Строительные скобы и зажимы вместо кисти и красок: именно из этих «нехудожественных» материалов художник Петр Быстров создал портреты Гоголя, Лермонтова, Маяковского и Михаила Боярского, представленные на выставке «Среда обитания» в Лахта Центре. Мы поговорили с автором о том, как рождается «скобогравюра».
Впервые она вызвала интерес на экспозиции «Энциклопедия московских типов» в Музее Москвы. Тогда Быстров создал галерею персонажей по профессии — лоточников, жестянщиков, стекольщиков, валяльщиков, — вдохновившись фотографическими открытками «Русские типы» конца XIX — начала XX века. Техника обнажила способ идентификации человека через его инструменты и одежду. Позднее в этой же технике художник создал портреты генерала Скобелева, поэта Лермонтова, «Битлов» и казаков.
«Я понял, что скоба — это штрих»
— Как вы нашли свой почерк?
— Техника, с которой я работаю, связана с пространством моего проживания. Я живу в загородном доме в Подмосковье круглый год, и оказалось, что деревенский быт требует огромного количества работ — утепления, подвода воды и других дел, к которым горожанин не привык. Первые годы у меня ушли на освоение технических навыков, а вместе с ними в руки пришли новые инструменты: обжимные хомуты, кусачки, зажимы. И вдруг я понял: скоба из степлера — это штрих, проволока — линия. Из них родилась графическая интуиция, и с тех пор я стал использовать строительные материалы как художественные.
Мои работы — это продолжение движений тела. Физический труд требует формы, и для меня он стал продолжением телесных практик, еще со времен, когда я занимался дадаистскими и сюрреалистическими перформансами в обществе «Радек».
Между спортом и искусством
— С чего началось ваше увлечение перформансом?
— В юности я познакомился с художниками, параллельно занимался спортом, особенно гиревым. Мне хотелось соединить потребность в движении с искусством, и я нашел эту органику. Сейчас тренирую троих сыновей, мы занимаемся пауэрлифтингом. У меня есть собственная система тренировок с подручными предметами: камень, коряга, черенок лопаты или ведро могут стать снарядом. Например, форма ведра сама по себе рождает особые движения, которые открывают новые возможности силового атлетизма.
Литераторы и Боярский
— На выставке у вас три портрета классиков русской литературы соседствуют с актером Михаилом Боярским. Чем объясняется такое соседство?
— Для «Энциклопедии московских типов» куратор просил портреты исчезнувших профессий. А здесь, вероятно, захотел показать литераторов и Боярского как популярного персонажа. Это не серия. Боярский не позировал, как и Лермонтов или Маяковский. Мы имеем дело с пространством вторичных образов. Образ Боярского живет в ноосфере — для меня он связан с фильмами о Д’Артаньяне, которые я смотрел в детстве. Как говорил Деррида, мы сталкиваемся со «следами следов»: художник работает не с подлинными впечатлениями, а с их отражениями, которые уже переполнены знаками и мемами. В этом смысле мой портрет Боярского — не совсем портрет.
Федерация спортивного вскапывания
— Одним из своих детищ вы назвали систему силовых тренировок. Какие еще проекты для вас важны?
— Я учредил Федерацию спортивного вскапывания. В деревне наблюдал, как люди копают землю, и понял: это может быть не просто утилитарная работа, но и новая дисциплина. Мы даже проводили фестиваль на Винзаводе. Там была форма федерации: халаты, участники копали из точки А в точку Б. Если б мы были биологами, сказали бы, что вскапывание — это форма жизни.
Беседовал и снимал: Михаил Борисов
#культурныйкод