Пожив больше двух лет в Санкт-Петербурге поняла, почему настоящие петербуржцы недолюбливают нас понаехавших. Мы словно сваливаемся на их голову и живем не по их привыкшим правилам. Сразу это сложно увидеть и понять. Но со временем начинаешь понимать.
Жил-был город. Не просто город, а великий и ужасный Петербург. Город, который строили на болоте, топили наводнениями, морили блокадой, но так и не смогли сломить. И в этом городе живут особые люди — коренные петербуржцы. Они не рождаются, ими становятся после третьего поколения, прожитого между Невой и Обводным каналом, и только после того, как научатся отличать «бардо» от «бардачка» в час пик в метро.
А потом в этот отлаженный, как швейцарский хронометр, мир ежегодно вливаются тысячи «завоевателей». Их называют «понаехавшие». И вот почему местные смотрят на них с легкой, почти отеческой грустью.
1. Географический кретинизм как национальный вид спорта.
Коренной петербуржец знает, что «встречаемся у выхода из метро «Гостиный двор» — это не указание, а коварная ловушка для приезжего. Потому что выходов там примерно как луж после дождя. Он с затаенной жалостью наблюдает, как группа «по-на-е-ха-вших» с широко раскрытыми глазами и навигатором в телефоне пялится на единственный в мире указатель «Невский проспект / Думская улица / Первая Артиллерийская рота / Косыгина» и пытается понять, как им пройти «прямиком, вот по этой улице».
Для них «перейти на другую сторону» — это физическое действие. Для питерца — философское понятие, ибо это значит сначала спуститься в подземный переход, купить у бабушки носки, потерять надежду, найти выход к пятиугольному скверу и только потом понять, что ты вышел ровно в том же месте, откуда начал.
2. Война с поребриком.
Все помнят этот старый мем. Для коренного жителя бордюр — это «поребрик». Точка. Услышав слово «бордюр», петербуржец внутренне вздрагивает, делает томные глаза и мысленно ставит вам минус в карму. Он не злится, он просто сожалеет. Как сожалеет учитель музыки о ребенке, который фальшиво поет. Вы для него — несформировавшийся, недоросший до великого питерского словоупотребления человек. Ваше «бордю-у-р» режет его слух так же, как скрежет металла по стеклу.
3. Культурный код, или «А в Эрмитаже туалет где?».
Петербуржец может работать менеджером в офисе, но в душе он — бессменный и бесплатный куратор городского музея под открытым небом. Он мысленно ведет статистику:
· «О, смотри-ка, сфоткались пальцем вверх на фоне Медного всадника. Оригинально. Третий за сегодня».
· «Опять пытаются потрогать крысу у памятника Чижику-Пыжику. Ну-ну».
· «Спросили, как пройти к Спасу-на-Крови, а сами стоят к нему спиной. Классика».
Самое большое разочарование для него — увидеть, как кто-то покупает клубнику на Дворцовой площади. Не Казанову, не Растрелли, а именно клубнику. Это кощунство. Примерно как слушать Баха на расстроенной балалайке.
4. Транспортный ад. Питерец выработал иммунитет к знаменитой питерской пробке на КАДе, которая существует всегда, вне зависимости от времени суток и года. Он к этому подготовлен морально. Он видит, как «понаехавший» на маленькой машине с рязанскими номерами пытается объехать эту пробку по тротуару, и тихо улыбается. «Милый, — думает он, — мы все уже пробовали. Добро пожаловать в вечность».
5. Романтика или Прагматизм. Для приезжего белые ночи — это невероятно романтично. Сиди на набережной, пей вино, целуйся, любуйся разводными мостами. Для питерца белые ночи — это:
· Незатемненные окна в квартире.
· Птицы, орущие под окном в три часа ночи, как будто у них пожар.
· Толпы романтиков под окнами, орущие еще громче этих птиц.
· Полная потеря ориентации во времени. «Что значит уже утро? Я еще не спал!»
И он смотрит на этих восторженных романтиков с их шариками и селфи-палками и думает: «Вот пройдет неделя, вы поспите три часа в сутки, вас обольет дождь из шести известных состояний, и ваша романтика быстро испарится. А мне здесь жить».
В итоге, почему же их недолюбливают?
А никто и не недолюбливает по-настоящему! Это не ненависть, а скорее снисходительная, ироничная усталость старого интеллигента от слишком шумных и непонятливых соседей. Питер — город, который воспитывает. Он как строгий, но справедливый учитель. Сначала он вас замораживает, заливает дождем, путает улицами и доводит до бешенства своими пробками.
А потом, через год, два, пять, вы вдруг ловите себя на мысли, что: — Вы сердитесь на туриста, который остановился посреди потока на Невском. — Вы брезгливо морщитесь, услышав слово «бордюр». — Вы знаете, в каком именно переходе продают самые вкусные чебуреки. — И вместо «какой ужас, опять дождь» вы говорите: «Ну, ничего, зато зелени много».
И вот в этот момент вы ловите на себе взгляд коренного петербуржца. И он кивает вам едва заметно, с одобрением. Потому что вы больше не «понаехавший». Вы просто еще один выживший, который медленно, но верно превращается в петербуржца. И теперь вам тоже есть, над кем посмеяться. Добро пожаловать в клуб! Только тут у нас поребрики, а не бордюры.