Раздраженные и растерянные после многодневной дороги, они стояли на перроне и озирались вокруг, где все было незнакомо и по другому, чем прежде. Но ведь это - то место, которое так долго было ее родным домом, ее Москвой. Голодной, разбойной, гулящей, несмотря на свои «сорок сороков церквей» в страшные апокалипсические 1920-ые. Богемной, разгульной, прославлявшей поэтов и слушавшей цыган до утра по ресторанам, обмиравшей в предвкушении бури в 1910-ых годах. Ее город, ее Москва…
Но ведь и сама она была в те годы совсем другой. Перед революцией она была немного бунтаркой , немного enfant terrible тогдашней культуры, примерявшей на себя образ яркой и загадочной поэтессы. Теперь уставшая, ссутуленная полуседая женщина с глубокими морщинами смотрит как пришелица с другой планеты на этот город.
Когда-то ее отец, профессор Иван Цветаев открыл этому городу дорогу к иным культурам и иным векам. В основанный им Музей изящных искусств свозились артефакты со всего мира - статуи , картины, древние монеты, старинные сосуды и алтари…и вот - создавалась связь времен, люди прикасались к прошлому. Сам государь-император с семьей присутствовали на открытии созданного Цветаевым музея (сейчас это Музей имени Пушкина , одно из главных культурных достояний страны).
Как много, казалось бы, обещала жизнь Марине Цветаевой. Как ярко светили ее звезды: Культура, Поэзия, Музыка. Все это - от матери и отца.
Недаром же ее отец, сын бедного сельского священника из маленького села Талицы, ночами сидел за лучиной , зубря латинские тексты. А потом упорно и усердно, не жалея времени и душевных сил, добивался повышения по службе на ниве искусств. Не просто так дались ему, выходцу из простой семьи , должности зав. кафедрой Московского университета, а затем директора Московского музеума.
Недаром и мать, Мария Александровна Цветаева, в девичестве Мейн, дочка богатого банкира, образованная и хорошо воспитанная девушка , свободно говорившая на нескольких языках , пол-жизни своей грезила музыкой (которая для нее, ученицы Рубинштейна, была альфа и омега, источник смысла и радости бытия). Более культурную пару вряд ли и представить можно было себе (ну разве что родители Бориса Пастернака - пианистка и художник).
Но и на «солнце культуры и искусства» бывают пятна. Уж очень нервна и нетерпелива была Мария Мейн, вышедшая замуж за человека на 22 года старше себя не по любви , а потому что избранник ее сердца был женат. Во всем почти, включая воспитание маленьких дочерей (Марина родилась первой - через год после свадьбы), видела она все больше не радость , а долг.
Уж слишком был погружен в дела своего музея немолодой отец, не обращая слишком часто внимания ни на что вокруг (уже много позже, в Париже в эмиграции, Цветаева назовет пушкинский музей своим громадным младшим братом, наверное и внимания отцовского он занимал громадную долю).
Люди впоследствии претерпевавшие разные бытовые и эмоциональные неудобства и травмы при общении с великой русской поэтессой и упрекавшие ее в забвении человеческих не толко приличий, но и понятий - и все ради заполнения листа бумаги неровными строчками , с трудом представляли насколько в бедную маленькую Марину всю эту необходимость творить что-то культурное буквально втискивали и вбивали.
Мать ее , когда Марине было всего то года четыре от рода вбила себе в голову, что из дочки может выйти великая музыкантша. И, не долго думая, заставила ее часами просиживать за роялем , разбирая ноты и мучая гаммы.
Сама же мать, подававшая как музыкантша большие надежды в юности, всю жизнь считала , что разменяла свой Божий дар на жизнь в браке и заботы о детях - своих и чужих (были пасынок и падчерица).
Продолжение следует ….