Друзья, признаюсь честно, всегда относилась к ней с какой-то особенной нежностью. К Алле Борисовне. Это была не просто певица, не просто персона. Это была эпоха. Это была целая страна, её песни были саундтреком к нашей жизни, каждая её морщинка, каждый её выдох — казались нам родными. Она была для меня почти как член семьи. Ключевое слово, как вы уже поняли, БЫЛА... И вот, это интервью. Я ждала его, как верующий ждёт чуда. И получила... фарс. Получила жалкий, сбитый с толку, совершенно нелепый спектакль.
Пишу уже вторую статью и мне до сих пор больно вспоминать. Мне стало буквально плохо от увиденного... Эта картинка в глазах, как кадр из старого, жутковатого фильма. Она говорит тихо, хрипло, будто каждый звук даётся ей с неимоверным трудом.
Руки дрожат, поджилки, как она сама говорит, «иногда трясутся», и всё это под слоем беспощадных фильтров. Под этим цифровым саваном, который должен был скрыть все морщины, все усталости, все следы прожитых лет и неудачных пластических операций.
И это, я вам скажу, самое отвратительное.
Человек, который всегда был символом честности и силы, прячется за маской лжи. Зачем? Чтобы мы не увидели, какая она на самом деле?
Так мы и так всё видим. И не в морщинах дело, а в этих дрожащих руках, которые не могут удержать чашку, в этих словах, которые рассыпаются в пыль, едва сорвавшись с губ.
А что она говорит? Она говорит о каких-то «детских болезнях», которые дают о себе знать. О том, что ноги ослабели. О каком-то любимом враче в Москве, который всё ей объяснил.
Смешно и грустно, правда. У человека, который всю жизнь жил на полную катушку, вдруг появились «детские болезни». Дайте, пожалуйста, Оскара за лучшую женскую роль в трагикомедии.
Она ведь, по её словам, чувствует себя «очень неплохо». Очень. Неплохо. А я смотрю и вижу, как она еле держится, чтобы не рухнуть. Я вижу, что она чувствует. Она чувствует, что её эпоха уходит, а она не может с этим смириться. Она не может вынести мысли, что о ней забудут. Вот и вылезла на свет, как мотылёк, который летит на огонь, не видя, что пламя его сожжёт.
Она хотела обелить себя, но получилось наоборот. Борисовна много говорила о том, что это интервью — «документ для моих детей». Это, мол, чтобы «знали правду о папе и о маме». Документ, простите, для кого? Для Гарика, который в её словах услышал «счастье» и «цель»?
Что это за документ, в котором всё пронизано ложью, фальшью, нелепыми противоречиями и обидами? Что это за документ, который она пытается передать своим детям, когда они уже, судя по всему, давно всё поняли?
Какой-то гость в комментариях задал простой, но убийственный вопрос: «А что, до этого она детям говорила неправду или молчала всё это время?»
И правда, что?
И это не просто так. Это целая мистификация. Алла сама признаётся в этом.
«Моя жизнь-то большая мистификация всегда была». И вот он, финальный акт. Она рассказывает сказку, как она «сбежала» с «30 тысячами долларов», «в никуда». И в этот момент у меня всё внутри сжалось от стыда.
За неё. Она думала, что люди, которые за 40 лет её творчества подарили ей дома, дворцы, роскошь, миллионы — поверят в эту нелепую сказку? Поверят, что она вдруг оказалась на обочине, с тридцатью тысячами долларов в кармане?
Люди, которые помнят, как она в 90-х перед бандюгами «юбку задирала», чтобы «загрести столько», теперь должны поверить, что она вдруг прозрела и оказалась «в никуда»? Это даже не смешно, это унизительно. Для нас. Для тех, кто верил.
Но, подождите, это ещё не всё.
Борисовна жалуется, что её дом (тот самый замок в Грязи) не дают продать, что «не дают забыть». А ведь всё так просто, правда? Нужно было просто уйти достойно. Нужно было просто помолчать. И тогда, возможно, люди бы и не вспоминали. Но она не может. Она не может без внимания. И её новый «проект» — это, оказывается, дом, который в будущем станет «музеем любви» с «небольшой платой за вход». То есть, когда я рассказывала вам о том, что вход в замок планируют сделать платным, это были совсем не шутки.
Это уже не смех. Это боль. Потому что Пугачёва не просто монетизирует свою жизнь, она монетизирует нашу любовь. Она берёт нашу веру, наши воспоминания, наши слёзы под её песни, и превращает их в товар.
А что же народ?
Народ говорит: «плохо ей совсем», «уходя, уходи». Народ, который помнит её гений, её талант, её «Арлекино» и «Миллион алых роз», сегодня не может смотреть на то, как она, эта когда-то «влиятельная персона», превратилась в «старушку», которая пытается оправдаться перед всем миром. Она не поняла, что ушла эпоха. Ушла эпоха, когда можно было быть «мистификацией». Когда можно было быть выше всех, выше правды, выше морали.
«Мне не дают, как бы, это всё забыть», — жалуется она. Но ведь это она сама не даёт нам забыть. Она сама постоянно напоминает о себе своими нелепыми выходками. Она сама своими словами выставляет себя напоказ, как куклу, которую уже никто не хочет покупать. И это, я вам скажу, не просто потеря. Это трагедия. Трагедия артиста, который не смог вовремя сойти со сцены. Трагедия, которая могла бы быть уроком, если бы не была так невероятно жалка.
Что же дальше? Пугачёва говорит, что не боится смерти. И даже описывает, как хотела бы «погаснуть как свеча». Красиво.
Но свеча уже почти погасла. И вместо того, чтобы гореть ярким пламенем, она лишь коптит и издаёт неприятный запах. И самое ужасное, что она этого не видит. Не видит, что она уже давно не «Алла», а просто «бабуля», которая никак не может успокоиться.
А теперь вопрос к вам, друзья:
- Когда, по-вашему, закончилась «эпоха Аллы Пугачевой»?
- Что страшнее: забвение или такая попытка удержать внимание?
- И что будет с её наследием: оно действительно превратится в «музей любви» или будет просто заброшено?
Больше подробностей в моем Telegram-канале Обсудим звезд с Малиновской. Заглядывайте!
Если не читали:
Скрины: youtube-канал Скажи Гордеевой* (* - признана иноагентом на территории РФ)