из самых ярких звезд, озаривших российскую эстраду. Для него ее фигура — это целый пласт культуры, а ее изгнание — невосполнимая утрата для всей страны.
«Я отказываюсь понимать, как можно столь варварски обойтись с человеком, внесшим неоценимый вклад в наше общее культурное достояние, — говорит он, и в его словах слышится искреннее недоумение, смешанное со стыдом.
Алла Пугачева — это голос ушедшей эпохи, ее символ и ее душа. И вместо того чтобы беречь ее как зеницу ока, мы ее изгоняем. Это попросту позорно!»
По глубокому убеждению Ширвиндта, отъезд Пугачевой — это не просто личная драма артиста, но и громкий, тревожный набат для всего общества. Он усматривает в этом мрачный симптом глубинных процессов, свидетельствующих о серьезнейших проблемах со свободой слова и самовыражения в стране.
«Если мы продолжим идти по этой гибельному пути, то вскоре обнаружим, что Россия опустела, лишившись своих талантов, — предостерегает он. — Все разбегутся, ибо никто не пожелает дышать воздухом, отравленным страхом, где нельзя свободно высказывать собственные мысли».
Ширвиндт все еще лелеет надежду, что искренние слова Пугачевой и его собственные размышления заставят общество очнуться от спячки, задуматься о происходящем и найти в себе силы для исправления катастрофической ситуации. Только так, уверен он, можно сохранить и страну, и ее великую культуру.
В то же время под сводами манежа, где царит иной, суровый закон, дрессировщик Эдгард Запашный без тени сомнения и с холодной решимостью вычеркнул Аллу Пугачеву из книги своей жизни. Его вердикт был безжалостен и окончателен: «Она для меня безвозвратно потеряна».
Причиной столь радикального разрыва послужили высказывания певицы, которые Запашный счел не просто ошибочными, но глубоко ранящими и предательскими. Артиста цирка, чья жизнь построена на дисциплине и четком порядке, возмутило и вывело из равновесия то почтительное, благоговейное отношение, с которым Пугачева отозвалась о Джохаре Дудаеве, первом президенте самопровозглашенной Чеченской республики Ичкерия* (организация, запрещенная в РФ и признанная террористической). Ее характеристика Дудаева как «приличного и порядочного» человека повисла в воздухе горьким упреком.
«Я был попросту поражен, узрев, с каким неуемным уважением, даже любовью и трепетом она говорила о Джохаре Дудаеве, — заявил Запашный, и в его ровном, твердом голосе чувствовалась твердая уверенность в своей правоте. Она оказывала поддержку тем, кто открыто призывал к уничтожению русского народа, посещал сомнительные антироссийские сборища под видом концертов и форумов».
Несмотря на безусловное признание творческого дара Пугачевой, Запашный подчеркнул, что более не намерен тратить на нее и капли своих душевных сил. Для него певица «как гражданка безвозвратно канула в небытие». Впрочем, он с холодной справедливостью отметил, что ее песни, как культурный феномен, от этого не перестанут существовать и останутся в истории.
«Я ее теперь игнорирую, и делаю это с чистой совестью и большим удовольствием», — подвел он беспощадную черту под этим болезненным для многих диалогом.
Этой реакцией Запашный контрастно дополнил позицию Михаила Ширвиндта, объяснявшего эмиграцию Пугачевой давлением со стороны «запретителей», сужающих пространство свободы.
А Вы как относитесь к этой артистке, да и к ситуации в целом?
*Признаны иностранными агентами на территории России