Найти в Дзене
Кружево слов

Марафон жизни

Моё тело стало дряхлым, перестало слушаться, и постоянно норовит упасть. Мой голос не подчиняется мне. Я хочу говорить, но слова тормозят где-то в гортани. У меня остались только мысли. Только сознание остаётся ещё ясным. Ну, по крайней мере мне так кажется, мне хочется так думать. Я лежу в кровати, и смотрю на кусочек неба в окне. Окно, это мой крошечный осколок внешнего мира. Небо каждый день разное, как каждое мгновение прожитой жизни. Ты живешь эту жизнь, будто бежишь марафон. Стараешься бежать по правилам, но постоянно приходится нарушать. - Не нарушишь, не придёшь первым,- любил говорить мой, некогда любимый марафонец. Мы познакомились с ним на стадионе. Молодая я тогда была, глупая. - Где ещё искать спортивного красавца, как не на стадионе,- говорила подруга Лена, и тащила меня бегать. Бегать я не любила. У меня, уже тогда, хрустело колено. - Я вся больная и немощная,- стонала я, когда мы бежали второй круг. - Больной ты будешь после того, как устроишь свою жизнь. А пока в

Фото из открытого источника
Фото из открытого источника

Моё тело стало дряхлым, перестало слушаться, и постоянно норовит упасть. Мой голос не подчиняется мне. Я хочу говорить, но слова тормозят где-то в гортани. У меня остались только мысли. Только сознание остаётся ещё ясным. Ну, по крайней мере мне так кажется, мне хочется так думать.

Я лежу в кровати, и смотрю на кусочек неба в окне. Окно, это мой крошечный осколок внешнего мира. Небо каждый день разное, как каждое мгновение прожитой жизни.

Ты живешь эту жизнь, будто бежишь марафон. Стараешься бежать по правилам, но постоянно приходится нарушать.

- Не нарушишь, не придёшь первым,- любил говорить мой, некогда любимый марафонец.

Мы познакомились с ним на стадионе. Молодая я тогда была, глупая.

- Где ещё искать спортивного красавца, как не на стадионе,- говорила подруга Лена, и тащила меня бегать.

Бегать я не любила. У меня, уже тогда, хрустело колено.

- Я вся больная и немощная,- стонала я, когда мы бежали второй круг.

- Больной ты будешь после того, как устроишь свою жизнь. А пока всю хворь засунь куда подальше,- отвечала Лена, явно запыхавшись, но делая вид, что совсем не устала.

А он был профессионалом. Приходил всегда первым и гордился этим. Пробегая мимо нашей с Леной компании он всегда мне улыбался и подмигивал. Ах, эта его лучезарная улыбка! Она сводила с ума не только меня. Девочки, сидевший на трибунах, нарочито громко смеялись, чтобы привлечь его внимание.

Внимание ему нравилось.

- Ты не должна меня ревновать, Сонечка. Они для меня ничто, а ты всё,- говорил он, обнимая меня так нежно, что я забывала про всякую ревность.

Мы начали с ним жить вместе. Всё произошло так быстро, что я и опомниться не успела.

- Тебе не кажется, что ты сильно поспешила?- спрашивала Лена, хмуря брови. - Ведь ты его совсем не знаешь.

- Это ты его не знаешь,- сердито отвечала я.

Я тогда сердилась на всех и каждого, кто только осмеливался сказать что-то плохое о моем любимом.

- Его видели в компании молодых девиц,- говорили мне.

- Он пил водку в подворотне с какими-то алкашами,- говорили другие.

А я? А я рвала всякие дружеские связи со всеми, кто пытался наставить меня на путь истинный.

Он начал пить как-то внезапно. По крайней мере внезапно для меня. Сначала он говорил, что нужно расслабиться, снять напряжение. И я его понимала - работа, тренировки, усталость.

Потом, спустя год, когда он начал пропускать марафоны, он говорил, что вот-вот завяжет с выпивкой. Я верила, он сможет, ведь он человек слова.

Он начал клянчить у меня деньги, клятвенно обещая вернуть с зарплаты. Я его жалела. Ну кто ж его выручит, как не я, родная душа. Он не возвращал, ссылаясь на то, что в этом месяце зарплата маленькая. Вернет в следующем. Он клянчил, и клянчил. Он пил и пил. Перестал бегать вообще, да и с работой было не совсем хорошо.

А потом стали пропадать мои вещи. Это после того, как исчезли мои отложенные на море деньги.

- Сонечка, я всё верну, ты же меня знаешь,- говорил он, пьяно улыбаясь и обнимая так нежно, как мог только он.

Нежно. Меня давно стали раздражать его объятия. И не было в них никакой нежности, один обман.

- Я же тебе говорила,- обнимая меня за плечи, произнесла Лена, капая мне в чашку пустырник.

Спустя семь лет я сидела у неё на кухне, и рыдала, как ребёнок.

- А ну, закрыли дверь с той стороны,- строго крикнула Лена на двух карапузов, заглядывающих в кухню. - Толик, ну займи ты детей, дай мне поговорить.

Подумать только, у Лены уже двое детей, и Толик, который сдувает с неё пылинки.

- Леночка, милая, не сердись. Я на минуточку отвлекся, а эти шалопаи убежали,- оправдывался Толик, сгребая в охапку детей, и тихо прикрывая дверь в кухню.

У Лены были дети и Толик. А у меня уже никого не было и быть не может.

- Давай поживём для себя, Сонечка,- говорил мой любимый марафонец, обнимая меня так нежно, как мог обнимать только он.

Говорил у дверей больницы, куда я шла в надежде на то, что он всё-таки передумает. Не передумал. А я больше никогда не смогла иметь детей.

После моего любимого марафонца были ещё мужчины. Плохие, хорошие, нежные, и не очень, но никогда мной не любимые.

Я бежала свой марафон жизни, не смотря на хруст в коленках. Бежала, и вот прибежала.

Кусочек неба в моём окне окрасился в оранжевый цвет. Закат. Пора ложиться спать.