Жизнь пронеслась без явного следа.
Душа рвалась — кто скажет мне куда?
С какой заране избранною целью?
Но все мечты, всё буйство первых дней
С их радостью — всё тише, всё ясней
К последнему подходят новоселью.
Так, заверша беспутный свой побег,
С нагих полей летит колючий снег,
Гонимый ранней, буйною метелью,
И, на лесной остановясь глуши,
Сбирается в серебряной тиши
Глубокой и холодною постелью.
Стихотворение Фета — это не просто размышление о быстротечности жизни, а глубокое примирение с её конечностью.
Поэт признаёт: душа рвалась без ясной цели, жизнь неслась как «беспутный побег». Но это не трагедия, а естественный ход вещей.
Буйство первых дней и радостей постепенно утихает, становясь «всё тише, всё ясней».
Эта ясность — не ужас, а трезвое, мудрое принятие. Фет находит удивительно точную и спокойную метафору ухода: колючий снег, гонимый метелью, наконец, находит покой в «серебряной тиши» лесной глуши, ложась «холодною постелью».
Это не образ смерти-уничтожения, а образ вечного, чистого успокоения, природного и потому лишённого трагизма.
Суть в том, что жизнь, даже лишённая явной цели, обретает высший смысл в самом финале — в гармоничном, тихом слиянии с вечным миром природы. Небытие становится не пустотой, а последним, совершенным новосельем души.