Анна проснулась от странной пустоты: кран в ванной спрыснул воздухом и захрипел, насос в колодце сделал два жалобных «ух» — и стих. Она села на край кровати, прислушалась. Тишина потяжелела, будто дом задержал дыхание. За окном рассвет только пробовал розовую краску на облаках, вишня ещё держала ночную сырость. Анна любила эти минуты: когда заводится насос, вода набирает скорость по трубе, шуршит в стенах — и у дома появляется сердцебиение. Сегодня сердце молчало.
— Игорь, просыпайся, — тихо сказала она. — Вода пропала.
— М-м… клапан, — буркнул муж, не открывая глаз. — Вчера же говорил: замёрзший был, вот он и чудит.
— В июле? — Анна усмехнулась без веселья. — Замёрзший клапан.
Она накинула толстовку и вышла на крыльцо. Воздух пах мятой и мокрой землёй. На колодце — круглый металлический люк с висячим замком. Замок цел. Она опустила руку в технический колодец к вентилю — тот был открыт. Дальше, у забора, в тени смородины что-то блеснуло. Обычный зелёный огородный шланг — чужой. Кусочек пластика мелькнул и пропал в щели между досками.
Анна выпрямилась. Со стороны соседского участка — тихие шаги и звук, похожий на воду, бьющую в пластиковый бак.
К полудню у забора показался Валера — рыжеватая щетина, шлёпанцы, майка-алкоголичка. С тех пор как его семья въехала в дом через участок, у них шёл нескончаемый ремонт. Мешки со смесью, доски, паркет «в остатках», дети босиком по щебню. И — вечные «одолжи на минутку».
— Ань, доброе утро! — Валера улыбался во весь рот. — Слушай, у меня цемент мешать, дай воды пару вёдер? Кран подключить не успели.
Слово «пару» в его рту всегда означало «столько, сколько донесу» или «сколько заметишь».
— Ведра я дам. Ты под краном наберёшь. — Анна повернулась к дому. — Только сам в колодец не лезь.
— Да ты что, — он замахал руками. — Мы же соседи!
Он набрал воду, поблагодарил так, будто сделал ей одолжение, и исчез. К вечеру насос снова захрипел — откуда-то взялась огромная жажда.
— Игорь, давай вечером проверим, — Анна открыла журнал — обычную тетрадь в клетку, куда записывала показания счётчика и время включения насоса. Счётчик она поставила весной, когда заметила, как быстро улетают кубы. — Видишь? Вчера было 6,1, сегодня утром — 6,9. За ночь почти восемьсот литров.
— Полив? — неуверенно сказал Игорь. — Ты же сама включала таймер на капельный.
— На полчаса. А тут — часами.
Ночью она не спала. Каждый раз, когда дрожал корпус насоса под полом, Анна замечала: насос гоняет дольше и чаще, чем обычно. В три тридцать он стал завыванием — и оборвался. Анна встала. В коридоре пахло деревом и холодной водой, которой не было.
Утром она пошла к колодцу. На ободке люка — тёмная полоска, как от грязной ладони. Замок стоял главной стороной в землю, на ключевом цилиндре — риски, словно кто-то острым пытался провернуть. Анна подняла крышку — её замок открывался другим ключом. Внутри — насос «Водолей», синяя труба, обратный клапан, провод. Труба выглядела целой. Но дальше, на повороте, к трубе примастился свежий металлический хомут с резиновой прокладкой, из-под которого куда-то в темень уходил узкий шланг. Шланг прорезал деревянный настил и терялся под забором.
Анна аккуратно опустила крышку, закусив внутреннюю дрожь. Сначала «ведра», потом — «ремонт», потом — «мы же люди». А теперь — вот это.
Она постучала к Валере. Дверь открыла Света, его жена, в халате с ромашками.
— Аня, доброе утро! — радостно и беззащитно. — Кофе?
— Позови, пожалуйста, Валеру.
Валера появился с полотенцем на плече.
— Сосед, — Анна улыбнулась, но зубы ей мешали, — ты к моему колодцу подключился?
Пауза длилась секунду, но в эти секунды Анна увидела, как у него внутри шестерёнка пытается понять, сколько она знает.
— Что ты, — улыбка не дрогнула. — Мы же соседи. Я вечером зашёл — смотрю, у вас вода льётся. Думал, трубу прорвало, хотел помочь.
— Помог, — кивнула Анна. — Ты чужую воду ночью брал. Это воровство.
— Да ладно тебе, — Валера отмахнулся. — Вода — она всем вода. Ты поливаешь — и мы польём. Что, жалко? Детям купаться надо. Света, скажи, дети же в пыли?
— В пыли, — Света шмыгнула. — У нас воды пока нет…
— Я не против помочь, — сказала Анна, — но по правилам. Во-первых, договоримся. Во-вторых, ставим счётчик. В-третьих, платите по показаниям. И никаких ночных врезок.
— Ань, ты что, — Валера рассмеялся. — Это же деревня, какие там «во-первых»? Мы же не в городе.
— Мы — люди, — Анна сдержанно улыбнулась. — Люди знают слово «чужое».
Она повернулась и ушла, чувствуя, как спина горит от его взгляда. Соседская дверь хлопнула — громко, с характером.
В городе Анна заехала в магазин инструментов. Купила влагозащитную камеру с батарейным блоком, новый навесной замок, ремонтный хомут-заглушку на диаметр её трубы и ленту для герметизации. Затем — к знакомому электромонтажнику.
— Миша, — она положила на стол кофе, — нужна помощь. Колодец, насос, врезка соседей. Надо поставить счётчик с защитой, камера — вот, хомуты — тут.
— Соседи — это диагноз, — Миша вздохнул. — Смотри: счётчик — после насоса, чтобы всё считало. Поставим обратный клапан с антисифоном, чтобы по твоей трубе не сосало обратно. И камеру под крышку, чтоб люка не видно. Хомут на их врезку поставим — перекроем канал. Только аккуратно: чтобы не ты потом виноватой оказалась.
Они работали до сумерек. Миша, матерясь ласково, вставил в пластиковую линию карман со счётчиком, закрепил антивандальную крышку с пломбой, обжал новые фитинги. Анна держала фонарь, подавала ключи и вовремя молчала. Камеру прикрутили к деревянной балке под крышкой — так, чтобы видела весь «узел» и щель к соседям. На люк повесили новый замок, на старом высверлили личинку и выкинули в ведро.
— Счётчик стоит, — сказал Миша, сняв перчатки. — Пломбу сфотографируй, показания — в журнал. Обратный — работает. А этот хомут, — он поднял блестящую металлическую скобу, — поставим, когда поймём, куда они врезались. По камере увидим. И ещё: насос включай меньше ночью. Пусть свистит.
— Пусть, — Анна кивнула. — Сегодня пусть свистит.
Она наливала себе чай и каждый час проверяла телефон. Камера присылала кадры: темноту, трепещущий ремешок, собственное дыхание участка. После полуночи пришла первая запись движения: луч фонарика полоснул по внутренней поверхности крышки. Кто-то пытался отогнуть люк, не усилием, а привычкой. Замок выдержал. Две минуты — тишина. Потом кадр: металлическая отмычка, руки в дешёвых перчатках. Щёлк. Люк приоткрыт — она услышала в наушниках едва уловимый звяк пластика о железо. Камера поймала лицо Валеры — снизу вверх, как у героя неудачного фильма. Он вытащил тонкий шланг, вставил к отводу после клапана, щёлкнул своим хомутом — и потянул шланг к щели под забором, где заранее была сделана выемка.
Анна сделала вдох, набрала участкового.
— Климов? Это Анна с Полевой, двадцать один. Проникновение в колодец, воровство воды. Камера пишет. Приезжайте, пожалуйста.
— Выезжаю, — коротко ответил участковый.
Пока они ехали, насос снова запел — длинно, обречённо; в трубе было слышно, как кто-то тянет. Анна подняла крышку каморки, где стоял блок питания насоса, и отключила его из сети. Вода в шланге соседей сделала «пф», как если бы кто-то выплюнул.
Через десять минут во дворе вспыхнули фары «Нивы». Климов шагал по дорожке уверенно, как человек, который десять лет ходит не по ковровым дорожкам.
— Где? — спросил он.
— Там, — Анна открыла люк ключом и отступила. Камера мигнула красным — запись пошла в облако.
В это время с той стороны забора послышался шорох и тихий мат.
— Валера! — Анна подняла голос. — Выходи. Поговорим с участковым.
— Кто там? — Света, судя по голосу, проснулась и вышла на крыльцо. — Валера, что случилось?
Валера выглянул из-за забора, держа в руках шланг.
— Ань, ты чего… Мы ж… — Он заметил Климова и сглотнул. — Здрасьте.
— Это ваш шланг? — уточнил Климов, как будто ему было непонятно.
— Наш, — Света замялась. — Но мы… мы же соседи, товарищ полицейский…
— Онлайн-файлы у меня, — Анна повернула телефон к Климову. На экране было видно крупно лицо Валеры, его аккуратный хомут, как он тянет шланг в щель. — И показания счётчика. За ночь ушло полтонны.
Климов посмотрел в камеру, потом на Валеру.
— Проникновение в инженерное сооружение, самовольное подключение к чужим сетям, — перечислил он. — И это мы сейчас не про мораль.
— Да ладно, — Валера попытался улыбнуться. — Мы же своей — на пару ведер… Детям помыться.
— Во-первых, — Анна подняла палец, — это происходило ночью, без спроса. Во-вторых, «ведра» у вас почему-то подключаются хомутом после обратного клапана. В-третьих, у меня на участке дети тоже — и им утром нечем умываться.
— И в-четвёртых, — сухо добавил Климов, — за «пару ведер» ночью замки не вскрывают.
Света прикрыла рот ладонью. Валера вскинулся было, но Климов уже протянул ему бумагу.
— Пройдём в дом, напишем объяснения. Соседка — заявление. Потом сидим и решаем, как вы будете компенсировать ущерб.
— Какой ущерб? — Валера всхлипнул, но без слёз. — Вода копейки стоит!
— Вода — может. А замки, оборудование, пломбы, электрика — нет, — Анна закрыла колодец. — И нервы, увы, не тарифицируются.
— Ты что, баба, — вдруг заорал Валера, шагнул к ней, — решила бизнес на воде сделать?!
Климов положил ему руку на плечо и слегка сжал.
— Спокойно. А то ещё и мелкое хулиганство прилетит.
Они прошли в дом. Света шмыгала носом в стороне. Анна заполняла строки аккуратно: дата, время, «замечено отсутствие воды», «обнаружены следы вскрытия», «подключение шланга». Климов взял флешку с копиями видео, сфотографировал счётчик — 7,4 куба — и на всякий случай пломбу.
— Хомут перекроем? — спросил он на прощанье. — Или подождёте сантехника?
— У меня есть, — Анна подняла блестящую скобу. — Миша научил.
Она с Игорем спустились к колодцу снова. Игорь молчал всю дорогу, сжимая губы так, как будто держал между ними слово «конфликт». Анна сняла хомут Валеры обычной отверткой, из-под прокладки чиркнула вода — он действительно сидел после клапана. На место поставила свой — ремонтный, с глухой вставкой — перекрыв отверстие. Притянула болты крест-накрест, протянула ленту. Щель к соседям закрыла деревянной вставкой и саморезами. Камера посмотрела вниз нейтрально.
— Ань, может, зря так жёстко? — тихо сказал Игорь. — Ну… вода…
— Вода — это наш счётчик, наш насос и наша труба, — ровно ответила она. — И — наш дом. Я тоже люблю быть хорошей, но не за свой счёт.
— Валера обидится, — Игорь пожал плечами.
— Пусть обижается на свою совесть, — Анна закрыла люк новым замком. Старый, высверленный, лежал в ведре, как зуб.
Утром на их участке была толпа — тихая, но плотная: Миша пришёл досмотреть фитинги, двое соседей пришли «посоветоваться», Света стояла у забора с виноватым лицом. Валера не показывался. В чате СНТ зашумело: «Аня полицию вызвала», «воды не дала», «вообще обнаглели». Анна на это отвечала одной фразой: «Вода — по договору и счётчику. Всем остальным — к председателю».
Вечером пришёл Климов с бумажками: «предупреждение», «обязательство возместить», «объяснение». На одной из них четырьмя буквами торчала фамилия Валеры, на другой — его «не помню, когда был» и «думал, можно». Смех сквозь зубы.
— И ещё, — сказал Климов, — поставьте табличку. Для наглядности. Люди у нас понимают либо по-человечески, либо по бумаге.
— У меня и бумага, и табличка, — Анна улыбнулась краешком рта.
Ночью она написала аккуратно, китайским маркером на белой пластиковой пластине: «КОЛОДЕЦ ЧАСТНЫЙ. ВОДА — ТОЛЬКО ДЛЯ УЧАСТКА №21. РАСХОД ПО СЧЁТЧИКУ. ПО ВОПРОСАМ — ДОГОВОР.» Утром прикрутила её к люку саморезами. Рядом, помельче: «Любопытным — по счётчику».
Соседские дети в тот день впервые пришли не с пустыми ведрами, а с глазами, полными вопросов.
— Тётя Аня, — сказал старший, — папа сказал, что ты зл… злая.
— Я — злая на тех, кто берёт чужое без спроса, — тихо ответила она. — Если вам нужна вода — скажите. Я дам. Но папе скажите, что у воды есть правила.
Он кивнул серьёзно, как взрослый. Света позже принесла пирог — «помириться». Анна приняла пирог, но руки не пожимала.
Вечером, когда жара стала мягче, Анна снова вышла в сад. На грядках шелестела капельная лента, качались стебли помидоров. Она открыла кран — и услышала то, что любила: вода побежала по трубе и зашумела, как ветер в еловых ветках. Насос внизу вступил на свою партию — уверенно, ровно. Сердце дома снова билось.
Игорь вышел, постоял рядом.
— Пахнет мокрой землёй, — сказал он примирительно.
— Победой, — поправила Анна.
Она прошла к колодцу. На люке блестел новый замок. Рядом белела её табличка. В журнале показаний — аккуратные цифры и даты, а к вечеру — запись: «8,1 куба». Рядом она приписала маленьким: «Хомут Валеры снят. Мой — стоит». И поставила точку.
За забором было тихо. Настолько тихо, что Анна вдруг услышала: вода снова шумит в трубе, как будто дом вдыхает и выдыхает ровно и спокойно. Она положила руку на крышку люка — под ладонью вибрировала уверенность.
Соседи могут обижаться, чат — кипеть, участковый — делать пометки. У воды есть простое правило: она идёт туда, где для неё сделали путь. И Анна свой путь проложила.
На люке высохла белая краска. На солнце блестел ровный винт нового хомута. А внизу — вода, как и положено, шумела по трубе.