Когда Ирина засыпала, Наташа садилась на стул и плакала, глядя на мокрое пятно на потолке. Затем вытирала слезы и шла стирать детские вещи.
Слишком трудная была жизнь. Отца дочери не было. Свекровь не желала нянчить внучку. Родители жили далеко и не могли приехать.
Когда дочери исполнилось шестнадцать, и она начала встречаться с Мишей, Наташа почувствовала тревогу. Парень был грубым, от него пахло дешевым табаком и бензином. Соседи осуждающе качали головами:
— Наживет она с ним проблем…
— Ира, подумай хорошенько, он тебе не подходит, — тихо говорила Наташа, когда они ужинали на кухне при слабом свете лампочки.
Но дочь громко хлопала дверью и кричала:
— Ты ничего не понимаешь! Я люблю его!
Эта «любовь» выражалась в искусственных цветах и ночных поездках на мотоцикле, от которых волосы Ирины пахли гарью.
Однажды она вернулась поздно ночью. Наташа сидела в коридоре на стуле, крепко сжимая телефон, сердце бешено колотилось.
— Ты что творишь?! — закричала она. — Я уже хотела звонить в полицию!
У Ирины было злое выражение лица, и она выпалила:
— Ты не имеешь права! Я уже взрослая!
— Взрослыми становятся после восемнадцати, — холодно ответила Наташа.
Когда дочь сообщила о грядущем пополнении, Наташа застыла на кухне, внимая монотонному звуку капающей из крана воды. Остывший чайник безмолвно стоял рядом с плитой, на которой виднелись следы жира после вчерашнего ужина.
— Мам, я беременна, — тихо произнесла Ирина, потупив взгляд.
Наталья ощутила, как почва уходит из-под ног. Внутри поселилась звенящая пустота, перемешанная с леденящим ужасом.
— И что ты планируешь? — с трудом выдавила она.
— Конечно, рожать! — вызывающе заявила дочь.
Тем временем будущий отец, уже оставил работу. Он просиживал дни во дворе, поглощая семечки и весело проводя время с приятелями.
— Слишком сложно, это не мое, — пояснил он Наташе, когда она поинтересовалась причиной его увольнения.
Ребенок появился на свет. Во время выписки названный отец на мгновение возник в кадре в своей изношенной куртке, а затем исчез. И снова квартиру наполнили детские крики, запахи подгузников, забытая чашка чая и гора грязного белья.
Ирина, измученная, жаловалась:
— Я не справляюсь, он постоянно плачет. Ты умеешь, помоги мне.
Наталья, с воспаленными глазами, стояла у плиты, помешивая кашу одной рукой, а другой поддерживая внука. Все тело болело, руки ходили ходуном от усталости.
Ночи для Натальи превратились в нескончаемый кошмар. При первом же звуке плача она вскакивала и спешила по скрипучему коридору босиком. В квартире царил полумрак, лишь стрелки часов мерцали в ночи.
Младенец кричал, весь съежившись. Наташа брала его на руки, прижимала к себе, укачивала, повторяя одни и те же колыбельные — тихо, почти шепотом. Иногда это помогало, иногда нет. Тогда она шла на кухню, ставила чайник и готовила смесь, едва не засыпая прямо на столе.
На кухонной полке скопилось множество бутылочек разных размеров, с мутными сосками. Часть ожидала мытья, часть стояла полусобранной. На столе постоянно лежала открытая банка детского питания, рассыпая вокруг себя белый порошок.
Однажды ночью, убаюкивая внука на руках и глядя в окно, Наталья заметила, что стекло запотело от ее дыхания. Фонарь за окном отбрасывал тусклый желтый свет, в котором кружились редкие снежинки. «Господи, — подумала она, — я ведь это уже было со мной. Это следующий круг».
Пока Ирина еще не проснулась, Наталья готовилась к уходу на работу. Стараясь не шуметь, она бережно уложила внука в люльку, укрытую выцветшим одеялом с рисунком зайчиков, но ребенок снова заплакал. От недосыпания глаза Натальи покраснели и наполнились слезами. Она оставила сумку на стуле и взяла его на руки.
— Тише, тихо, мой хороший, — тихонько приговаривала она, слегка покачивая. — Бабушка тут, с тобой рядом.
Она медленно ходила по кухне, разглядывая стены. Малыш тянул к ней свои маленькие ручки, а ее посещала мысль: «Как долго я это выдержу? Три дня? Год?»
В магазине и аптеке Наталья чувствовала себя особенно уязвимой. Она стояла возле полки с детским питанием и скрупулезно пересчитывала оставшиеся деньги. В сумке лежала мелочь, создавая раздражающий шум, словно насмехаясь над ее положением.
— Что вам?
— Самое недорогое, — шептала Марина, отводя взгляд.
За спиной послышался недовольный вздох: «Плодится молодежь, а потом попрошайничают…»
Наташа сделала вид, что не услышала, но внутри что-то оборвалось.
Иногда, когда ребенок засыпал днем, в квартире становилось тихо. Наталья садилась рядом с ним на диван, вглядывалась в его крохотное личико и слушала его тихое дыхание. Его ресницы были такими длинными, что казались искусственными. В эти моменты она испытывала странную смесь покоя и отчаяния. Она знала, что малыш не виноват ни в чем. Виной всему лишь упрямство ее дочери.
Именно тогда в голове появилась мысль: «Я больше не вынесу этого. В этот раз у меня не хватит сил».
Вечером того дня Наталья пришла домой после работы, измотанная до предела, ноги едва держали ее. Сбросив пальто, она поставила сумку на стул и заглянула в комнату.
Ребенок лежал в своей кроватке, его маленькие кулачки мелко тряслись, а личико покраснело от продолжительного плача. Подушка под ним была мокрой от слез. Наташа поспешно подошла, подхватила его на руки – он дрожал и судорожно всхлипывал, словно совсем потерял голос.
— Боже мой, мой малыш, ты, наверное, тут долго плакал… — прошептала она, ощущая, как сердце болезненно сжимается от чувства вины, хотя она в этом не виновата.
В мгновение ока она оказалась на кухне, закипятила воду, быстро приготовила смесь и не заметила, как обожглась о горячий чайник. Пока питание остывало, Наталья успокаивала малыша на руках, тихонько пела и шептала:
— Ш-ш… тише, тише… все будет хорошо… бабушка здесь.
Ребенок, наконец, начал жадно сосать из бутылочки, когда дверь внезапно открылась, и в прихожей послышался радостный голос Ирины. Она вернулась, от нее пахло дешевым парфюмом и жевательной резинкой.
— Где ты была?! — воскликнула Наталья, ее голос дрожал от переутомления и злости. — Он тут чуть не задохнулся от крика, а ты где-то слонялась?!
Ирина, закатив глаза, бросила сумку в угол и ответила:
— Мам, давай без скандала. Я всего пару часов отсутствовала. Ты же дома, что могло случиться?
Наталья, держа в руке бутылочку, смотрела на дочь словно впервые. Ее захлестнули чувства. Усталость, бессонные ночи, пропущенные обеды, запах кислого молока, груда грязных подгузников — все навалилось разом.
— Пару часов? — тихо повторила она. — Ты оставила своего ребенка одного. Плачущего. Младенца! Ты осознаешь, что он мог подавиться, задохнуться?!
Ирина пожала плечами, села за стол и увлеклась телефоном:
— Не преувеличивай. Все же теперь в порядке.
Наталья ощутила шум в голове. Она положила ребенка в колыбель, укрыла его одеялом и встала перед дочерью.
— Все решено. У тебя есть неделя на поиски нового жилья.
Ирина подняла взгляд, в котором сначала отразилось замешательство, а затем возмущение:
— Ты серьезно?! Ты выгоняешь нас на улицу?! Своего внука?!
— Я хочу жить нормально. Спокойно. Ты сама говорила: это не мое дело. Что ж, я согласна: не мое, — произнесла Наталья и впервые за долгое время почувствовала уверенность в своем голосе.
Не в силах сдержать эмоции, Ирина резко поднялась и, заливаясь слезами, уткнулась лицом в диванную подушку. Во сне ребенок шевельнул крохотной ручкой и тихонько заплакал. Наташа осторожно подошла к детской кроватке, поправила сбившееся одеяло и лишь затем подняла взгляд. Несмотря на боль в груди, решение было бесповоротным.
Спешно собирая вещи, Ирина действовала так, будто боялась изменить свое решение. В видавший виды чемодан летели детские вещи: распашонки, флаконы с лосьоном, плюшевый заяц с оторванным ухом. Безмятежно спящий в коляске младенец дышал тихо и спокойно, и этот контраст с царящим в комнате хаосом разрывал сердце.
— Мам… — проговорила Ирина, закрывая чемодан, — а вдруг ты подумаешь иначе? Куда я пойду с ребенком?
Наталья стояла в дверном проеме, опираясь на косяк. Глаза щипало от слез, но она не позволяла им вырваться наружу.
— Ты уже взрослая, Ира. Сама так говорила. Вот и поступай, как взрослая.
Дочь отвернулась, взяла чемодан и вышла. Грохот захлопнувшейся двери сорвал со стены старый календарь. В квартире установилась тишина.
Наталья вошла в комнату. На кушетке лежала кофточка малыша с изображением зайки. В углу одиноко стояла погремушка, а на окне – пустая детская бутылочка. В воздухе ощущался запах детского масла, смешанный с ароматом молочной смеси.
Она села на край кровати, провела рукой по покрывалу и закрыла глаза. Внутри все сжалось в комок: вина, обида, облегчение и боль – все одновременно.
«Боже, неужели я действительно сожгла за собой все мосты? Или так было необходимо? Чтобы она, наконец, повзрослела?» – размышляла Наташа, внимая тишине.
Впервые за многие месяцы в квартире не было детского плача. Но и тишина оказалась невыносимой.
Прошел год. Изматывающая боль внутри Наташи утихла, хотя рубец остался. Она жила механически: работа, редкие звонки от дальних родственников, редкие сновидения, в которых она вновь качает ребенка.
Однажды вечером Наталья зашла к своей подруге Марины. В ее доме пахло пирогами с капустой и свежим чаем. Марина предложила ей место за столом, поставила перед ней чашку, и впервые за долгое время Наталья разрешила себе просто отдохнуть.
– Ну, рассказывай, как ты? – спросила Марина, наливая чай.
Наташа долго молчала, наблюдала, как чай окрашивает воду в янтарный цвет. Потом ее словно прорвало. Она начала говорить – путано, с остановками, неразборчивыми словами. Поведала все: как Ира оставляла ребенка одного, как по ночам они кричали вдвоем – ребенок из-за голода, она от усталости; как сердце болело, когда пришлось выгнать дочь из дома.
Марина слушала молча, лишь время от времени подавала ей салфетку, чтобы вытереть слезы.
Когда Наташа умолкла, опустив голову, подруга тихо сказала:
– Жестко, конечно. Но верно. Ты свое уже отпахала. Если бы промолчала, она принесла бы тебе и второго, и третьего. А так – теперь либо образумится, либо погибнет. Но это уже ее жизнь. Не твоя.
Слова запали в душу тяжелым грузом, но не обидным – освобождающим. Наталья всхлипнула, а потом впервые за долгое время глубоко вздохнула и почувствовала, что может дышать полной грудью.
Она осознала: чужую жизнь прожить невозможно. Каждый сам несет ответственность за свой выбор.
Наташа подняла глаза на подругу, кивнула и впервые за много месяцев позволила себе улыбнуться. Пусть и сквозь слезы, но все же – улыбнуться.