Павел встряхнулся первым. Он достал телефон и набрал номер жены. Длинные гудки, а потом — автоматическое сообщение, что абонент недоступен.
— Она… она вернется, — тихо, больше для себя, сказал Павел, опуская телефон, — просто, ей сейчас тяжело. Очень тяжело осознавать, что она вышла замуж за мужа своей лучшей подруги. Алевтина любила меня всегда. Еще с той самой свадьбы. Но и Анну она любила и… любит. как сестру. Ей тяжело, но она вернется и мы все вместе будем решать как жить дальше.
Потребовалось время, чтобы все немного успокоились. Элеонора Брониславовна распорядилась подать в гостиную чай и коньяк — “для укрепления духа”. Все расселись вокруг Марии - Анны, которая, стиснув руки, смотрела на них, как затравленный зверек.
Сначала все силы были брошены на то, чтобы успокоить Веру. Девушка была в глубочайшем шоке. Ей, ее маме, ее прошлому — всему, что она знала о себе, — был нанесен сокрушительный удар.
И тогда Анна - Мария, собрав всю свою волю в кулак, начала говорить. Голос ее был тихим, прерывающимся, но очень твердым. Она рассказала все. Как ее, безымянную, без памяти, нашел в лесу Андрей Семенов. Как его жена, настоящая Мария, выходила ее. Как та умерла при родах, оставив новорожденную Верочку. И как Андрей, убитый горем, предложил ей, потерянной и одинокой, заменить девочке мать, взяв имя умершей жены.
— Это было тяжелое решение, — говорила она, глядя на дочь, в глазах которой стояли слезы, — но я полюбила тебя с первой секунды, Верочка и хотела помочь тебе, Андрею.. Ты стала моим ребенком. И я дала слово Андрею и… той Марии… что сделаю все для твоего счастья. Прости меня, если сможешь.
Вера молчала, потом вдруг бросилась к ней и обняла так крепко, как будто боялась потерять снова.
— Ты — моя мама! — рыдала девушка, — я не хочу другую! Ты меня вырастила, ты меня любила! Какая разница, чья кровь?
Когда первые страсти поутихли и все немного пришли в себя, разговор зашел о том, что же произошло тогда, много лет назад. Анна - Мария, уже более уверенно, стала вспоминать.
— В тот день… — женщина закрыла глаза, пытаясь собрать воедино обрывки воспоминаний, — Паша, ты утром улетел в командировку в Новосибирск, на какую - то конференцию, а через час после твоего отъезда, посыльный принес письмо. Я… я расписалась и вскрыла его. Я думала, ты что-то важное забыл сказать мне или решил сделать сюрприз, которые очень любил преподносить мне. Это, действительно, был сюрприз. Да еще какой!!!
Женщина сделала глоток воды, ее рука дрожала.
— Там был листок, исписанный твоим почерком. Твоим, Паша! Я сто раз видела, как ты пишешь! Там было написано, что ты полюбил другую, что хочешь развода. Что пишешь это, потому что так легче сказать. Что давно хотел признаться, но не находил сил…
Павел слушал ее, и его лицо вытягивалось от изумления и ужаса.
— Аня, я никогда ничего такого не писал! Это же бред! Я тебя боготворил! Я с ума сходил по тебе!
— А я поверила! — крикнула она в отчаянии, — я словно с ума сошла! Я писала тебе на пейджер, звонила в гостиницу, но ты был уже в самолете! Я не понимала, что делаю… Я просто выбежала из дома в чем была, села в первую попавшуюся машину и поехала в аэропорт. Мне сказали, что твой рейс уже в небе, тогда я села в такси и поехала обратно… Меня укачало, было душно… Я попросила водителя остановиться, расплатилась и вышла…
Анна - Мария замолчала, и по ее лицу текли беззвучные слезы.
— Я шла и плакала. Мне казалось, жизнь кончена и вдруг, удар. И больше ничего. Пустота.
Все сидели в ошеломляющем молчании.
— Но кто… кто мог подделать мой почерк? Кто мог послать это письмо? — с ужасом прошептал Павел.
Ответ был очевиден для всех. Имя висело в воздухе, тяжелое и невыносимое. Алевтина. Лучшая подруга, которая всегда любила мужа своей подруги. Которая была на той самой свадьбе. Которая знала его почерк. Которая только что сбежала.
Тишину в гостиной нарушил лишь тихий, леденящий душу стон Элеоноры Брониславовны:
— Боже мой… Что мы натворили…
*****
Августовский вечер был душным и тяжелым. Воздух, раскаленный за день, не остывал, а лишь налился свинцовой тяжестью, предвещающей грозу. Над горизонтом клубились темно - лиловые, почти черные тучи, изредка озаряемые всполохами далекой молнии. Именно в эту удушающую, зловещую атмосферу вырвалась Алевтина Гольданская из ворот ненавистного особняка.
Она села за руль своего мощного Мерседеса, ее пальцы с такой силой вцепились в руль, как будто она хотела срастись с ним. В ушах стоял оглушительный звон, а перед глазами — одно - единственное изображение: лицо Анны. Живое, испуганное, с теми самыми шрамами, которые она, Алевтина, мысленно рисовала на ее мертвом лице все эти годы.
Алевтина рванула с места, гравий заскрежетал под колесами. Она не включила навигатор, не смотрела на знаки, а просто давила на газ, пытаясь убежать. Убежать от этого дома, от этого лица, от собственного прошлого, которое настигло ее с такой чудовищной, несправедливой жестокостью.
Скорость набирала обороты. Загородная трасса была пустынна. Стекло машины было опущено, и в салон врывался горячий, свистящий ветер, который не охлаждал, а лишь раздувал пожар внутри нее. В голове, вопреки воле, поплыли обрывки воспоминаний, яркие и ядовитые, как вспышки той самой молнии на горизонте.
Вот, молодая, красивая Алевтина стоит рядом с Анной в белом платье. Аля — подружка невесты, но она не видит ни гостей, ни убранства зала. Она видит только его — Павла. Красивого, счастливого, смотрящего на свою невесту с таким обожанием, что у нее сжимается сердце от боли и зависти:
— Он должен быть моим, — шепчет ей какая-то темная, утробная часть души, — Анна недостойна его.
Потом —- маленький Алексей на руках у Анны. Павел обнимает их обоих, его лицо сияет безграничным счастьем. Алевтина дарит им погремушку, улыбается, а внутри все переворачивается от ненависти. Этот ребенок — еще одно звено, навсегда приковывает Павла к Анне. Алевтина ненавидит и малыша — этот живой символ их любви.
А еще она ненавидит Элеонору Брониславовну. Властную, пронзительную старуху, которая с первого дня не приняла ее. В доме Гольданских повсюду — на пианино, на камине, в альбомах — стояли фотографии Анны. “Анечка наша была такая умница”, “Анюта обожала этот торт”, “как жаль, что Анечка не дожила до этого дня”. Алевтину тошнило от этого бесконечного траура, от этого культа мертвой невестки. Она была живая, она была здесь, она любила Павла! Почему все продолжали любить призрак?
Переезд в Голландию стал для Алевтины спасением. Наконец - то не будет этого дома, не будет этих фотографий, не будет этой вечно вздыхающей свекрови. Там, вдали ото всех, она сможет заставить Павла забыть. Аля уговорила его вложить деньги не в очередную теплицу для роз, а в ее салон красоты.
— Это же моя мечта, Пашенька! Я же парикмахер! — вздыхала Алевтина. И он, все еще апатичный и потерянный после трагедии, согласился. И вот, Алевтина Гольданская — хозяйка роскошного салона в самом центре Амстердама. У нее есть деньги, положение, красивый муж. Казалось, призрак Анны окончательно побежден. Но и там, вдалеке, Павел иногда вставал ночью и подолгу смотрел в окно на каналы. И она знала — он думает о ней.
А сегодня этот призрак материализовался. Войдя в гостиную и увидев эту женщину в простом платье, с лицом, изуродованным шрамами, но с теми самыми, невыразимо знакомыми глазами, Алевтина чуть не вскрикнула. Весь мир перевернулся. Первым порывом была ярость, дикая, слепая. Она чуть не бросилась на Анну, чтобы вцепиться ногтями в это лицо, стереть его с лица земли, но вовремя сдержалась. Остаток здравого смысла подсказал — бежать. Бежать немедленно.
Машина неслась по трассе, стрелка спидометра ползла все выше. Алевтина почти не видела дороги. Перед ней снова и снова проносились картины того, что она натворила.
Однажды, за чашкой кофе, Анна, счастливая и любящая, сказала ей:
— Знаешь, Алечка, я так люблю Пашу, что если бы он вдруг меня разлюбил, нашел другую… мое сердце просто разорвалось бы. Я бы не выдержала. Я бы умерла сразу.
— Умирать из-за мужчины? — приподняла бровь Алевтина, — вот уж ерунда, — усмехнулась подруга детства, но в душе ее бушевала буря. Именно тогда в голову Алевтины пришла чудовищная, но блестящая в своей простоте мысль. Конечно, Анна не умрет от разбитого сердца, но можно заставить ее поверить в измену, свести с ума, довести до отчаяния или даже больше. А там, будь что будет.
Через знакомых она вышла на человека, который творил чудеса с документами. Мастер переделки. Она принесла образцы почерка Павла — его старые записки, конспекты. Заплатила огромные деньги. И получила идеальную подделку. Письмо, полное жестокости и лжи, написанное “рукой” человека, которого Анна любила больше жизни.
Алевтина выследила момент, когда Павел улетел в Сибирь и с помощью курьерской службы, доставила конверт прямо в руки Анны.
Все получилось даже лучше, чем она могла мечтать. Анна не просто умерла, она исчезла, растворилась. Не осталось даже тела, которое можно было бы оплакивать. Остался только чистый, незапятнанный образ, который со временем, как надеялась Алевтина, должен был померкнуть в памяти Павла. Но он не померк. И сегодня этот образ ожил, чтобы свести с ума ее саму.
— Нет! — закричала Алевтина в рев мотора и ветра, — неееет! Этого не может быть! Она мертва! Я все сделала правильно!
Она яростно ударила по тормозам, пытаясь взять себя в руки, но вместо этого ее нога, обезумев от паники, вжала педаль газа в пол. Машина рванула вперед с бешеной скоростью.
Страх и осознание собственной вины слились в один всепоглощающий ужас. Двадцать три года. Двадцать три года она жила в этом замке из лжи, выстроенном на костях ее лучшей подруги и вот замок рухнул за один миг. Впереди, вынырнув из - за поворота, показались фаги встречного грузовика. Огромные, слепящие, неумолимые. Они словно выросли из самой преисподней.
У Алевтины не осталось времени даже на крик. Ее жизнь не пронеслась перед глазами. В последнее мгновение она увидела только одно: лицо Анны таким, каким оно было в их беззаботной юности, до всех этих мужей, писем и предательств. Они смеялись вместе, сидя на подоконнике детдомовской спальни и делясь одной шоколадкой пополам.
— Мы всегда будем вместе, Анька. Как сестры…
Стекло разбилось с оглушительным грохотом. Удар был страшным, всесокрушающим. И потом наступила тишина. Та самая, желанная пустота, в которой больше не было ни боли, ни страха, ни воспоминаний. А на землю наконец - то хлынул долгожданный ливень, смывая пыль с асфальта и пытаясь очистить мир от случившегося кошмара.
*****
Прошло полгода. Зима сдала свои позиции ранней, невероятно яркой и ласковой весной. Воздух в подмосковной усадьбе Гольданских был наполнен ароматом распускающихся почек, свежескошенной травы и сладковатым дымком от камина, который топили по вечерам уже скорее для уюта, чем для тепла.
В огромной светлой гостиной, где когда - то случилось немыслимое, теперь царила совсем иная атмосфера. Уютный хаос семейного счастья: на рояле стояла ваза с весенними цветами, сорванными Анной, на диване лежала вязаная ажурная кофточка для будущего малыша.
Анна — уже не Мария, а снова Анна Павловна Гольданская — сидела в глубоком кресле рядом с мужем. Ее рука лежала в его руке, и казалось, они не могли насмотреться друг на друга, наверстывая упущенные годы. Шрамы на ее лице стали менее заметными, не то чтобы затянулись, просто их затмили сияющие глаза и постоянная легкая улыбка.
— Знаешь, Паш, — говорила она, глядя на него, — я до сих пор иногда просыпаюсь ночью и не верю, что это не сон. Что я здесь. Что ты рядом.
Павел прижимал ее руку к своей груди.
— Это не сон, Анечка. Это наша вторая жизнь. И мы ее, черт возьми, не проморгаем. Я каждое утро буду благодарить того лесничего, что нашел тебя. И буду благодарить тебя за то, что ты выжила. За то, что вырастила нашу… нет, твою… нашу общую дочь, невестку такой чудной девушкой, — Павел с улыбкой посмотрел на Веру.
Вера, округлившаяся и сияющая, сидела на пуфе рядом с мамой и Павлом Александровичем.
— Я уже взрослая тетка, скоро сама мамой буду!»
— Для нас ты всегда будешь нашим маленьким лесным эльфом, — подхватил ее Алексей, обнимая ее за плечи и целуя в макушку.
Двери в гостиную распахнулись с театральным скрипом, и на пороге возникли две неразлучные фигуры. Элеонора Брониславовна, в элегантном костюме для путешествий и с новейшим айпадом в руках, и ее верная оруженосца — баба Нюра, сияющая во всех своих золотых зубах и в невероятной, цвета фуксии, шали, привезенной ими не то из Турции, не то из Таиланда.
— Ну, мои дорогие, — возвестила Элеонора, — мы приехали вас проведать ровно на два дня! Потом у нас круиз по Средиземному морю! Там просто божественно! Верочка, вам с Алексеем нужно обязательно там побывать.
Баба Нюра, поправив шаль, важно добавила:
— А я там себе магнит на холодильник с видами купила! И Алеше сувенир – деревянного ослика! Чтобы помнил, что жена у него упрямая! — она подмигнула Вере, которая рассмеялась.
Элеонора Брониславовна, наконец - то отошедшая от дел и с головой окунувшись в радости бабушки и путешественницы, с удовольствием устроилась в кресло.
— Ну, доложите обстановку! Как там мой правнук? Не безобразничает?
— Бабуль, он еще даже не родился! — засмеялся Алексей, – но пинается так, что кажется, хочет уже руководить “Виллой роз” вместо меня.
— И будет руководить! — с гордостью сказала Элеонора, — в него же гены великих основателей заложены!»Она с нежностью посмотрела на Анну, — вот вернулась моя главная помощница — и компания сразу вздохнула п - -новому! Я всегда говорила, что “Вилла роз” — это детище Анны и Александра Николаевича. Я лишь хранила ее до возвращения хозяйки.
Анна улыбнулась. Возвращение в компанию, которую она когда - то создавала вместе со своим свекром, великим ученым, далось ей нелегко. Пришлось осваивать новые технологии, вникать в изменившийся рынок. Но это было ее дело, ее детище, ее страсть.
— Не я одна, Элеонора Брониславовна. Вера мне сейчас главный помощник и переводчик. Мы с ней столько новых контрактов с голландцами заключили! Настоящий семейный подряд!
— Ой, да брось ты эту “Брониславовну”! — махнула рукой бабушка, — я теперь просто бабушка Эля. И точка.
В это время Павел принес огромный торт, украшенный сахарными розами.
— В честь возвращения наших блудных бабушек с отдыха, — объявил он, — и за то, что мы все здесь, вместе. Несмотря ни на что.
Когда торт был разрезан и чашки наполнены чаем, Вера положила руку на свой живот и сказала тихо:
— Знаете, мы с Алексеем точно решили. Если будет мальчик — назовем его Александром. В честь прадеда. Основателя нашей семьи и нашей компании.
В гостиной воцарилась трогательная, немного слезливая тишина. Элеонора вытерла слезы изящным платочком.
— Саша был бы так счастлив… — прошептала она, — он всегда знал, что все у нас будет хорошо.
— А если девочка? — с притворной строгостью спросила баба Нюра, — вы тоже уже имя придумали? А то ослик-то у меня один!
Все рассмеялись.
— Если девочка, — торжественно провозгласил Алексей, обнимая жену, — то назовем ее Мария. В честь двух удивительных женщин, которые вырастили и спасли нашу Веру. Нашу общую надежду и наше счастье.
Анна посмотрела на дочь, на своего мужа, на всю эту шумную, неидеальную, но такую родную семью, которая приняла ее обратно, несмотря на все перипетии судьбы. Она поймала взгляд Павла, и в нем было столько любви, что сердце зашлось от счастья.
За окном садилось яркое весеннее солнце, окрашивая небо в нежные персиковые тона. Где-то в лесу, на опушке, под высокой березой, тихо шелестели листья, будто давая свое молчаливое благословение. Жизнь, жестокая и непредсказуемая, в итоге сделала свой виток и подарила им всем то, о чем они даже боялись мечтать, — вторую счастливую жизнь и они были полны решимости использовать ее на все сто.
Самые обсуждаемые и лучшие рассказы.
«Секретики» канала.
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала ;)
(Все слова синим цветом кликабельны)