Тень от большой больничной палаты ложилась на её жизнь холодным, безразличным пятном. Света застыла у окна, глядя, как по стеклу стекают капли осеннего дождя. Они были похожи на следы на её щеках, только снаружи. Внутри она уже выплакала всё.
— Мамочка, а я выздоровею? — тихий голосок с кровати заставил её вздрогнуть. Артёмка смотрел на неё огромными, слишком взрослыми глазами в обрамлении ресниц, выцветших от болезни.
— Конечно, солнышко, — её собственный голос прозвучал удивительно твёрдо. Она подошла, поправила одеяло, прикоснулась к его горячему лбу. — Обязательно. Я сделаю всё, чтобы ты выздоровел.
Слова «всё» отдавалось в ней металлическим эхом. Она уже знала, что это «всё» значит. Конверт с деньгами от подруги-медсестры лежал в сумке. Его хватило на анализы, на первые процедуры. И он был пугающе тонким для того, что ей предстояло сделать.
Врач говорил о дорогих препаратах, о шансе, который есть, но его нужно купить. Очень дорого купить.
Работа на фабрике, ночные смены официанткой — всё это было каплей в море. Кредиты? Ей уже вежливо отказывали. Просить было не у кого.
Мир, такой яркий и обещающий ещё год назад, сжался до размеров больничной палаты с поблёкшими стенами.
Она вышла из больницы и пошла по мокрому асфальту, не зная куда. Витрины магазинов отражали её бледное, осунувшееся лицо. Ей было двадцать пять, но чувствовала она себя старой, выжженной.
И тогда она ее увидела. Девушку в меховой накидке, выходившую из дорогой машины. Она была похожа на инопланетянку с глянцевого журнала: уверенная, ухоженная, дорогая. И взгляд их встретился. Не осуждающий, не любопытный — просто констатирующий. Девушка словно сняла её мерку, оценила товар и прошла мимо.
В ту ночь Света не спала. Сидя на кухне в общежитии, она смотрела на единственную фотографию: она, мужчина, который ушёл, едва узнав о беременности, и маленький Артём, смеющийся на пляже. Счастливое время. Призрак.
Утром она приняла решение. Оно было холодным и тяжёлым, как камень на дне реки. Она отрезала всё: отрезала себя от той Светы, которая верила в любовь, в честный труд, в доброту мира.
Та Света умерла. Осталась только оболочка, цель которой была одна — спасти сына.
Она нашла номер того агентства, о котором шёпотом рассказывали на кухне соседки.
Первый звонок был похож на признание в убийстве. Первая встреча с хозяйкой заведения — на унизительный медосмотр. Её оценивали, как лошадь: зубы, волосы, кожа, фигура.
— Подходящий типаж, — безразлично заключила женщина. — Невинность и обречённость. Некоторые это ценят.
Света молча кивнула. Её душа онемела. Она думала об уколах, о таблетках, о счёте из клиники. Это был её щит.
Первый клиент. Тёмный номер гостиницы, запах чужих духов и алкоголя. Она закрыла глаза и представила лицо Артёмки. Его смех. Как он обнимает её перед сном. Она продала кусочек своей души, а взамен в её сумочке лежала пачка купюр, толще той, что дала медсестра.
Так началась её двойная жизнь. Днём — мама. Она приходила в больницу, умытая, в скромной одежде, с улыбкой на лице. Она читала сыну сказки, делала уроки, если ему было не очень плохо, смешила его. Она пахла больницей и детским кремом.
Ночью — она была Лерой. Надевала чужое платье, красила лицо маской, за которой можно было спрятаться. Она входила в лифты дорогих отелей, улыбалась чужим мужчинам, терпела их прикосновения. Она пахла чужими одеколонами и деньгами. Деньги пахли надеждой.
Каждую ночь она умирала немного. Каждую полученную купюру она мысленно превращала в ампулу лекарства, в день работы дорогого аппарата, в шанс.
Однажды, переводя огромную сумму на счёт клиники, она встретила взгляд администратора. В нём было лёгкое презрение и любопытство: «Откуда у такой, как ты, эти деньги?»
Света молча взяла квитанцию и вышла. Её не волновало, что думают другие. Её мир сузился до двух полюсов: больничная палата и комната в гостинице. Свет и тьма.
Прошёл год. Лечение работало. Артём пошёл на поправку. Цвет возвращался к его щекам, сила — к рукам. Врачи говорили о стойкой ремиссии, о чуде.
И вот настал тот день, когда сына выписали. Она вела его за руку из больницы. Он щурился от настоящего солнца, которого не видел так долго.
— Мам, смотри, какое солнце! — он засмеялся, и этот смех был самой дорогой наградой.
Дома она уложила его спать в его собственной кровати. Он обнял её и прошептал уже засыпая:
—Ты мой герой, мама. Ты так много работала, чтобы меня вылечить.
Света вышла в ванную, закрылась и впервые за долгие месяцы позволила себе заплакать. Она смотрела в зеркало на незнакомую женщину с усталыми глазами, в которой уже не было ничего от той, прежней Светы.
Она продала себя. Но купила ему жизнь.
Она умылась, смывая слезы и тушь. За дверью тихо посапывал её сын. Её мальчик. Её чистое, выстраданное чудо.
Она не была героем. Она была матерью. И это было сильнее.
Спасибо за то, что прочитали до конца и пришли в мою Литературную гостиную.
Можете поддержать донатами!