— Твоя дочь мне не внучка, ДНК это доказал. Верни все подарки, что я ей дарила, — потребовала свекровь.
Марина замерла с чашкой в руке, не донеся ее до губ. Горячий чай плеснулся на скатерть, оставляя темное, расплывающееся пятно. Она смотрела на Тамару Игоревну, сидевшую напротив за ее же кухонным столом, и не могла поверить своим ушам. Слова, холодные и острые, как осколки льда, казалось, повисли в воздухе.
— Что? — только и смогла выдохнуть она. Голос был чужим, сиплым.
— Что слышала, — отрезала свекровь. Она положила на стол сложенный вчетверо лист бумаги. — Вот. Официальное заключение. Я наняла лучших специалистов. Андрей не является биологическим отцом Анны.
Марина смотрела на этот белый прямоугольник, как на ядовитую змею. В голове шумело, мысли путались. ДНК. Экспертиза. Внучка. Подарки. Слова складывались в какой-то чудовищный, абсурдный пазл.
— Какая экспертиза? Тамара Игоревна, вы о чем? Мы с Андреем ничего не делали.
— Я сделала, — в голосе свекрови звенел металл. Она была женщиной властной, привыкшей решать все сама. Высокая, с идеальной укладкой седеющих волос, в строгом брючном костюме, она и сейчас выглядела так, будто пришла не к невестке на чай, а на совет директоров. — У меня были сомнения. Анечка совсем не похожа на нашу семью. Ни на Андрея, ни на деда, ни на меня. И я решила проверить. Моя интуиция меня не подвела.
Марина медленно опустила чашку на блюдце. Руки дрожали.
— Как… как вы могли? Без нашего ведома? Это же… незаконно!
— Когда речь идет о чистоте моей семьи, о наследниках, я пойду на все, — Тамара Игоревна выпрямила спину. — Так что насчет подарков? Я не собираюсь оставлять свои фамильные ценности в чужом доме. Золотые сережки, что я дарила на крестины. Серебряная ложечка с гравировкой. И тот большой медведь, которого я заказывала из Германии. Собери все. Я подожду в машине.
Она встала, отодвинув стул, и направилась к выходу, даже не взглянув на Марину. Дверь за ней хлопнула с оглушительной финальной точкой.
Марина осталась сидеть в оглушающей тишине. Пятно от чая на скатерти расползлось, напоминая уродливую кляксу. В соседней комнате спала Анечка, ее пятилетняя дочь. Ее сокровище с русыми кудряшками и смеющимися голубыми глазами. Не похожа? Да Аня была копией ее, Марины, в детстве. А от Андрея у нее были его ямочки на щеках, когда она улыбалась, и его привычка смешно морщить нос.
Она схватила телефон. Пальцы не слушались, несколько раз промахиваясь по кнопкам.
— Андрей! — крикнула она в трубку, как только муж ответил. — Твоя мать только что была у нас!
— Тише, Мариш, я на совещании. Что случилось? — голос Андрея был спокойным, как всегда.
— Она сказала… — Марина сглотнула, пытаясь унять дрожь. — Она сказала, что Аня не твоя дочь! Она сделала какой-то тест ДНК! Требует вернуть все подарки!
На том конце провода повисла тишина. Слишком долгая, слишком тяжелая.
— Андрей? Ты слышишь меня?
— Слышу, — наконец ответил он. Голос его был глухим. — Я… я поговорю с ней. Это какое-то недоразумение.
— Недоразумение? Она принесла бумагу, заключение! Она обвинила меня в измене!
— Марин, успокойся, пожалуйста. Я скоро буду дома, и мы все обсудим. Не делай ничего. Просто жди меня.
Он повесил трубку. А Марина так и осталась стоять с телефоном в руке. «Не делай ничего». Легко сказать. Ее мир только что перевернули с ног на голову, растоптали, а она должна просто ждать.
Она прошла в детскую. Анечка спала, раскинув руки, обнимая того самого большого плюшевого медведя из Германии. Подарок на трехлетие. Бабушка тогда привезла его лично, с трудом затащив в квартиру. «Для моей принцессы все самое лучшее!» — говорила она, целуя пухлую щечку внучки. А теперь… «Верни все».
Марина присела на край кровати, глядя на спящую дочь. Слезы катились по щекам, беззвучно падая на одеяло. Как можно было даже подумать такое? Она любила Андрея. Они были вместе со студенчества. Их Анечка была долгожданным, любимым ребенком. Никогда, ни на единую секунду она не давала повода для сомнений.
Вечером Андрей приехал позже обычного. Тихий, осунувшийся. Он молча прошел на кухню, сел за стол.
— Ну? — спросила Марина, скрестив руки на груди. Она выплакала все слезы, и теперь внутри была только холодная, звенящая ярость.
— Я говорил с мамой, — Андрей не поднимал глаз. — Она… она действительно сделала тест.
— Я это уже знаю. Я спрашиваю, что ты собираешься делать? Ты веришь ей? Ты веришь в этот бред?
— Мариш, это не бред. Это документ. С печатями, со всеми делами. Она показала мне.
Марина отшатнулась, будто ее ударили.
— Так ты… ты веришь?
— Я не знаю, во что верить! — он наконец поднял на нее глаза, и в них была такая мука, что ее ярость на миг угасла. — Мама никогда не врет в таких вещах. Она… она очень щепетильна в вопросах семьи. Но я смотрю на тебя, на Аньку… я не понимаю, как такое возможно.
— Никак! Потому что это ложь! — выкрикнула Марина. — Это какая-то ошибка! Или твоя мать просто сошла с ума от своей мании контроля! Как она вообще это сделала? Откуда у нее материал для анализа?
Андрей снова опустил голову.
— Она сказала, что взяла твою расческу и мою… из ванной. И у Анечки… тоже с расчески, когда была у нас в прошлый раз.
Марина вспомнила. Неделю назад Тамара Игоревна приезжала «посидеть с внучкой», пока Марина бегала в магазин. Вернувшись, она застала свекровь в детской, расчесывающей Анечке волосы. «Какие у нас кудряшки непослушные, сейчас бабушка красоту наведет», — ворковала она тогда. А на самом деле… собирала материал для своей подлой экспертизы.
— То есть, ты знал? — прошептала Марина. — Ты знал, что она что-то затевает?
— Не знал! Она просто сказала, что хочет убедиться. Я просил ее не делать этого, говорил, что это глупости…
— Но не остановил! — закончила за него Марина. — Ты просто позволил ей это сделать. Позволил унизить меня, растоптать нашу семью.
— Что я мог сделать? Ты же знаешь мою мать! Если она что-то решила…
— А я твоя жена! А Аня — твоя дочь! Кого ты должен защищать, Андрей? Ее или нас?
Он молчал. И это молчание было страшнее любых слов. Он не выбрал их. Он не мог пойти против матери.
Ночью Марина не спала. Она лежала рядом с мужем, который делал вид, что спит, и чувствовала себя бесконечно одинокой. В их спальне, в их общей постели между ними выросла ледяная стена. Утром она собрала небольшую сумку — свои вещи и Анечкины.
— Что ты делаешь? — спросил Андрей, наблюдая за ней из-под одеяла.
— Я уезжаю. К маме. Я не могу оставаться здесь. Не после того, как ты предал нас.
— Я не предавал! Я просто… растерян. Мне нужно время подумать.
— Думай, — холодно ответила Марина, застегивая молнию на сумке. — Можешь думать вместе со своей мамой. А когда надумаешь, кому ты веришь — ей или собственной жене, — тогда и позвонишь.
Она разбудила Анечку, тихо объяснив, что они поедут в гости к бабушке. Девочка, сонная и радостная, закивала. Выходя из квартиры, Марина остановилась. Она зашла в детскую, взяла с кровати того самого огромного медведя и решительно потащила его к выходу.
Ее родители жили в старом районе, в тихой двухкомнатной квартире. Мать, Нина Петровна, открыла дверь и, увидев заплаканное лицо дочери и сумку в ее руках, все поняла без слов. Она молча обняла Марину, потом подхватила на руки сонную Анечку.
— Проходите, родные мои. Чайник как раз вскипел.
За чашкой чая, уложив Аню спать, Марина все рассказала. Нина Петровна слушала молча, только лицо ее становилось все строже.
— Вот значит как, — сказала она, когда Марина закончила. — Экспертизу она сделала. Умная какая. А ты, дочка, видела эту бумагу?
— Нет. Андрей видел. Говорит, с печатями.
— Печати сейчас любые нарисовать можно, — хмыкнула мать. — У меня вот один вопрос: если она такая честная и принципиальная, почему сделала все втихую? По-хорошему, надо было вам предложить, всем вместе пойти и сдать анализы в независимой лаборатории. А это что? Крысиные игры какие-то.
— Но Андрей ей верит…
— Андрей маменькин сынок, ты всегда это знала. Его Тамара под каблуком с детства держит. Он боится ее больше, чем любит тебя. Это горько, но это правда. И сейчас тебе нужно думать не о нем, а о себе и об Анечке.
— Что мне делать, мама?
— Бороться, — просто сказала Нина Петровна. — Во-первых, никаких подарков ты возвращать не будешь. Это подарки твоему ребенку. Пусть только сунется, я ей сама все выскажу. Во-вторых, нужно сделать свою экспертизу. Настоящую. Чтобы у тебя на руках было доказательство.
— А если Андрей не согласится?
— А его и не надо. Ты мать. Ты имеешь право. Мы найдем хорошую клинику. И сделаем все официально. Чтобы у этой… мегеры, не осталось ни одного аргумента.
Эта простая, ясная логика немного успокоила Марину. У нее появился план. Не сидеть и плакать, а действовать.
На следующий день позвонила Тамара Игоревна.
— Ну что, ты собрала вещи? Мой водитель может подъехать через час.
— Никто никуда не поедет, — ответила Марина так спокойно, как только могла. — Подарки останутся у Ани.
— Ты не поняла меня? — в голосе свекрови послышалось удивление. Она не привыкла, чтобы ей перечили. — Девочка мне не родная. Я не обязана ее содержать.
— А я не обязана отчитываться перед вами и выполнять ваши безумные требования. Если у вас есть претензии, можете подавать в суд.
Марина повесила трубку, чувствуя, как колотится сердце. Она впервые в жизни дала отпор этой женщине. И это придало ей сил.
Через несколько дней, найдя через знакомых лучшую генетическую лабораторию в городе, она поехала туда с Анечкой. Процедура была простой и безболезненной — взяли мазки с внутренней стороны щеки. Марина заплатила за срочность. Теперь оставалось только ждать.
Андрей звонил каждый день. Просил вернуться, говорил, что скучает. Но на главный вопрос — верит он ей или нет — так и не отвечал. «Мариш, все сложно, ты пойми… Мама давит…». Марина больше не плакала. Она просто слушала его оправдания и чувствовала, как любовь, жившая в ней столько лет, медленно превращается в пепел.
Результаты были готовы через неделю. Марина смотрела на бланк с официальными печатями, и руки ее не дрожали. «Вероятность отцовства составляет 99,999%». Черным по белому. То, что она и так знала. То, в чем никогда не сомневалась.
Она сделала копию и в тот же вечер поехала к мужу. Он был дома один.
— Вот, — она положила перед ним на стол заключение. — А теперь я хочу увидеть ту бумажку, которую тебе показала твоя мать.
Андрей долго смотрел на документ, потом на Марину.
— Прости меня, — прошептал он. — Я такой идиот.
— Бумажку, Андрей.
Он ушел в комнату и вернулся с тем самым сложенным вчетверо листом. Марина развернула его. Он выглядел солидно — логотип какой-то московской клиники, подписи, печать. Но что-то в нем было не так. Она сравнила его со своим заключением. Шрифт. Расположение текста. И главное — внизу мелким шрифтом была указана лицензия клиники.
Марина достала телефон и вбила номер лицензии в поисковик. Он принадлежал совершенно другой организации — ветеринарной клинике на окраине города.
— Это подделка, — тихо сказала она. — Дешевая, грубая подделка. Твоя мать просто распечатала фальшивку, чтобы избавиться от меня.
Андрей смотрел на нее, и лицо его было белым как полотно. Он все понял. Весь масштаб обмана и предательства его собственной матери.
— Я… я поговорю с ней, — пробормотал он.
— Нет, — отрезала Марина. — Мы поговорим с ней. Вместе. Прямо сейчас.
Дом Тамары Игоревны встретил их тишиной и запахом дорогих духов. Она сидела в гостиной с книгой, но было видно, что она их ждала.
— А, явились, — она отложила книгу. — Надумали вернуть мое имущество?
— Мы приехали за объяснениями, мама, — Андрей шагнул вперед. В его голосе впервые за долгое время появилась сталь. — Вот. — Он бросил на столик перед ней оба заключения — настоящее и фальшивое. — Что это такое?
Тамара Игоревна бросила взгляд на бумаги и даже не изменилась в лице.
— Я защищала интересы своей семьи.
— Ты лгала! — Андрей повысил голос. — Ты оклеветала мою жену! Ты чуть не разрушила мою жизнь! Зачем?
— Потому что она тебе не пара! — наконец взорвалась свекровь. — Простая девчонка из обычной семьи! Ни роду, ни племени! Я всегда хотела для тебя лучшего! Найти повод было лишь делом времени! Я думала, ты одумаешься, поймешь, что совершил ошибку, женившись на ней!
— Ошибку? — Андрей горько усмехнулся. — Единственную ошибку, которую я совершил в жизни, — это то, что всегда слушал тебя, а не свое сердце.
Он повернулся к Марине.
— Поехали отсюда.
Они вышли из этого холодного, чужого дома, оставив Тамару Игоревну одну с ее ложью и ненавистью.
В машине Андрей взял Марину за руку.
— Я смогу все исправить? Ты простишь меня?
Марина смотрела на дорогу. Правда восторжествовала. Ее имя было чисто. Но что-то сломалось. Что-то важное, что уже не склеить. Доверие. Ощущение надежного плеча.
— Я не знаю, Андрей, — честно ответила она. — Я правда не знаю. Мне нужно время.
Она знала одно. Она вернется в свою квартиру. Но не потому, что простила мужа. А потому, что это был и ее дом тоже. И дом ее дочери. А в детской их будет ждать большой плюшевый медведь. Как символ маленькой, но очень важной победы. Победы любви и правды над злой и расчетливой ложью. Что будет дальше с их семьей, она не знала. Но теперь она была уверена, что сможет защитить себя и своего ребенка от кого угодно. Даже от тех, кто должен был любить их больше всех.