Июльское солнце плавило асфальт Девятовграда, превращая город в раскаленную сковороду. Воздух дрожал от жары, и даже тени казались ленивыми и вялыми. В такой день Рустинья Правдина, человек с обостренным чувством справедливости и неиссякаемым запасом любопытства, получила приглашение, от которого не могла отказаться. Пиночет Будник, старый друг позвал на шашлыки и баню с ночевкой в товарищество "Первомайское"..
Сады Первомайского микрорайона, обычно утопающие в зелени и ароматах цветов, сейчас выглядели немного притихшими под натиском зноя. Но это не помешало собраться колоритной компании. Помимо Рустиньи и Пиночета, там были: Ефим Алексеев, всегда готовый к философским беседам; Феликс Заценимир с женой Оксенией, чья пара всегда излучала какую-то особую, немного театральную гармонию; Дэрмис Чюжиков, чья жена Заносения, как всегда, пребывала в состоянии легкой, но постоянной истерики, граничащей с паранойей; Лекс Ива, с неизменным баяном, готовый поднять настроение любой компанией; и, сосед по саду, семидесятилетний Энавентий Садольский, человек с добрыми глазами и руками, умеющими творить чудеса с землей.
Вечер прошел в атмосфере дружеского застолья. Ароматный дым от шашлыков смешивался с запахом нагретой хвои и трав. Лекс Ива играл на баяне, и под его мелодии даже Заносения на мгновение забыла о своих "тараканах в голове". После сытного ужина настало время для главного события – бани. Пар был густой и обволакивающий, смывая усталость и дневную жару. Смех и шутки разносились по саду, создавая ощущение полного умиротворения.
Когда пар рассеялся, все, уставшие, но довольные, разошлись по своим койка-местам в домике, в бане. Рустинья, устроившись в своем уютном уголке, быстро уснула под мерное стрекотание цикад.
Утро встретило ее не ласковым солнцем, а пронзительным криком какой-то птицы. Рустинья потянулась, собираясь выйти в сад, чтобы насладиться прохладой раннего утра. Но едва она ступила на траву, как ее взгляд упал на баню. И сердце ее замерло.
На стене бани, распятый на грубо сколоченных балках, висел мертвый Энавентий Садольский. Его глаза были широко открыты, застывшие в немом ужасе. На его лице застыла гримаса боли.
Рустинья, несмотря на шок, почувствовала, как в ней просыпается ее природное любопытство и жажда справедливости. Она не могла просто стоять и смотреть. Кто мог совершить такое? И зачем?
Она осторожно подошла ближе, стараясь не нарушить место преступления. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь пением птиц, которые, казалось, не замечали трагедии. Рустинья огляделась. Никаких следов борьбы, никаких посторонних предметов. Только мертвый Энавентий и тишина.
Первым делом она разбудила Пиночета. Его лицо, обычно добродушное, исказилось от ужаса, когда он увидел тело соседа. Затем были разбужены остальные. Каждый реагировал по-своему: Ефим Алексеев пытался найти рациональное объяснение, бормоча что-то о несчастном случае, хотя его глаза выдавали сомнение. Феликс Заценимир, обычно такой артистичный, выглядел бледным и растерянным, обнимая свою жену Оксению, которая тихо всхлипывала. Дэрмис Чюжиков, напротив, казался более собранным, но его лицо было напряжено, а Заносения, как и следовало ожидать, тут же начала жаловаться на приступ паники, хватаясь за сердце и проситься домой. Лекс Ива, потеряв всякую охоту к музыке, стоял с опущенным баяном, его обычно веселые глаза были полны недоумения.
Рустинья, несмотря на всеобщее смятение, взяла себя в руки. "Нам нужно вызвать полицию," – сказала она твердым голосом, который, казалось, немного успокоил остальных. Пока Пиночет искал телефон, Рустинья начала осматривать место происшествия более внимательно. Она обошла баню, внимательно изучая стены, пол, и, конечно, тело Энавентия. Никаких следов веревок, кроме тех, которыми он был прибит к стене. Никаких отпечатков, кроме тех, что могли принадлежать самому Энавентию.
"Это не похоже на самоубийство," – пробормотала она, осматривая положение рук и ног покойного. "И не похоже на обычное убийство. Кто мог так поступить с добрым стариком?"
Когда полиция прибыла, Рустинья уже успела собрать свои наблюдения. Она рассказала следователю о всех присутствующих, о вчерашнем вечере, о том, что никто не слышал ничего подозрительного. Следователь, пожилой мужчина с усталым взглядом, внимательно выслушал ее, затем обратился к остальным.
Допросы начались. Каждый из гостей сада "Первомайское" был допрошен по отдельности. Пиночет Будник, как хозяин приглашения, был первым. Он клялся, что ничего не слышал и не видел, кроме того, что увидел утром. Ефим Алексеев пытался рассуждать о возможных мотивах, но его логические построения казались неубедительными. Феликс и Оксению Заценимир, как пара, давали схожие показания, но их нервозность была очевидна. Дэрмис Чюжиков, напротив, был спокоен, но его спокойствие казалось немного наигранным. Заносения, конечно, была слишком занята своими страданиями, чтобы дать внятные показания. Лекс Ива, с его открытым и простодушным характером, казался искренне шокированным и неспособным на обман.
Рустинья же, не дожидаясь официальных выводов, начала свое собственное расследование. Она знала Энавентия как человека доброго, но немного замкнутого. У него не было врагов, по крайней мере, в саду. Но что, если враг был не здесь? Или враг был среди них?
Она вспомнила, как вчера вечером Энавентий, немного выпив, рассказывал о своих планах. Он собирался продать часть своего участка, чтобы помочь дочери с ипотекой. "Может, кто-то не хотел, чтобы он это сделал?" – подумала Рустинья.
Она снова подошла к бане. Присмотрелась к стене, к тому месту, где был распят Энавентий. Балки были грубо сколочены, но крепко держались. Кто мог их прибить? И когда?
Вдруг ее взгляд упал на небольшую, едва заметную царапину на одной из балок, рядом с головой Энавентия. Она была свежей, будто оставленной недавно. Рустинья присмотрелась внимательнее. Царапина была неглубокой, но четкой, словно от острого предмета. Она вспомнила, как вчера вечером, когда все сидели у мангала, Энавентий показывал свой новый садовый нож, который он купил для обрезки роз. Нож был с острым, изогнутым лезвием.
"Нож..." – прошептала Рустинья. Она огляделась, ища что-нибудь, что могло бы послужить орудием. Ничего. Но мысль уже зародилась. Если это был нож, то кто мог его использовать? И почему он был оставлен здесь?
Она вернулась к допросам, но теперь с новым углом зрения. Она стала задавать вопросы, которые могли бы выявить скрытые мотивы или нестыковки в показаниях.
"Пиночет," – начала она, когда следователь ненадолго отошел, – "Ты сказали, что вчера вечером Энавентий был в хорошем настроении. Он говорил о продаже участка?"
Пиночет кивнул. "Да, говорил. Радовался, что сможет помочь дочери. Говорил, что уже договорился с покупателем, но не назвал имени. Ты ж тоже была".
"А ты, Фим," – обратилась Рустинья к нему, – "Говорил о несчастном случае. Но что именно могло произойти? Энавентий упал и ударился головой о балку?"
Ефим пожал плечами. "Ну, я не знаю. Просто пытался найти логику. Но, конечно, это выглядит... странно."
Рустинья подошла к Феликсу Заценимиру. "Фил, ты ж вчера вечером много говорили о театре. Не заметил ли чего-нибудь необычного в поведении Энавентия? Может, он был чем-то обеспокоен?"
Феликс задумался. "Он был немного задумчив, да. Но я списал это на усталость. А Оксению он вчера вечером угощал своим фирменным грибным вареньем. Она потом весь вечер его хвалила."
Рустинья перевела взгляд на Оксению, которая все еще выглядела бледной. "Ксюх, помнишь, когда именно Энавентий дал всех варенье?"
Оксения прикрыла глаза, вспоминая. "Это было после бани. Он принес баночку из своего погреба. Сказал, что это его лучший урожай того года"
"Чюжиков," – обратилась Рустинья к нему, – "Ты сказали, что спали крепко. Ничего не слышали?"
Дэрмис покачал головой. "Ничего. Я очень устал после дороги."
"Ива," – последним обратилась Рустинья к баянисту, – "Когда играл вчера вечером. Энавентий слушал?"
Лекс Ива кивнул. "Слушал. И даже подпевал. Он любил старые песни."
Рустинья вернулась к бане. Царапина на балке. Нож. Продажа участка. Кто мог быть покупателем? И почему он не был назван?
Она вспомнила, как вчера вечером, когда все сидели у костра, Дэрмис Чюжиков, обычно такой сдержанный, вдруг стал очень разговорчивым. Он рассказывал о своих финансовых проблемах, о том, как ему нужны деньги из-аа ипотеки . Он даже намекнул, что готов на крайние меры, чтобы их получить.
"Крайние меры..." – пронеслось в голове Рустиньи. Она посмотрела на Дэрмиса Чюжикова, который стоял чуть в стороне, стараясь не привлекать к себе внимания. Его спокойствие теперь казалось ей подозрительным.
Рустинья подошла к нему. "Дэрмис," – начала она мягко, но с настойчивостью, – "Вы говорили с женой вчера о финансовых проблемах. А вы знали, что Энавентий собирается продавать часть своего участка?"
Дэрмис вздрогнул, но быстро взял себя в руки. "Нет, не знал. Откуда мне знать?" – ответил он, избегая ее взгляда.
"Но вы же соседи по саду," – продолжала Рустинья. – "И вчера вечером вы были очень откровенны. Вы говорили о том, что готовы на все ради денег. А Энавентий как раз собирался получить деньги за продажу участка."
Лицо Дэрмиса побледнело. "Это не имеет никакого отношения к делу!" – резко сказал он.
"А как насчет вашего инфаркта?" – внезапно спросила Рустинья, глядя прямо в глаза Заносении, которая стояла рядом с мужем. – "Вы сказали, что у вас приступ паники. Но вы выглядели очень взволнованной еще до того, как увидели тело. Вы знали что-то, что могло вас так напугать?"
Заносения затрясла головой, ее глаза наполнились слезами. "Я... я просто всегда волнуюсь. Это моя болезнь."
"А твой мужик," – не унималась Рустинья, обращаясь к Дэрмису, – "Он вчера вечером был очень разговорчив. Может быть, он что-то слышал или видел, но боится сказать?"
Дэрмис сжал кулаки. "Я уже сказал, что ничего не слышал!"
Рустинья вернулась к бане. Царапина. Нож. Продажа участка. Дэрмис. Она вспомнила, как вчера вечером, когда Лекс Ива играл на баяне, Энавентий подошел к Дэрмису и что-то тихо ему сказал. Дэрмис тогда выглядел удивленным, а потом кивнул. Что они обсуждали?
Рустинья подошла к Лексу Ива. "Лекс," – спросила она, – "Помнишь, когда Энавентий подошел к Дэрмиске вчера вечером? О чем они говорили?"
Лекс Ива задумался, его брови сошлись на переносице. "Да, помню. дед Энавентий что-то шепнул Дэрми на ухо. Дэрмис тогда как-то странно посмотрел на него, а потом кивнул. Я не расслышал, что они говорили, но Энавентий выглядел довольным, а Дэрмис – как будто ему что-то не понравилось."
"А после этого, Лекс, ты заметили что-нибудь необычное? Может быть, Дэрмис куда-то уходил?"
"Нет," – ответил Ивас. – "Он остался сидеть у мангала. А потом все разошлись на "боковую"."
Рустинья снова посмотрела на баню. Царапина. Нож. Продажа участка. Дэрмис. И вот теперь – слова Лекса. Энавентий что-то сказал Дэрмису, что вызвало у того негативную реакцию. Что это могло быть?
Она вспомнила, как вчера вечером Энавентий, показывая свой новый нож, сказал: "Вот этим ножом я собираюсь обрезать розы, которые посадил для моей внучки. Она скоро приедет, и я хочу, чтобы все было идеально."
Рустинья, осмыслив все детали, поняла: Энавентий, желая помочь дочери, собирался продать участок, но Дэрмис, которому срочно нужны были деньги, узнал об этом и решил помешать. Вероятно, он подкараулил Энавентия после бани, и в ходе ссоры, используя садовый нож, убил старика, прибив его к стене бани. Заносения, зная о намерениях мужа, была в панике еще до обнаружения тела. Полиция, получив улики, арестовала Дэрмиса Чюжикова, а Рустинья Правдина вновь восстановила справедливость.
7.09.2025г.
